Майя взяла крикуна на руки, и он тотчас замолчал, стал искать грудь... Гарагез сунула ему соску, младенец зачмокал и зажмурился.
- Близнецы?
- Да, да близнецы, - кивнул Керем. - Пять месяцев уже... Это, - он показал на лежавшего у Майи крикуна, - Хури, а это Пери.
Он осторожно взял у Майи ребенка и начал качать. От рубахи, от брюк и даже от бороды Керема пахло бараньим салом и собачьей шерстью. Майе чабан нравился: степенный, рассудительный, сразу видно - добродушный.
Хотя в палатке было чисто, но и больная женщина, прикрытая залатанным одеялом, и люлька с близнецами, и полумрак вызывали такое ощущение заброшенности, что у Майи болезненно сжалось сердце. Ей было стыдно, что на ней нарядное голубое пальто и шелковая косынка, что ногти ее покрыты ярко-красным лаком: так неуместно было все это в палатке чабана. "Неужели они всю зиму здесь жили?" - подумала она.
- Домой бы пора, скоро солнце сядет, - громко сказал Салман, недовольный, что завез сюда Майю.
- Спешить некуда, успеем, - холодно ответила Майя, подошла к больной, села рядом с ней и ласково спросила: - Что с тобою, сестрица?
Та приняла Майю за врача, с надеждой посмотрела на нее и сказала:
- Доктор, пылью рассыплюсь по тем дорогам, которые тебя сюда привели. Помоги. Жарко, все тело пылает, будто на углях лежу. От жара язык распух и губы потрескались.
Салман протяжно свистнул, круто повернулся на каблуках и поспешил удалиться.
- Термометр, - попросила Майя у Керема. - Где аптечка? Есть у вас жаропонижающее?
- Ничего у нас нет, - с виноватым видом сказал Керем.
- Как нету? В степи живете, под открытым небом? Что здесь, колхозная ферма или бекское стадо? Как можно терпеть такое безобразие?
- А что я могу сделать? - ответил Керем. - День и ночь со стадами, то в горах, то в степи. Где тут думать о лекарствах...
- Требовать надо, - отчеканила Майя и встала. - Требовать от правления, от председателя, от райкома партии!
Керем смущенно улыбнулся и развел руками: он не привык к таким разговорам. У Рустама-киши требовать!... Да он так шуганет, что ноги не унесешь.
В палатку вошел невысокий худощавый человек, представился Майе:
- Гошатхан.
Майя вспомнила, что так зовут заведующего отделом народного образования; не раз Рустам-киши по вечерам поминал его, называл упрямцем из упрямцев.
- Вот полюбуйтесь, - возмущенно сказала она. - Вы же районное начальство!
- Ну, какое я начальство, - ответил Гошатхан. - Был бы я начальником... Вот Салман действительно начальник. Эй, бухгалтер, иди-ка сюда!
Салман, стоявший около палатки, с брезгливой гримасой бросил окурок, затоптал его и подошел. Он слышал весь разговор и счел необходимым заступиться за Рустама.
- Аи, Керем, Керем, совесть надо бы иметь, зачем все сваливать на председателя? Председатель - такой же человек, как ты: два глаза, две наги, две руки. У председателя - хлопок, зерновые, огороды, строительная бригада, вот Дом культуры начали сооружать, миллиончика в три обойдется! Если ты сам безрукий, то другие не виноваты...
- Хорошо твой голос звучит, да в Коран ли смотришь? - тряся бородкою, возразил Керем. - Лично тебе сколько раз жаловался! А ты помог, ну, скажи, помог?
- Я с себя ответственности не снимаю. - Салман решил изменить тактику. - Все мы виноваты. Да вот спроси товарища Гошатхана.
- Нет, нет, меня в свидетели не бери! - прервал Гошатхан. - Не обрадуешься. Везде скажут: и Рустам и ты чабанов за людей не считаете. Думаете, что чабаны могут и на снегу, и на мокрой земле спать, кино им вовсе не нужно, а детям их и в школу можно не ходить.
Не повышая голоса, Салман выразил полное согласие со словами Гошатхана:
- А я о чем толкую? Заведующий фермой и обязан требовать для чабанов и аптечку и кинопередвижку.
За палаткой заржал жеребец, и Салман, облегченно вздохнув, снова исчез.
Больная затихла. Майя набросила на нее бурку Керема, погладила по щеке, ей хотелось хоть как-нибудь помочь несчастной женщине.
Гарагез внесла на подносе чай, поставила на расстеленный посередине палатки ковер, но, сколько хозяин ни упрашивал, ни Майя, ни Гошатхан не смогли заставить себя выпить хоть глоток.
- Вы думаете, не говорил? Говорил: "Аи, дядюшка, пятнадцать детишек школьного возраста, - жаловался Керем - Ну что тебе стоит устроить интернат в колхозе! На худой конец, давай построим в становище зимний дом, пусть учительница хоть через день наведывается".
Никакого внимания...
- Кто больше верблюда? Слон. А кто старше Рустама? Райком партии. Вот туда и надо было идти, - сказал Гошатхан, и снова грустная улыбка тронула его сухие бесцветные губы.
- Кто поминает мое имя?! - раздался бас Рустама.
Полог отдернулся, и в палатку вошел председатель "Новой жизни". При виде Гошатхана он многозначительно хмыкнул, взбил и без того пышные усы.
А Гошатхан, не обращая на него внимания, опустился на ковер и взял стакан чая.
4
Салман по ржанию своего жеребца понял, что где-то близко от становища едет на серой кобылице Рустам-киши.
"О черт, как все нескладно получается! - выругался Салман. - Хоть бы успеть предупредить, что здесь Гошатхан и Майя!" И он побежал навстречу председателю.
Вчера вечером Рустам заглянул к Салману и поручил ему съездить в становище. До председателя дошли слухи, что заведующий крадет овец, актирует каждую неделю пять-шесть голов будто бы издохших или унесенных волками, а на самом деле попросту отправляет их на базар. Надо проверить книги учета, побеседовать с чабанами.
- Будет сделано, дядюшка, - заверил Салман и как бы случайно придвинул к нему рюмку коньяку.
А Назназ прямо-таки с ног сбилась, угощая гостя, улыбалась, заглядывала ему в глаза.
Рустам добавил, что собирается побывать в районе, согласовать с начальством новые, увеличенные планы, а заодно и поговорить о назначении Салмана.
- Бухгалтером ты был никудышным, никакой пользы не принес, посмотрим, что сделаешь на посту заместителя, - пошутил Рустам и подмигнул Назназ.
- На любой службе буду верным слугою. Голову, если хочешь, принесу в жертву, - не поднимая глаз, залепетал Салман.
- Аи, дядюшка, он в тебе души не чает - и днем и ночью возносит хвалу! - с улыбкой сказала Назназ. - Имя твое не сходит с его уст. - И, подавая гостю блюдечко кизилового варенья, смущенно призналась: - С одним я не согласна: стариком тебя называет!
- А как же меня называть? - заинтересовался Ру стам.
- Аи, киши, это от нынешних парней старческой плесенью несет! Да ты моложе их, крепок, как чинара, руки, будто у пехлевана, грудь колесом выкатишь - так скала рухнет. Какой же ты старик!