Аслан часто наведывался в колхозы. Беседуя с людьми, вместе с ними борясь с солончаками и засухой, Аслан ощущал высокий душевный подъем и думал, что у поэтов такое состояние называется вдохновением. В этом он не ошибался.
В поездках он острее испытывал радость созидания, видел силу и своего труда, и труда народа-строителя.
Со многими колхозниками у него завязалась крепкая дружба. Аслан любил несговорчивых, упрямых с виду людей, умевших стойко бороться за свои убеждения, и не выносил подобострастных, которые на каждое слово секретаря райкома отвечали:
- Бэли, бэли..., да, да... Бэли, бэли... да, да!
Эти блеющие, словно овцы, людишки беспрекословно соглашались со всеми его указаниями, но работали вяло, скучно, всегда старались свалить с себя ответственность, обезопасившись разными бумажками и докладными,
Аслан знал, что те, с кем приходилось спорить до хрипоты, а кое в чем и уступать, кто не боялся ни бога, ни дьявола, кто напрямик критиковал ошибки райкома и райисполкома, только те и помогали ему, охотно подставляли плечи под его ношу.
Если Аслан хотел похвалить, то обычно говорил:
- Настоящий коммунист.
Такими настоящими - по духу, по убеждениям, по душевной чистоте коммунистами были, по мнению Аслана, Шарафоглу, Гошатхан, Ширзад, Кара Керем-оглу.
Как оценить Рустама, Аслан все еще не знал...
Больше всего его раздражало и настораживало, что председателя "Новой жизни" окружали такие льстецы, как Салман и Ярмамед.
Казалось бы, зачем секретарю райкома размышлять о таком ничтожном человеке, как Ярмамед? Много на свете неприметных, робких людей, сидят, склонившись над ведомостями, получают два раза в месяц зарплату, ни к чему не стремятся, ничем не интересуются, ничего не знают...
И все-таки Аслан не раз возвращался мыслями к Ярмамеду. Приглядевшись к юркому льстецу, можно найти и лазейку в логово, где притаились куда более хищные звери.
Аслан был сдержан, невозмутим, трудно его было вывести из равновесия, но и он вздрогнул, когда однажды заметил на тропке к логову хищников тень Калантара.
Нет, быть не может, слишком высокий пост занимает Калантар, слишком многое ему доверено; нужно быть или дураком, или законченным подлецом, чтобы связаться с Ярмамедом.
Эксперты выяснили, что все двенадцать анонимных писем, поступивших из "Новой жизни" в районные учреждения, написаны рукою Ярмамеда. Получив их заключение, Аслан вызвал бухгалтера в райком.
Пока дрожащий, бледный Ярмамед, вытянув тонкую шею, умоляющим взглядом встречал и провожал всех посетителей в приемной секретаря райкома, Аслан беседовал с Калантаром, Шарафоглу и Гошатханом о раздельной уборке хлебов.
Вошел помощник секретаря, дверь осталась открытой. Аслан заметил, что в приемной сидит Ярмамед.
- Знаете, кто бомбил нас анонимками из "Новой жизни"? - спросил Аслан.
Шарафоглу и Гошатхан с удивлением переглянулись - слишком неожиданным был вопрос, - а Калантар-лелеш насмешливо процедил сквозь зубы:
- Зачем заниматься пустяками в такой ответственный момент?
Аслан не ответил и попросил помощника пригласить в кабинет Ярмамеда.
А тот уже чувствовал себя в теснинах преисподней и в безнадежном отчаянии даже перестал молиться господу богу.
В кабинет Аслана Ярмамед не вошел, вполз, - ноги были словно ватные, спина согнулась, губы дергались.
- Садитесь, - сухо сказал секретарь райкома.
- Неприлично сидеть в присутствии столь высокой особы, - пролепетал Ярмамед.
Калантар-лелеш потянул его за пиджак.
- Садись, садись, слушай товарища Аслана.
- Что бы ни сказал высокочтимый секретарь райкома, я с ним согласен, заявил Ярмамед.
Аслан вынул из ящика стола папку с какими-то бумагами, но не раскрыл ее, а положил перед собою и спросил:
- Вы хорошо знаете Рустама?
- Как не знать, миленький... Председатель!..
- И какого вы о нем мнения?
Ужас охватил Ярмамеда. Вспомнился ему утренний разговор с Салманом. "Не бойся, никто тебя в подвал не запрячет, даром кормить такого обжору государству непосильно. Обычный деловой вызов", - успокоил его дружок, Салману легко рассуждать у себя дома, а каково извиваться Ярмамеду в райкоме! Если хотят снять Рустама, значит, требуется его очернить без жалости. Но вдруг условились выдвинуть Рустама на высокую должность районного масштаба?
- Вам это лучше известно, миленький, - пробормотал Ярмамед, стараясь не глядеть в глаза секретаря. - Не моему скудному уму решать такие задачки. Сидящий у яркого костра слепнет. Издалека-то куда виднее.
И Шарафоглу и Гошатхан поражались хладнокровию Аслана, его выдержке. Кажется, видывали всякие виды, но с таким, как Ярмамед, встречались впервые.
- Товарищ Ярмамед, мы считаем старого коммуниста Рустама-киши порядочным, честным, - сказал ровным тоном Аслан, - Такой не позарится на народное добро. Но, может, мы ошибаемся? Помоги нам.
- Истинно так, - кивнул Ярмамед, - во всем селе нет равного Рустаму-киши - наичестнейший человек, кристальная совесть.
- Вот видишь!... А мы получили анонимное письмо, где сказано, что Рустам унес с колхозной фермы трех баранов, продал на базаре, а на выручку купил жене и дочке обновки. Почитай-ка! - Аслан развязал папку, подал Ярмамеду письмо.
Чтобы протянуть время, собраться с силами, тот оседлал переносицу очками, перевязанными нитками, приблизил к глазам листок бумаги и сокрушенно покачал головой.
- Какой неразборчивый почерк. Будь проклята мать, родившая такого грамотея!
- Правильно написано? - повысив голос, оборвал его Аслан.
- Каждая буква отливает грязной клеветой! - воскликнул Ярмамед. - Чтоб рука отсохла у сочинившего эту пакость!...
- Ярмамед, мы точно знаем, что письмо сочинил ты. Ты! - с отвращением сказал Аслан.
- Клянусь твоим здоровьем, не писал! - Ярмамед развел руками. - Нужно быть сумасшедшим, чтобы поднять руку на своего благодетеля Рустама-киши. Раз ее я не знаю, что райком партии доверяет Рустаму? Так зачем же мне писать?...
Калантар с равнодушным видом чистил ногти перочинным ножом.
- Да оставьте вы беднягу в покое, - лениво посоветовал он. - Если так твердо стоит на своем, значит, не причастен к анонимкам.
Ярмамед сразу осмелел:
- Баллах, люди добрые, непричастен, непричастен, много у меня врагов, вот и решили погубить.