Рустам покровительственно оглядел секретаря. Такой больше года не протянет. На Мугани суровый климат, а у парня нет цепкой хватки, наверняка прокатят на выборах.
- Значит, товарищи, встречаемся здесь, в правлении, ровно в семь, сказал Аслан.
Рустаму почудилось, что за этим кроется какое-то коварство, будто сговорились заранее и собираются чем-то неприятно удивить его.
Чтобы вырвать у противников инициативу, он громко сказал Шарафоглу:
- Загляни-ка на берег Куры, полюбуйся своим комбайном: час работает, пять часов стоит...
- Да, я утром послал туда Наджафа, исправит, - спокойно ответил Шарафоглу.
Через несколько минут, показывая Аслану строившийся Дом культуры, Рустам оживился, с увлечением расписывая красоты будущего здания, хвастался напропалую.
- Дело, слов нет, хорошее, но ведь осенью придется пятьсот тысяч банку возвращать, - заметил как бы вскользь секретарь, - А как с оплатой трудодня? С неделимым фондом?
- Пожалуйста, не тревожьтесь! - воскликнул Рустам. - Долги будут погашены, в неделимый фонд отчислим не меньше миллиона. Откуда деньги возьмутся? Да в этом году колхоз соберет столько зерна, что Кара Керемоглу лопнет от зависти. Правда, кое-где с хлопком неблагополучно, весна-то выдалась трудная...
Председатель горестно вздохнул, а про себя подумал: "Лучше самому признаться, подготовить почву..."
На стройке кипела работа, стены уже высоко поднялись, лежали горы кирпича, тесаных камней, песка, валялись бочки с цементом. Рустам, размахивая руками, показывал, где будет библиотека, какой величины зрительный зал. Такой сцены не найдешь и в бакинских театрах...
Аслан добродушно засмеялся.
- Лишь бы этот Дом не пустовал двадцать девять дней в каждом месяце!
Обидевшись, Рустам возразил, что в колхозе уже существует коллектив художественной самодеятельности, недавно устроили блестящий концерт, товарищ Калантар посетил и отозвался одобрительно.
- Все это так, - согласился Аслан, - но почему-то на этом концерте парни танцевали отдельно от девушек?... Постыдились даже на сцене взять друг друга за руки.
Рустам задумался: "Я хитер, а секретарь - похитрее!"
Из-за угла показалась остренькая мордочка Ярмамеда и тотчас же скрылась.
У Рустама раздулись ноздри, он гаркнул:
- Эй, чего крадешься, как лиса к курице?
Непрерывно отвешивая поклоны Аслану и председателю, Ярмамед подошел, загребая негнущимися ногами пыль.
- Наш бухгалтер. Застенчив, как барышня, - представил Рустам. Безобидный, тихий, покладистый...
- Не родился ли от дочери падишаха, которая не купалась в море потому, что стеснялась рыб-самцов? - ехидно спросил Аслан, и судорога отвращения пробежала по его лицу.
- Нет, он вправду застенчивый, робкий, - продолжал восхвалять бухгалтера Рустам, взял из рук Ярмамеда папку, не глядя подписал какие-то бумаги.
- Ну, как твои недуги, Ярмамед? - спросил Аслан.
- Скорблю душой и телом.
- Вылечим, Ярмамед, вылечим!
- Пусть ваша тень вечно осеняет наши немощи! - И Ярмамед склонился чуть не до земли.
Неожиданно Аслан расхохотался, махнул рукой и быстрыми шагами направился к правлению, где стояла его машина.
Рустам ничего не понял в этом двусмысленном разговоре, нахмурился и, вернув бухгалтеру папку, свирепо покосился: сгинь с глаз... Когда он нагнал Аслана, секретарь райкома с досадой попенял:
- Что за привычка - подписывать на ходу документы? Могут подсунуть и такую бумажку, что век каяться придется. Помнишь пословицу: "Герой героя превосходит осмотрительностью"?!
Рустам успокоил секретаря: его работники знают, с кем имеют дело, прежде чем подать бумагу на подпись, сто раз проверят и пересчитают.
Аслан не стал спорить.
Председатель совсем расхрабрился и отважно заявил, что к тридцать девятой годовщине Великого Октября колхоз выполнит по всем статьям государственные поставки, достроит Дом культуры, проведет водопровод и электричество.
Аслан опять промолчал, но, когда приблизились к машине, вдруг спросил:
- Рустам-киши, а что бы ты сделал, если бы узнал, кто автор анонимок?
- Схватил бы за горло и выдавил ему душу! - внезапно охрипнув, прорычал Рустам.
Это было так страшно, что Аслан даже отстранился и только произнес:
- Ну-ну!
7
Стояла самая знойная пора лета. Степь выгорела, пожелтела, походила на верблюжью шкуру, лишь на поливных участках буйствовала зелень да неистребимые чертополох и сиркан упрямо тянулись к солнцу. Придорожные кусты, прикрытые плотной кошмой пыли, - стали серыми. Дорога с виду казалась гладкой, ровной: пыль занесла ухабы, но опытный шофер Аслана, привыкший кочевать с ним по району, непрерывно тормозил, чутьем угадывая, где выбоины. В опущенное окошко влетали клубы рыжей удушливой пыли. Закашлявшись, Аслан попросил поднять стекло: лучше обливаться потом, чем задыхаться. Сидевшие позади Рустам, Ширзад и Салман дышали тяжело, руками вытирали лица, - платки хоть выжимай.
Осмотрев строившуюся под надзором Салмана трансформаторную подстанцию, Аслан поехал на плантации хлопчатника: Рустам обещал показать самый лучший и самый худший участки. Когда машина поравнялась с изреженным чахлым участком, наследием Немого Гусейна, Аслан неожиданно остановил машину, распахнул дверцу и выпрыгнул, погрузившись по колено в слежавшуюся пыль.
"Неужели Гошатхан донес?" - подумал Рустам, но храбро последовал за секретарем.
Однако Аслан не поинтересовался хлопком. Перемахнув ловким прыжком через заросшую бурьяном канаву, он направился в глубь участка, где собрались женщины. Они окружили двух мальчишек, усердно стучавших по земле кетменями, громко кричали:
- Еще разик, по голове норови!
- Бей, руби проклятую!
Приблизившись, мужчины увидели на вытоптанной траве крупную извивающуюся гадюку: подростки перерубили ее остро отточенными кетменями, но каждый кусок омерзительной гадины приплясывал, дергался, трепетал.
Аслан поздоровался с женщинами, шутя обозвал их трусихами и посоветовал сходить к арыку умыться.
В стороне под туго натянутым брезентовым пологом ползали, толкая друг друга, двое младенцев в коротеньких рубашонках.
Аслан возмутился: