- Мы это знаем из посевной сводки, - и похлопал ладонью по лежавшей перед ним бумаге. - Знаем и то, что колхоз отстает. Наверно, товарищ Шарафоглу с вами об этом уже говорил. Могу заранее сказать, райком партии уверен, что колхозники "Новой жизни" справятся с трудностями... Но сейчас райком интересует совсем другой вопрос.
Пока Аслан говорил, Рустам пытался угадать по его тону, успел ли Гошатхан свершить свое скверное дело. Но секретарь был непроницаем.
- Партия, товарищ Рустамов, - продолжал Аслан, - придает большое значение местной инициативе, творческому почину трудящихся. Долгое время этому не уделялось внимания, из центра предписывали колхозам и севообороты, и сорта семян, и сроки сельскохозяйственных работ. Теперь с этим покончено. Теперь, как вы знаете, партия ждет, что сами колхозники, в зависимости от местных условий, найдут наиболее верные и быстрые пути к процветанию. Вот скажите, думали ли вы об этом?
Рустам предполагал, что начнется обычный разговор о севе и поливе, и не сомневался, что Аслан, как и прежние секретари, станет читать ему нотации, грозить выговором и всякими другими бедами. Но беседа пошла необычная, и к ней он не подготовился. Чтобы выиграть время и собраться с мыслями, он потянулся за кисетом.
- Можно курить?
Аслан бросил взгляд на табличку "Просьба не курить", усмехнулся и сказал:
- Если невмоготу, то кури.
- Почему же невмоготу? Потерпим. - Рустам спрятал кисет и, припомнив, начал высказывать кое-какие свои соображения о кукурузе, о квадратно-гнездовом посеве хлопка, об огородах... Аслан слушал с интересом, записывал, но опять не дал председателю договорить.
- Мысли чрезвычайно заманчивые и перспективные. Одобряю. Но ведь это мысли одного Рустама-киши или, в лучшем случае, правления. А каковы предложения самих колхозников?
Рустам замялся. Ему трудно было признаться, что с народом не советовался, потому что, по совести говоря, не испытывал нужды в этом, и он ответил общими словами, что, дескать, ценные предложения рядовых тружеников правление берет на учет.
- Конкретнее, конкретнее, - попросил Аслан.
Но как Рустам ни бился, ничего конкретного, кроме ночного разговора с Салманом, припомнить не смог.
- Видишь, - нарушив томительное молчание, сказал секретарь, получилось-то некрасиво... Почему? Да потому, что в ваших планах никак не выражены желания народа. А партия нам говорит: в первую очередь поддерживайте инициативу народа. Талантлив весь народ, и мы, руководители, сильны лишь его разумом и его талантом. Было время, когда мнение одного руководителя превращалось в закон и для района и даже для республики. Горькие плоды это принесло, сам знаешь. Как пословица гласит: "Ум хорошо, а два лучше!" Некоторые руководители позабыли об этой народной мудрости, ставили себя выше народа, смотрели сверху вниз на людей. Они учили и тех, кто пашет землю, и тех, кто делает машины, и тех, кто добывает из недр Апшерона нефть, и тех, кто преподает школьникам грамоту. Да еще требовали, чтобы их благодарили, "ура" кричали, аплодировали... Нечего удивляться, что у таких деятелей голова закружилась, что они поступали глупо и незаконно, принесли людям горе и в конце концов сами опозорились.
Рустам слушал и не мог взять в толк, зачем Аслан с таким жаром рассказывал ему о руководителях, оторвавшихся от народа. С подобными речами уместно обращаться к высокопоставленным людям, но не к председателю колхоза, живущему в самой гуще народной.
Молчавший до сих пор с унылым видом Гошатхан неожиданно повернулся к Рустаму и сказал:
- Не обижайтесь, товарищ Рустам, я вам скажу прямо: там, где бараны и овцы дороже людей, дело не пойдет на лад, как ни бейся.
Рустам хотел было ответить, но секретарь движением руки остановил его и продолжал:
- Председатель колхоза - должность серьезная, первостепенная. Под его началом трудятся сотни людей. Результаты труда каждого колхозника во многом зависят от способностей и умения председателя. И первое требование, какое я бы предъявил к руководителю колхоза, - уважай человека, люби человека, цени и береги его.
- Да, товарищ председатель, - снова не сдержался Гошатхан, - ты к людям относишься без уважения. Да хоть бы на вашей ферме: разве там для чабанов созданы элементарные бытовые условия?
Рустам улыбнулся.
- Керем - неряха и лентяй. Разве это серьезная личность? Чистую постель себе, своей семье не может устроить. Отделаюсь от весеннего сева, тогда и за ферму возьмусь, наведу порядок.
Он говорил и чувствовал на себе неотступный взгляд Аслана, - тот как бы изучал Рустама, следил за каждым движением его бровей, за его улыбкой. Это наконец взорвало Рустама,
- Товарищ секретарь, зрители всегда уверены, что пехлеванам бороться легко. Приехали, понюхали, наслушались разных сказок и сплетен и отбыли восвояси. А я пока одну овцу выращу, сам в барана превращусь, - устану до полного отупения!... Прошу, спросите при мне заведующего районным отделом народного образования: что ему от меня нужно? Да, мы как-то поссорились, не отрицаю: он сказал два лишних слова, я - четыре... Грешен в этом. - Рустам широко развел руками. - Но теперь, теперь-то чего ему неймется? То мчится на ферму, собирает недовольных, то рыскает по полям, митинг устраивает! Надоело мне это, ой как надоело!
У Гошатхана покраснела шея и остренький носик зашевелился, но Аслан поднял руку, как бы останавливая его.
- Мы, замечаю, не понимаем друг друга, Рустам-киши, - мягко сказал секретарь. - Я пригласил тебя сюда не для того, чтобы учить выращивать овец или сеять хлопок. Все это ты знаешь лучше любого из нас. Но есть вопросы, в которых я разбираюсь лучше, и потому имею право говорить с тобою откровенно. Партия этому нас учит. А партия для коммуниста - святое дело. Не так ли?
- Партия для меня во сто крат дороже, чем многим, бьющим себя в грудь!
- Это очень хорошо, дорогой Рустам! Значит, и ты согласен, что есть вопросы поважнее овцеводства и уборки урожая. Труднее самых трудных житейских дел... Я говорю, как ты, вероятно, уже сам догадался, об отношении к людям. Подумай только, сможет ли председатель колхоза, директор завода, партийный работник выполнить решения Двадцатого съезда, если не сумеет сплотить людей и вдохновить их? Не случайно я заговорил с тобой о всенародной инициативе, о поддержке творческих начинаний рядовых колхозников.
- А я чем, по-вашему, занимаюсь? - не сдавался Рустам, - И днем и ночью в поле, в прохладном местечке не отсиживаюсь, работаю не от восьми до пяти, как некоторые. Одна забота - о колхозе.
Как всегда, и в эту минуту он был искренним, но на Аслана его слова не произвели впечатления.
- Напрасно, совсем напрасно, Рустам-киши, считаешь, что, кроме тебя, так уж никто и не болеет душою за дело. Не много ли на себя берешь, а?... Возьми хоть Гошатхана. Захочет - завтра-же уедет в город, получит спокойную службу. И оклад будет посолиднее, чем здесь. И ведь ему предлагали переехать, а он почему-то остался. А как я стал районным работником? Ведь мне в жизни никогда не приходилось заниматься колхозами.
"То-то и взял себе в помощники Гошатхана! - со злостью подумал Рустам. - Сам в колхозных делах неуч, а понадеялся на демагога".
Аслан понял, почему так угрюмо сверкнули глаза Рустама, но продолжал спокойно, не повышая голоса!
- Работал я в Академии наук; судя по всему, ценили, жена преподавала в средней школе, детишки учились. А вот все оставил, приехал сюда... И не подумай, что под нажимом, по принуждению: нет, сам вызвался. Почему? А потому, что судьба науки, которой я посвятил жизнь, решается здесь, в Мугани! И партия очень целеустремленно взялась за подъем сельского хозяйства. В такое время думать о личном благе унизительно для коммуниста.
"Да он агроном, что ли? Экономист?" - подумал Рустам.
- Меня привела сюда, в Мугань, страстная жажда борьбы, - продолжал Аслан. - Борьба идет не только за урожай, не только за хлопок, но за счастье народа...
Рустам опять почувствовал уважение к этому городскому интеллигенту, не похожему на районных работников, к которым он привык, с которыми то ругался, то мирился и уж во всяком случае, не очень-то считался.
- И я стараюсь, чтобы все люди жили счастливо, товарищ Аслан, - сказал председатель колхоза и впервые за всю беседу улыбнулся.
Помощник Аслана уже несколько раз заглядывал в дверь и покашливал напоминал, что в приемной ждут посетители...
Вероятно, встреча вот так мирно и закончилась бы, но строптивый Гошатхан не уклонился от поединка с Рустамом.
- Разговоры разговорами, слова словами, а надо бы изучить положение в колхозе и обсудить на бюро райкома. - Гошатхан подумал и добавил: - С широким колхозным активом.
- Не грози! - тотчас взорвался Рустам. - Не на пугливого напал. Хоть сотни раз проверяйте и изучайте, не боюсь!
Аслан стукнул карандашом по столу и сказал, что предложение Гошатхана вполне разумно, грозить почтенному Рустаму-киши никто не собирается. Кстати сказать, Рустаму сейчас же надо завернуть в райисполком, получить для фермы аптечку, кровати, радиоприемник, передвижную библиотечку. Аслан не сомневается, что Рустам-киши проявит присущую ему оперативность и приведет ферму в культурный вид. А над сегодняшней беседой ему надо серьезно задуматься и понять, что каждое время имеет свои требования и умные люди с ними считаются. Наконец председатель колхоза должен помнить: партия не простит ему бездушного отношения к труженикам.
- С работой мы справимся, ручаюсь! - Рустам поднялся. - Лишь бы заткнуть глотку недоброжелателям! Бомбардируют анонимками и МТС и, кажется, газету.
Аслан задумался.
- Я анонимкам значения не придаю, но если они тебя беспокоят... Ладно, посмотрю, узнаем, чьей рукой составлены.
Эти слова, как ни странно, мгновенно успокоили Рустама, и он с легкой душою вышел из райкома. Надо заметить, что, уходя, он колебался, подать ли руку, прощаясь, Гошатхану, но все-таки подал, а на лестнице тщательно вытер ее платком, будто прикоснулся к жабе...
В ближайшем магазине он купил банку варенья из лепестков розы и консервированный компот, зашел в больницу и попросил сиделку передать сверток жене Керема. Столкнувшись в коридоре с Мелек, он поблагодарил ее за внимание к больной, ничем не выдав своих чувств к Гошатхану.
Уже вечерело, когда он вошел во двор своего дома, вдохнул с вожделением запах чихиртмы, стоявшей на очаге, радушно поздоровался с женой и, предвкушая удовольствие мирного чаепития, поднялся на веранду. В глубине сада он заметил Майю и Першая, которые гуляли, обнявшись. Рустам негромко сказал Сакине:
- Чего они там шепчутся?