- Салмана, - без колебаний сказал Калантар. - Отличным станет председателем. Угодит тебе во всем и всегда.
- Вот этого-то я и боюсь.
Калантар-лелеш с подозрительной поспешностью добавил:
- Дело не в Салмане, я не настаиваю, предлагайте любую кандидатуру, но ведь бесконечно так продолжаться не может.
Аслан и сам последние дни колебался, думал что, может быть, стоит заменить Рустама. Но почему Калантар усердствует? Аслан уже подметил, что председатель исполкома всегда стремится устроить на ответственные посты своих друзей, что он терпеть не может тех, кто держится независимо, отстаивает свои мнения. Значит, Салман один из ближайших единомышленников Калантар-лелеша? Запомним. После войны Рустам работал в самых трудных условиях и много сделал для колхоза. Этого тоже забывать не надо.
- Посоветуемся на бюро, - коротко сказал Аслан и отпустил Калантара.
Когда доложили, что пришел Рустам, Аслан велел никого больше из посетителей не пускать: надо поговорить со стариком наедине, без свидетелей. Сегодня и вправду Рустама можно было назвать стариком, - он осунулся, почернел, в глубоко запавших глазах не было прежнего огня.
- Садитесь, товарищ Рустамов, - приветливо пригласил Аслан.
Рустам шел к столу медленно: ему хотелось догадаться, дошли ли до секретаря слухи о выговоре. Но лицо Аслана было непроницаемо, и Рустам с отчаянием спросил:
- Слышали?
- Самая быстрокрылая птица - слово! - улыбнулся Аслан. - Конечно, слышал. Какой бы я был секретарь, если б не знал, что творится в каждой партийной организации? Не знаю только, как, по-твоему, моя осведомленность - достоинство или недостаток?
- Решение бюро несправедливо, - стыдясь своего унижения, быстро сказал Рустам. - Немедленно отмените! Вот весь поседел. - Он провел дрожащей рукою по серебристой щетине на щеках и подбородке, - Если б состарился в пирах и гулянках, сюда бы не явился. Верите? За партию боролся, каналы строил в Муганской степи, на фронте сражался. Ну, еще колхозом занимался. И вот за все это наградили выговором. Первый и последний раз в жизни прошу: надерете этим молокососам уши, проучите их, пусть знают край, да не падают!...
Аслану было и жаль Рустама, и досадно, что, растерявшись, старик не способен понять, как изменилась жизнь. Может, согласиться с Калантаром и снять Рустама? Но ведь он еще полон отваги и настойчивости, жаждет борьбы, не страшится лишений, силен и энергичен. Как же можно его отправить на пенсию?
- Решение вынесли не молокососы, а члены партийного бюро, облеченные доверием всей партийной организации, - мягко сказал Аслан.
- Голосовали-то молокососы.
- Голосовали и тетушка Телли и старик Ахат. Однако и они не защитили тебя! Ты об этом подумал? Мы не имеем права не считаться с решением первичной парторганизации.
- Значит, подтверждаете? - спросил Рустам упавшим голосом,
- Мнение бюро райкома мне еще не известно. Я полагаю, что партийная организация колхоза права. Но не уверен, что бюро райкома согласится со мною, - сказал Аслан,
- А когда... бюро?
- Ну, торопиться не станем. Ты работай. Работай! Ведь может и так случиться, что сама партийная организация месяца через два изменит свое решение. Теперь все в твоих руках!
Рустам приободрился.
- Я мужчина. Значит, и с выговором буду работать, в этом, товарищ Аслан, не сомневайтесь. В старике еще немало упорства. Но вы хоть слегка припугните этих демагогов!
Аслан еле заметно улыбнулся: наивность Рустама его и смешила и злила.
- О ком это ты говоришь? Об авторах анонимок, что ли?
- А хотя бы!.
- Их мы накажем, - серьезно сказал Аслан.
- Но не щадите и молокососов, сеющих в колхозе смуту.
- А вот этого я тебе не обещаю. Представь, мне твои молокососы даже очень нравятся. - И Аслан опять усмехнулся.
- Что в них хорошего? - возмутился Рустам. - Ведь до чего дело дошло: я, председатель, оказывается, не имею права уволить проворовавшегося Керема. Пусть болячками выйдут и Керему и тетушке Телли мои благодеяния... Об одном умоляю, товарищ Аслан, если сюда Керем заявится, гони в шею!
- Вот на это я не способен. - Аслан с виноватым видом развел руками. Пока не было суда, Керем для меня такой же честный колхозник, как прочие.
- Да ведь сам Калантар-лелеш...
- С каких пор ты под дудку Калантара начал плясать? - прервал его Аслан. - Стыдись!... Я так гордился тобою, всем говорил: смотрите, вот у Рустама-киши есть свои убеждения; если нужно защитить колхозного активиста, он любого начальника одернет. Таким и должен быть каждый председатель.
Рустам опустил голову.
- Возвращайся домой, - мягко продолжал Аслан. - Делами фермы мы тоже займемся. А ты работай, действуй и не криви душой... Это у тебя плохо получается.
...Весь день у Рустама было хорошее настроение. По дороге в колхоз он с воинственным видом разглаживал усы и задорно щурился. А ведь выговор-то остался... Но это не угнетало его, как прежде.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1
Зноиное муганское солнце день ото дня грело все беспощаднее; жаждущая влаги земля покрылась змеистыми трещинами; в садах созревали ягоды и фрукты; с сенокосом уже управились, убрали ячмень и начинали выборочную жатву пшеницы.
В такое горячее время главная опора колхозников - МТС. Любуясь тучными нивами, люди с надеждой думали: "Шарафоглу не подведет, выручит!"
Обычно Шарафоглу не любил, когда его беспокоили дома служебными делами: он считал, что, если его помощники отвечают за свою работу, если их труд правильно организован, все вопросы можно разрешить в МТС и на поле.
В последние дни все изменилось: не было Шарафоглу в МТС - его находили в колхозе, не заставали в правлении - отправлялись искать в степи. А поздней ночью, усталого, поднимали настойчивыми телефонными звонками с постели. То звонил комбайнер: из-за поломки детали машина остановилась, присылай летучку. То председатель колхоза плакался, что у него горит пшеница: "Хоть один комбайн на денек!..."
Когда звонили из колхозов, особенно дальних, телефонистки, не дослушав, прямо соединяли с квартирой Шарафоглу.
И четкий, собранный Шарафоглу теперь нисколько не роптал: внимательно выслушивал каждого.
Аслан был этим недоволен.
- Разбалуешь, товарищ Шараф, людей. Сущее безобразие, из-за всякого пустяка к тебе бегут.
- Не беспокойся, - оправдывался Шарафоглу, - чужой груз на плечи не приму. Время такое! Представь, начинаю тревожиться, если телефон долго молчит. Думаю: беда какая-то стряслась, а от меня скрывают. А если ночью звонками не дают покоя, как-то на сердце веселее. Конечно, есть и такие, что зря лезут, но ведь нельзя же из-за них захлопнуть наглухо двери перед народом.
Шарафоглу не мог представить себе жизни без Муганских степей. От урожая зависело будущее Мугани, и Шараф был целиком поглощен заботами об уборке.
Он родился и вырос в семье учителя, больше пятидесяти лет преподававшего в народной школе. Еще в дореволюционные годы отец Шарафа, разъезжая по деревням, заботливо отбирал способных ребят и с согласия родителей отправлял их учиться в Баку и Ганджу.
Многие из питомцев старого учителя стали крупными деятелями Советского Азербайджана, навсегда связали свою судьбу с Коммунистической партией. Своему единственному сыну учитель внушил любовь к родному народу, к Советской власти, воспитал в нем терпение, упорство, трудолюбие.