Елизавета Платоновна, сначала решившая было попенять супругу за опоздание, не смогла скрыть радости от встречи с ним и начисто обо всех укорах позабыла. Всю дорогу до экипажа дама щебетала, выспрашивая Андриша о сынишке, рассказывая о венчании и передавая приветы и поклоны от многочисленных родственников и знакомцев. Князь Лисовский, не большой любитель уличных бесед, коротко угукал или просто кивал, а когда Лизхен решила прямо на вокзале познакомить его с Анной, мягко, но непреклонно отказался:
— Полагаю, в экипаже, без толкотни и посторонних ушей это будет сделать уместнее, дорогая.
Елизавета Платоновна надула было губки, но увидев ожидающую их изящную коляску не утерпела, восторженно взвизгнула и повисла у мужа на шее, щебеча:
— Андриш, какая прелесть! Именно о такой я и мечтала!
— Потому и задержался, последний блеск наводили, — Андриш распахнул перед дамами дверь. — Прошу, сударыни!
— Аннушка, проходи, — Лизхен сияла от радости, словно дебютанка на первом балу, — Яков, как же мило, что ты всё-таки согласился приехать! Кстати, Андриш, позволь тебе представить Анну Викторовну, супругу Якова и самого настоящего медиума!
Чёрные чётко прорисованные брови князя выразительно изогнулись, точь-в-точь как у Якова Платоновича, когда Анна рассказывала ему о своих беседах с духами.
— Вы, сударыня, духов видите? — голос Андриша Станиславича звучал мягко и в нём не было ничего оскорбительного, но Анна безошибочно определила, что над ней подшучивают. Что ж, к подобным пикировкам ей не привыкать, Яков тоже далеко не сразу принял её дар.
— Да, князь, — Анна вежливо улыбнулась, являя собой пример благовоспитанности и кротости.
— Можно просто Андриш Станиславич, — князь Лисовский задумчиво посмотрел на барышню, перевёл взгляд на её супруга. — И Яков Платонович… — Андриш замешкался, подбирая слова. Не спросишь же в лоб, верит ли Яков своей жене или просто закрывает глаза на её фантазии.
— Пришлось поверить, Андриш, — Яков вздохнул, вспоминая, сколько раз Анна помогала в расследованиях, — Анна Викторовна неоднократно оказывала помощь следствию.
— Ты позволяешь своей супруге участвовать в расследованиях? — князь честно попытался сдержаться, но в голосе помимо воли проскользнуло изумление и даже восхищение.
Штольман кашлянул, чуть насмешливо посмотрел на супругу:
— Скажем так: у Анны Викторовны своё, особое мнение, по данному вопросу и моё разрешение ей не требуется.
Анна чуть проказливо улыбнулась, Лизхен рассмеялась, а князь задумчиво покачал головой:
— Право слово, во всей нашей Империи едва ли сыщется дюжина девиц, способных дерзнуть совершить нечто подобное.
— Какой у Вас, Андриш Станиславич, по части дам опыт большой, — Лизхен ревниво сузила глаза, — кто бы мог подумать!
— Лихое гусарское прошлое, — Андриш поймал ручку супруги, прижал к губам, — кое сменило тихое семейное счастие с любимой супругой.
— Не жалеешь? — спросил Яков Платонович, благоразумно не уточняя: имеет он в виду минувшее гусарское удальство или же брак с Лизхен.
Князь ответил не раздумывая, для него ответ был очевидным:
— Ни единой минуты. С Елизаветой Платоновной скучать не приходится, ты же это и сам знаешь. Да и у Анны Викторовны, полагаю, было время в сём на личном опыте убедиться.
— Елизавета Платоновна, между прочим, может и обидеться, — проворчала Лизхен, резкими движениями поправляя шляпку и запахивая шубку. — Можно подумать, я чудовище какое, право слово!
— Ну что ты, сестрица, — протянул Штольман, в почтительном тоне коего лишь очень хорошо его знавшие могли уловить насмешку, — ты словно петербургская погода: каким бы солнечным не было утро, а без зонта из дома выходить всё одно не следует.
— И это говорит человек, коего на второй день после венчания приворожить пытались, — сердитым ёжиком фыркнула Елизавета Платоновна. — И это я ещё тактично не упоминаю о Ваших подвигах в Затонске, братец!
Анна прикусила губу, гадая, как далеко может зайти перепалка и не пора ли вмешаться, но князь легко коснулся ладонью её руки:
— Не волнуйтесь, сударыня, если Лизхен по-настоящему гневается, она становится ледяной статуей с безукоризненными манерами. Это у них фамильное, чувства скрывать. Впрочем, что я Вам рассказываю, полагаю, Вы это и сами не хуже меня знаете… Вы родом из Петербурга?
— Нет, я из Затонска, — Анна внимательно посмотрела на Андриша Станиславича, пытаясь понять, насколько искреннен его интерес к ней.
— Затонск, — медленно повторил Лисовский, задумчиво хмуря лоб, — а, вспомнил, туда Якова направили после дуэли с князем Разумовским!
— Да, Яков Платонович служил у нас в городе начальником сыскного отдела полиции, — голубые глаза Анны Викторовны засияли гордостью и нежностью, выдавая трепетные чувства барышни к супругу.
— Полагаю, Вас свели дела служебные? — Андриш Станиславич в общих чертах был осведомлён о жизненных перипетиях господина Штольмана, Лизхен рассказывала, подробности, как всем известно, лишними никогда не бывают. Особенно в делах семейных, кои могут быть весьма запутанны.
Анна потеребила непослушный завиток на виске:
— Да. То есть, сначала я чуть не сбила Якова Платоновича, когда ехала на велосипеде…
Анна Викторовна и сама не заметила, как рассказала князю всё, почти всё, умолчав лишь о делах, связанных с синей папкой и прочими шпионскими хитросплетениями. Князь Лисовский оказался прекрасным собеседником: чуткий, внимательный, чем-то неуловимо похожий на Якова. Тот тоже хоть и не скрывает порой сарказма, всё равно выслушивает и делает выводы, основываясь на полученных сведениях.
Коляска подкатила к белому, украшенному колоннами, придающими воздушность и строгость, поместью, чьи кованые ворота украшали сделанные с особым тщанием розы.
— Добро пожаловать, — слуга в тёплом кожухе, низко поклонился, поспешно распахивая ворота, дабы коляска могла проехать. — С прибытием, панове.
— Комнаты готовы, Тадеуш? — Андриш любезно помог Анне выйти из экипажа, Яков же протянул руку Лизхен, коя ответила на сие проявление внимания милостивым кивком.
— А как же, — Тадеуш ещё раз низко поклонился, — Марыська ещё раз всё перепроверила, камин растопила, знобко с дороги-то.
— Да погода не радует, — Елизавета Платоновна повела плечиками, поправила шляпку, коя скорее служила произведением искусства, нежели спасала от холода. — И не скажешь, что начало весны.
— Прошу в дом, — Андриш радушно указал на гостеприимно распахнутые двери. — Чувствуйте себя дома.
Сразу после свадьбы, Лизхен испросила позволения супруга и переделала внутреннее убранство в доме князей Лисовский на свой вкус, решительно заменив чопорные, выдержанные в тёмных тонах интерьеры на светлые, наполненные воздухом и теплом. Мебель тоже поменяли, убрав тяжёлые, с длинными узкими спинками стулья, массивные, помнящие ещё пору самозвана Гришки Отрепьева шкафы и неудобные столы, кои Лизхен иначе как жертвенными алтарями и не называла. Комнаты наполнили лёгкие пуфики, короткие диванчики, так и манящие присесть, а то и прилечь, дабы в полной мере насладиться шелковистой обивкой, круглые столики под цветы, секретеры для написания бумаг и протчее, протчее, протчее. Елизавета Платоновна всем цветам предпочитала розу, Андриш Станиславич тяготел к лилиям, а потому слуги стали именовать покои господ коротко и ясно: розарий и лилейник.
— А где Васенька? — Лизхен сбросила в руки горничной шубку, огляделась по сторонам.
— Спит, пани, — горничная почтительно присела, как и положено, отвечая на вопрос госпожи, а потом продолжила деловито стряхивать с дымчато-серого меха осевшие капельки влаги. — Вас ещё со вчерашнего вечера ждать начал, почитай каждый час просыпался, а сейчас вот сморило. Прикажете разбудить?
— Да ты что, — Лизхен отмахнулась, словно нечистого увидела, — даже думать об этом не смей! Пусть спит, я пока Аннушке комнаты покажу.
— Кстати, дамы, — Андриш плеснул в тонкие бокалы из стоящего на столике графина согревающего медового взвара, рецепт коего повар не передавал никому, даже самому князю и его любопытной супруге, — сегодня вечером мы с Вами идёт в театр. Ставят "Ромео и Джульетту", играет сама Стрепетова!
Лизхен восторженно захлопала в ладоши:
— Ах, какая прелесть, Андриш, ты чудо, всегда знаешь, чем мен удивить!
Елизавета Платоновна, ничуть не смущаясь брата с супругой и слуг, подбежала к мужу и звонко поцеловала его в щёку, после чего подскочила к Анне и потащила её к лестнице, непрестанно щебеча:
— Ах, какая прелесть, просто чудо! Аннушка, Стрепетова просто изумительно хороша, она буквально преображается в своих героинь. Ой, что же это я, — Лизхен замерла на лестнице, прижав ладошку к разгорячённой щеке, — нам же подготовиться нужно. Выход в театр — это такое событие, такое событие, с ним только приём во дворце сравниться может, да ещё венчание. Душечка, ты сильно устала с дороги?
Анна пожала плечами: