— Присядьте, князь, — пан Гроховский откинулся на спинку кресла, задумчиво посмотрел в окно, — мои люди уже ведут поиски.
— Пани Эреза, — Штольман сверкнул глазами, чувствуя себя наконец-то вышедшей на след добычи гончей, — Лизхен же модница, а эта пани самая известная в городе портниха!
— И кроме того чудачка, любительница одиноких пеших прогулок по городу, причём в позднее время, — горячо добавил князь Лисовский.
— Они с Анной точно найдут общий язык, — Яков Платонович усмехнулся, вспомнив, как часто в Затонске Анна прибегала к нему, да и не только к нему, в неурочный час.
— Едем к ней, — Андриш круто повернулся на каблуках, — Лизхен и Анна Викторовна наверняка заглянут к пани Эрезе!
— Постойте, господа, я мог бы… — но пана Гроховского господин Штольман с князем Лисовским даже слушать не стали. Коротко поклонились и вышли, даже выскочили, быстрее, чем выпущенные на охоту соколы. И горе будет тем, кого они сочтут своей добычей!
— Вот ведь, что любовь-то с людьми делает, — вздохнул Вацлав Альбертович, неожиданно почувствовав себя глубоким старцем. — Надо будет всё же сказать Томашу, чтобы присмотрел ненавязчиво, а то мало ли, что с этими горячими головами будет. Эх, молодость, молодость…
***
Домик пани Эрезы располагался на тихой небольшой улочке, кою честнее было бы тупичком назвать. Обычно днём людей там не было, все расходились — разъезжались по делам служебным, бонны с подопечными шли в парк гулять, а старики и старушки дремали в глубоких креслах в зашторенных комнатах, наслаждаясь тишиной и покоем. Так было всегда, с самых первых обитателей этой улочки, поэтому, когда князь Лисовский заприметил перекрывшую дорогу толпу, сердце его неприятно сжалось. Что могло произойти такого, что разом перечеркнуло налаженный быть всех жителей? Вряд ли, они на гуляние собрались, вон, лица какие бледные и напуганные, да и шепотки долетаю: "убили, покалечили, исхитили".
Яков Платонович терзаться неизвестность не стал, спрыгнул с экипажа, даже не дожидаясь, пока он окончательно остановится, и решительно шагнул к пытающему сдерживать напирающую толпу городовому:
— Что тут произошло?!
Властный, не терпящий возражений голос оказал волшебное действие. Городовой вытянулся во фрунт и звучно, так что его даже задние ряды любопытствующих услышала, отрапортовал:
— Душегубство, Ваше Высокоблагородие.
Штольман выразительно приподнял бровь, огляделся, заприметив пятна крови на истоптанной земле:
— А конкретнее?
— Одну девицу в экипаже увезли, а другая сбежать попыталась, так в неё из револьверов палили и ранили. Пан Шкловский, как разбойные уехали, внучка своего за дохтуром да нами послал. Во время лиходейства-то выйти не решился, старый он, да одинокий, с внучком семилетком живёт, а тех четверо было. Трое-то совсем морды катовые, а четвёртый вроде даже благородный, и девицы его признали.
Яков Платонович сглотнул тугой ком в горле, трость в руках завертел:
— Где пан Шкловский?
Городовой виновато ссутулился:
— Виноват, Ваше Высокоблагородие, его тоже в больницу увезли. Сердце у старика прихватило от потрясений-то.
— А внук его видел барышень? — Штольман предпочитал смотреть правде в глаза и не питать иллюзий, пусть и радужных, а потому уже догадывался, кого увезли в экипаже. И по чьему приказу, тоже предполагал.
Городовой позволил себе улыбнуться и бодро гаркнуть:
— Видел, Ваше высокоблагородие. Он первый в окошко-то и высунулся, дед-то старый, не сразу понял, что да почему происходит. А мальчонка, бисова душа, ещё и на улицу порывался, пан Шкловский его мало не за порты держал.
Осторожно, бочком, подошедший взъерошенный сероглазый паренёк в простой одежде с нашитыми на коленях и локтях заплатами звучно шмыгнул носом и обиженно прогудел:
— И ничуть не за порты. Енто Вы сочиняете, Адам Адамович.
— Вот он, Карлушка, — городовой потрепал мальчонку по светлым вихрам и отвесил символический подзатыльник. — Ты почто, шкет, в разговоры взрослых лезешь? Мало тебя дед порол, морда любопытная.
Яков Платонович наклонился к пареньку, положил ладонь ему на плечо:
— Карл, ты видел дам, на коих нападение было совершено?
Мальчуган вытер нос рукой и ответил протяжно, явно подражая кому-то из взрослых:
— А как же, Ваше Высокородие, видал. Подробненько рассмотрел и их, и екипаж, и разбойных… Хотел на улку выскочить и спасти девиц, да дедка не пустил, осторожен он у меня дюже.
Штольман сжался, готовясь к самому худшему:
— Как они выглядели?
— Одна такая, — Карл замахал руками, забавно надувая губы, — благородная, одним словом, княгиня, не меньше. Краси-и-ивая, точно картинка с рождественской открытки, а ногами машет чисто шалопут уличный. Как она ентому, с усами, зафинтилила, я аж в ладоши захлопал.
Красивых барышень, умеющих махать ногами Яков Платонович знал мало, всё-таки не каждая девица могла похвастаться большим количеством братьев. И далеко не у каждой братья с охотой таскали за собой сестрёнку, обучая её всему, что знали сами.
— А другая такая, — Карл болванчиком покачался из стороны в сторону, — миленькая. Чудная немного, в садочке пани Эрезы застыла, точно призрака увидала, а потом они с той, второй, точно пичуги перепуганные прочь бросились и аккурат на троих держиморд напоролись. А с ними ещё такой цивильный был, с усами. Я думал, он барышням поможет, а он, когда огрёб, стрелять приказал, а потом в экипаж вскочил, и только пыль столбом взметнулась, во, как гнали!
Мальчуган с чувством выполненного долга шмыгнул носом и застыл, гордо выпятив тощую грудь.
Штольман медленно выдохнул, стараясь не представлять того, что случилось на этой некогда тихой улочке. Сейчас нужны не эмоции, а факты, на чувствах далеко не уедешь.
— Куда экипаж направился, не приметил?
— Обижа-а-аете, барин, — укоризненно протянул мальчуган, — я завсегда всё примечаю, деда говорит, у меня и на затылке глаза есть. Поехал он в сторону Крысиного переулка, тамотки завсегда весь сброд останавливается или у Нюрки рябой или у панны Касинской, но та абы кого не пускает, она девка с норовом, ей только чистых да богатых подавай.
Названных мальчишкой особ Яков Платонович знал весьма недурно, случалось пересекаться с ними по делам служебным. Значит, придётся наведаться к обеим, да не одному, а с городовыми, мало ли, кто может у радушных хозяек обнаружиться.
— А барышню, в которую стреляли, куда увезли?
В живучести сестры Штольман не сомневался, но проверить всё же не мешало. Как говорится, доверяй, но проверяй.
Карл поскрёб вихрастый затылок, пожал плечами, отчего рубашонка перекосилась, съехав с одного плеча:
— Дык в больницу, куды ещё? Дохтур сказал, у неё плечо наскрозь прострелено, а крови она немного потеряла, деда её быстро перевязал. А потом занедужил, у меня мамка после родов кровью изошла, спасти не успели, вот деда теперь и боится крови-то.
— Благодарю, — Яков вынул из кармана монетку, протянул мальчугану, — вот, держи, это тебе.
— Благодарствую, барин, — Карлуша поклонился и даже ногой шаркнул, а потом вскинул на Штольмана бедовые серые глаза. — А хотите, я Вам всё про ентот экипаж разузнаю?
Яков Платонович отрицательно покачал головой:
— Нет. Это слишком опасно.
Мальчуган деловито сплюнул сквозь зубы, опять-таки копируя кого-то из взрослых, поддёрнул норовящие свалиться штаны: