- Давай по второй, - предложил хозяин.
Теперь рука Ярмамеда уже не дрожала, а цепко взяла чашку. Выпив залпом, он лихо сплюнул и тут, будто впервые увидев Назназ, так и уставился на нее, жадно разглядывая толстые, в блестящих шелковых чулках ноги, пышную грудь, распиравшую платье.
- Что же случилось? - кокетливо спросила Назназ, польщенная вниманием гостя.
- А случилось то, Назназ-ханум, что вышел я из правления и, у школьного садика - знаете? - увидел, как в темноте блестят глаза, огромные, словно фары трехтонки. Волк или собака? Я свистнул, и вдруг огромный волк тремя прыжками кинулся на меня! - вдохновенно врал Ярмамед.
Назназ всплеснула руками:
- Ах, как интересно!
- Но бог пришел мне на помощь, рука нащупала на земле булыжник, и я с размаху обрушил камень ему на голову! Волк отпрянул, перемахнул через изгородь и скрылся с жалобным воем во мраке!
- Герой! Поистине ты съел волчье сердце... И правильно поступил, одобрил, лениво позевывая, Салман. - А теперь рассказывай, зачем пожаловал в такую пору. Да только не ври. А ты, Назназ, принеси-ка по стакану чая.
Хозяйка вышла на веранду, а Салман стоял, заложив руки в карманы брюк, и то приподнимался на носки, то опускался на пятки, будто на качелях раскачивался, всем своим видом показывая, что не верит ни одному слову счетовода.
Ярмамед заискивающе улыбнулся, закрыл глаза и попытался прикинуться уснувшим, но на Салмана это не подействовало. Сильной рукою он встряхнул гостя, приказал:
- Говори правду!
Ярмамед огляделся, нет ли поблизости Назназ, и бодро сказал
- У собаки спросили, сколько раз на дню ее бьют? "А это зависит от того, - ответила бедняга, - сколько раз встречаюсь с сукиным сыном..." Вот и я, друг, встречаясь - и уже не один раз с сукиным сыном, в беду попал!
- Точнее, - потребовал невозмутимый хозяин. - Точнее и короче!
- Куда уж короче? Ширзада знаешь? Такого вредителя земля еще не носила. Весь в папашу!
- Э, не удаляйся в седую старину. Говори, в чем дело?
- А в том, что у Ширзада и Наджафа, клянусь богом, неслыханные претензии! Норовят захватить в свои руки весь колхоз! Ширзад председатель, комсомолец - в заместители... Слышал пословицу: "В глухом ущелье и лисица - бек!"? Соберут вокруг себя родных и приятелей и почем зря примутся грабить колхоз. А колхоз, - ты-то ведь знаешь! - что дойная корова: на дне подойника всегда кое-что останется.
Салман и бровью не повел, будто не понял намека, сухо сказал:
- Это еще не факты, а домыслы. Если у тебя нет фактов, бери шапку в охапку и беги домой. Буду рад, если еще раз наскочишь на волка и он выпустит из тебя кишки!
"Что за подлая душа!" - ужаснулся Ярмамед и, запинаясь, пересказал весь разговор с Ширзадом. Он назвал себя скудоумным младенцем, бил себя кулаком в грудь, каялся в таких грехах, какие и не значились на его совести.
Салман вытаращил глаза:
- Значит, ты говорил против Рустама-киши? Герой, нечего сказать... А еще съел волчье сердце! Да ведь Рустам в гневе страшнее разъяренного верблюда!
Ярмамед упал на колени и поднял руки, словно свершал намаз.
- Братец, мы с тобой, как ноготь и палец! Ты - палец: куда ни повернешь, туда и я смотреть буду. А если ноготь сорвать, то пальцу тоже будет ой-ой как больно. С мясом ведь ногти-то вырывают!... Не губи! Ради тебя на пытки пойду!
В эту минуту появилась Назназ. При виде коленопреклоненного гостя она чуть не выронила из рук поднос с двумя стаканами чая.
- Да что с ним?!
- Перепил. Коньячок у тебя больно крепкий, вот ноги и не держат, пошутил Салман и, приподняв Ярмамеда за шиворот, толкнул его к столу. Садись, что-нибудь придумаем.
9
Сова гнездится в развалинах, летучая мышь лишь ночью отваживается летать.
Две недели Салман, встречая Рустама и Ширзада, ласково улыбался и тому и другому, но не обмолвился ни одним лишним словом.
Лишь узнав от Ярмамеда, что председатель опять повздорил с парторгом, Салман решил: настал его час!
- Никогда не думал, что Ширзад окажется таким неблагодарным, - сказал он тихо Рустаму. - Пока отца не реабилитировали, так он прикидывался ягненком, а сейчас выпустил когти. Старики говорят, что и отец его был заносчивым.
Они сидели в правлении, двери кабинета были плотно прикрыты, да и в соседних комнатах уже никого не было, кроме Ярмамеда.
- Вздор мелешь! - буркнул, хмурясь, Рустам. - Касум Кенгерли был благороднейшим человеком. Это он всех нас вывел на светлый путь. Каким бы ни был сын, а хаять Кенгерли не позволю.
Открыв ящик письменного стола, председатель вынул какую-то бумагу и, затянувшись так, что табак затрещал в трубке, будто сухие щепки в очаге, погрузился в чтение.
Салман почтительно молчал, сложив руки на животе.
- Не знаю, - не выдержал наконец Рустам, - чего ему надо. Сидел бы спокойно!...
- Клянусь твоей жизнью, дядюшка, сам в толк взять не могу. Казалось бы, бригадир, работай не работай, а трудодни идут. И собою не урод, не у нас, так в "Красном знамени" мог бы найти богатую невесту. Сам председатель поддержал его авторитет, рядом с собою усадил, рекомендовал в секретари!
Салман на минуту задумался и вдруг так и засиял торжествующей улыбкой:
- Да ведь суть-то именно в секретарстве! Клянусь твоим здоровьем, дядя, с того часа, как парня избрали секретарем, он переменился к худшему! Подготовка к весеннему севу, видишь, его не удовлетворяет!
Салман хотел было выложить еще много выдуманных им небылиц, но, посмотрел в нахмуренное лицо Рустама - и умолк.
Рустам скользнул острым взглядом по Салману и, наклонившись над бумагами, стал делать какие-то пометки красным карандашом.
"Как необъезженный жеребец, - подумал Салман, - того и гляди, ударит копытом! Такого приучать к седлу надо исподволь, осторожненько".
- Не сердись, дядюшка, но считаю долгом сказать, что как раз в вопросах весеннего сева Ширзад прав... - елейным голосом начал бухгалтер.
Рустам вынул изо рта трубку, поднял на Салмана прищуренные глаза, пожевал губами, но промолчал.
- Да, дядя, этот горлопан прав, - смело повторил бухгалтер. - Неплохо бы тебе приструнить кое-кого из бригадиров. Распустились! Чувство ответственности по теряли.
- Э, да ты стучишь молотком то по гвоздю, то по подкове, подозрительно заметил наконец председатель.
- Ни-ког-да! - воскликнул Салман, с досадой почувствовав, что покраснел. - С самого начала бью по шляпке гвоздя... Хочу, чтоб дела в колхозе шли великолепно и чтобы ты, дядюшка, мог высоко держать голову. Больше мне ничего не надо.
- Языком-то болтать вы все мастера! А ты выйди на трибуну и скажи: "Не путайтесь в ногах, демагоги, не мешайте нам честно трудиться!..." Вот тогда будешь молодцом.