— "Огонь любви" не убивает сразу, в этом его неоспоримое достоинство по сравнению с "Вспышкой сладострастия", там жертва сразу погибает от апоплексического удара и не имеет ни малейшей возможности спастись!
Катерина огляделась по сторонам:
— Дамы и господа, если я сейчас придушу этого призрачного коновала, кто из Вас будет его оплакивать? И вообще, по чьей линии сей восторженный субъект, у нас я таких не припомню?
— Я Разумовский, — доктор выпрямился, чинно раскланялся на все три стороны, — Кирилл Владимирович Разумовский, дед теперь покойного князя Разумовского. У нас в роду принято называть сыновей или Владимир, или Кирилл, это наши родовые имена.
— Вы не поверите, есть и другие, — фыркнула тётка Катерина. — А к нам, уж простите за назойливость, Вы чего прибились? Пеклись бы о своих предках, чай есть ещё на земле Разумовские.
Кирилл Владимирович с видимым сожалением развёл руками:
— Увы, наша ветвь со смертью моего тёзки оказалась оборвана, мой внук не оставил после себя наследников, но… — мужчина выразительно поднял палец, — поскольку Яков Платонович является, пусть и незаконным, с точки зрения общества, продолжателем…
— Якоб мой сын, — резко отрубил Платон Карлович, лишь сейчас появившийся на семейном совете, — и сейчас ему очень и очень плохо. А потому предлагаю отложить разговоры и перейти непосредственно к действиям по его исцелению.
Кирилл Владимирович досадливо поджал губы:
— Я всего лишь хотел сказать, что опекаю Якова Платоновича на правах его родственника, только и всего. А "Огонь любви" утишается вот так…
Доктор разразился длинной речью, из коей даже самые внимательные слушатели разобрали лишь крапиву и чертополох.
— И всё-таки я его убью, — Катерина выразительно закатала рукава платья, — мне Разумовские никогда не нравились.
— Стоп, — Платон Карлович повелительно вскинул руку, кивнул по прежнему сидящей на полу Анне Викторовне. — Аннушка, возьмите перо и бумагу, записывайте рецепт. Кирилл Владимирович, Вы не торопитесь и говорите медленно, тщательно произнося каждое растение. Марта, душа моя, побудь пока с Якобом и мальчиками, им нужна твоя помощь. Иван Афанасьевич, успокойте дам, они могут случайно помешать Аннушке, а времени у нас в обрез, Михаэль сказал, что жар нарастает и сбить его не получается. Катерина, а Вас я попрошу собрать остальных наших почтенных родственников и устроить отравительнице маленький концерт. Надеюсь, Вы понимаете о чём я.
Призраки засуетились точь-в-точь как живые люди, наконец-то понявшие, что нужно делать и спешащие выполнить поручения. Анна, не замечая удивлённых взглядов подруг, вскочила, подхватила со стола лист и перо и застрочила так, что даже брызги чернил во все стороны полетели. Машенька хотела было спросить, что это Анна Викторовна столь лихорадочно записывает, да по телу такая томность разлилась, даже думать ни о чём не хотелось. Право слово, о чём печалиться? Всё же непременно будет хорошо, иначе нельзя! Другие дамы тоже притихли, наслаждаясь воцарившимся в душе покоем и умиротворением.
— Ну вот и всё, — Кирилл Владимирович откашлялся и поправил платок, — а зелье приготовить Вам Елизавета Платоновна поможет, она умеет.
— Отлично господа и дамы, — тоном полководца, только что одержавшего решающую победу, провозгласил Платон Карлович, — исчезаем.
Призраки исчезли, оставив после себя прохладу и тонкий, едва уловимый запах цветов, как напоминание о том, что нужно спешить с приготовлением противоядия.
Анна устало вздохнула, убрала с лица выпавшие из причёски пряди и протянула листок Лизхен:
— Вот, это противоядие, его нужно срочно приготовить.
Елизавета Платоновна на листок мельком глянула, отметила про себя, что почерк Анны Викторовны вполне читаем, но лучше будет, если Аннушка во время приготовления рядом побудет, с кресла поднялась и звучно в ладоши хлопнула:
— Дамы, мы берём дело в свои нежные ручки! Машенька, ты восстанавливаешь нашу шпионскую сеть, Августа, на тебе финансовые пакости для обидчицы Якова…
— А кто это? — деловито спросила Августа Германовна, надевая шляпку, перчатки и поправляя платье.
— Погодина, Ольга Кирилловна, — подсказала Анна, — она в доме покойного купца Боброва экономкой была… и не только.
Августа кивнула, давая понять, что всё услышала и поняла, и вместе с Машей вышла из комнаты.
— Юля, у тебя лаборатория наша цела? — Лизхен повернулась к подруге.
— Обижаешь, — Юлия Романовна хищно сверкнула глазками, — у меня никогда и ничего не исчезает, ты же знаешь.
Елизавета Платоновна потёрла ручки:
— Отлично, в таком случае, отправляемся туда.
Через полчаса Юлия Романовна вышла из дома, пряча в недрах своей кокетливой шубки шесть флакончиков с разноцветной жидкостью. Задача у дамы была проста: дать отравительнице на собственном опыте ощутить каково это, когда тебя опаивают и окуривают разной гадостью. Елизавета Платоновна с Анной Викторовной задерживаться в доме графини Берестовой также не стали, Анна поехала домой, а сама Лизхен туманно заявила, что хочет прогуляться. Если бы сие высказывание услышали братья Елизаветы Платоновны, им бы сия фраза чрезвычайно не понравилась, но Анна возражать не стала. Жалеть Ольгу Кирилловну она не собиралась, сия особа сама навлекла на себя все кары.
***
Пробиться в комнату к Якову оказалось непросто, стоящие на страже братья и слышать ничего не желали, благо, что флакон с противоядием приняли и Михаилу передали. Тот буркнул, что сделает всё возможное и дверь опять захлопнул, ещё и на замок запер.
— Вот видите, Анна Викторовна, — Вильгельм развёл руками, — даже нас не пускают. К Якову пока никому нельзя, при всём моём к Вам уважении.
Анна вежливо улыбнулась и ушла, но сдаваться отнюдь не собиралась. Права Лизхен, раз живые помочь не хотят, к мёртвым обратимся, благо, их и просить долго не нужно, они на любую шалость согласны. Тётка Катерина с помощью других родственников без лишних слов и возражений отвела братьям Якова глаза, каждого озадачив срочными и важными делами, а Иван Афанасьевич споро открыл замок, напомнив в сей момент Якова Платоновича, коий тоже мастерски отмычками владеет, и склонился в почтительном поклоне:
— Прошу, сударыня.
Анна впорхнула в комнату, готовая к тому, что опять придётся отстаивать своё право пребывания рядом с мужем. Но право слово, должны же Миша с Соней понять, что она не из пустого любопытства к Якову рвётся! Он же ей не чужой человек, у них лишь вчера свадьба была!
Михаил Платонович барышню не заметил, он стоял у кровати, полностью перекрывая обзор, а тщательно отчитывающая в хрустальный бокал тёмно-синие капли Софья возражать против появления Анны Викторовны не стала. Она прекрасно понимала стремление Анны быть рядом с мужем, а потому нашла в себе силы улыбнуться и чуть слышно шепнуть одними губами:
— Пока всё без изменений, но это и неплохо. Он жив.
Как не тих был голос жены, а Михаил всё же его услышал. Он повернулся, поморщился устало, хотел было попросить Анну уйти, да передумал, рукой устало махнул:
— Можете подойти, хуже точно не будет.
Лишь теперь, когда доктор чуть отодвинулся, Анна Викторовна заметила сухую, словно ветка зимой, старуху, чёрной неподвижной тенью стоящую у изголовья.
— Это Клавдия Иванихина, знахарка, — представил женщину Михаил и неохотно добавил, — я подумал, она может помочь.
Клавдия поклонилась, шепнула Михаилу Платоновичу:
— Я думаю, нам лучше оставить супругов наедине.
— Идём, Миша, — Софья с тихим стоном потёрла спину, — нам нужно хотя бы чаю выпить, иначе мы упадём от усталости.
— Но… — Михаил Платонович растерянно оглянулся на неподвижно распростёртого на кровати Якова.
— Идём, — Софья потянула мужа за рукав, — мы сделали всё, что было в наших силах. Теперь остаётся только ждать и молиться.
От этих слов надежда, распахнувшая было крылья после того, как Лизхен протянула Анне пузырёк с противоядием, рухнула, разлетевшись на острые, рвущую душу на кровавые куски, обломки.
— Яша, — охнула Анна Викторовна, бросаясь к мужу, протягивая к нему руку и не решаясь прикоснуться, дабы не ощутить под ладонью неподвижную хладность мертвеца, — Яша, Яшенька, нет…
Дрожащей рукой Анна всё же погладила Якова по щеке и вскрикнула от опалившего её зноя. Жар не унимался, а значит, противоядие не помогло.