Виктор Иванович досадливо поморщился и даже рукой махнул:
— И не говори, Петя, прямо беда с этими духовными каждый на свой манер чудит. Госпожа Аверьянова своё завещание чуть ли не по три раза в день переписывает, Уварова та вообще наотрез отказывается даже мне, адвокату, свою последнюю волю озвучивать, боится, что как только кому-нибудь о завещании скажет, в тот же день всенепременно умрёт.
— Что же она такого написала, раз уверена, что за это её всенепременно убьют? — усмехнулся Яков.
Анна прыснула, но под строгим взглядом матери выпрямилась и чинно продолжила завтрак, про себя досадуя на несправедливость мира, в коем мужчинам позволяется гораздо больше, чем дамам.
Виктор Иванович руками развёл:
— Сие мне не ведомо. А сосед её, Тимофей Тимофеевич и вовсе учудил: созвал полный дом родственников, близких и дальних, всех тщательно переписал и постановил, кто, мол, в течение месяца себя самым наилучшим образом зарекомендует, тот самым достойным наследником и станет.
— И что на кону? — Пётр Иванович отпил чаю, с интересом покосился на брата. — Ради чего целый месяц наследники радеть будут?
— Всё состояние господина Волкова оценивается приблизительно в полтора миллиона.
— Ого, — Пётр Иванович даже присвистнул, но тут же под строгим взором Марии Тимофеевны сконфузился и прижал руку к губам, — pardon. Сумма немалая, надо полагать, родственники из кожи вон лезть начнут, чтобы её заполучить. Как бы в погоне за состояние до душегубства не дошли.
— Один уже из игры выбыл, — Виктор Иванович досадливо покачал головой, ему, человеку благородному, претила затеянная старым господином Волковым игра. Чай, не с куклами забавляется, а с живыми людьми, а они молча да беспрекословно долго терпеть не станут!
— И кто же таков? — заинтересованно спросил Яков Платонович.
— Незаконнорождённый сын Тимофея Тимофеевича, некий граф Андрей Александрович Солнцев.
— У старика Волкова был роман с графиней? — изумился Пётр Иванович.
Виктор Иванович покачал головой:
— Нет, графиней матушка Андрея Александровича стала в браке, до этого была красивой и образованной, но бесприданницей.
Мария Тимофеевна коей беседа за столом нравилась всё меньше и меньше, поскольку становилась всё более неприличной, воскликнула:
— А в поместье графа Разумовского хозяева новые въехали!
Яков Платонович чуть сжал губы, воспоминание о том, как Кирилл Владимирович дерзнул за Анной ухаживать по-прежнему царапало сердце острой иголочкой ревности. И ладно бы он любил Анну Викторовну, так ведь нет, присватался к ней исключительно из-за дара медиума да ещё, чтобы его, Штольмана позлить. Кирилл Владимирович никогда ни единым словом не давал понять, что знает о своём родстве с Яковом Платоновичем, но при этом при каждом удобном случае норовил уколоть Штольмана, причинить ему боль если не физическую, то душевную. Была ли это неприязнь к успешному следователю или же ревность, Яков Платонович не знал до сих пор. Вполне возможно, что и всё вместе. Штольман чуть качнул головой, прогоняя неприятные воспоминания и прислушался к беседе за столом, но она оказалась тоже весьма щепетильна.
— Ходят слухи, что родне дальней, что в поместье въехала нужно наследством поделиться, — таинственно вещал Пётр Иванович.
— С кем это? — удивилась Анна, начисто игнорируя недовольную гримасу матушки. — У Кирилла же Владимировича детей не было.
— Зато у папеньки его были, — победоносно провозгласил Пётр Иванович, — один так точно. Его до сих пор найти пытаются, да что-то всё никак не ладится. Яков Платонович, а может, Вы займётесь поиском этого наследника? Говорят, весьма достойный человек, вроде как даже в Вашем, сыскном ведомстве служит.
Штольман сдержался, даже бровью не повёл. Проглотил пирожное, так и норовящее встать комом в горле, сделал глоток чаю, чашку без единого стука на блюдечко опустил и после этого невозмутимо ответил:
— Благодарю за предложение, Пётр Иванович, но мы приехали сюда отдыхать. У нас отпуск медовый.
Признавать своё родство с Разумовскими Яков Платонович не собирался. Он Штольман, его отец Платон Карлович, сие факт доказанный и утверждённый, а как оно всё на самом деле вообще никого не касается. Мёртвых, как известно, с погоста не носят.
Дело Љ 3. Достойный наследник. Проказы Амура
После завтрака Анна с Яковом отправились на прогулку, так как Пётр Иванович имел неосторожность сообщить, что на воды прибыла Юлия Романовна Берестова, да не одна, с наперсницей, девицей до странного тихой и молчаливой, чем-то напоминающей Элис в её первые дни в доме князя Разумовского.
— Возможно, шпионка турецкая, — Пётр Иванович снизил голос до таинственного шёпота и прикусил губу, дабы на рассмеяться, — зачастили они к нам в Затонск.
— Скорее уж английская, — усмехнулся Виктор Иванович, не очень-то верящий в то, что их тихий город может привлечь хоть какого-нибудь, пусть даже самого захудалого, шпиона.
Яков Платонович, коему все эти шпионские истории отнюдь не казались забавными, поспешил развеять флёр таинственности, витающий над спутницей Юлии:
— Скорее всего, Юлия привезла на воды свою знакомую, Аглаю Ивановну Тихомирову, в супружестве Боброву.
Пётр Иванович нахмурился, вспоминая обрывки столичных сплетен, долетевших до провинции благодаря неугомонному редактору "Затонского телеграфа", коего многие в городе порывались бить и даже били, но укротить так и не смогли:
— Это та самая девица, коя прямо в первую брачную ночь овдовела?
— Господи, опять об убийствах за столом, — не выдержала Мария Тимофеевна, всплеснув руками, — лучше бы новую пиесу обсудили. Тимофей Сергеевич пиесы писать стал, весьма увлекательно, смею заметить.
— Лучше бы он письма с газетами в срок доставлял, — пробурчал Виктор Иванович, слегка, совсем чуть-чуть, ревнуя супругу к молодому и талантливому дарованию, обладающему прямо-таки диавольской привлекательностью в глазах затонских дам.
Мария Тимофеевна неодобрительно глазами сверкнула и ответила звенящим от возмущения голосом:
— Тимофей Сергеевич по службе никаких нареканий не имеет, а тебе, Виктор, стыдно клеветой заниматься! Слухами да домыслами у нас господин Ребушинский занимается!
— Нам пора, — Анна поспешно сложила салфетку, выпорхнула из-за стола, — надеюсь, получится с Юленькой и Аглашей встретиться.
Анна Викторовна не любила, когда родители ссорятся, они ведь оба такие славные и так искренне любят друг друга, а потому норовила сбежать, как говорил дядюшка, ещё на предупредительных залпах. Яков Платонович, коего семейные ссоры тоже не прельщали, мешкать не стал, поблагодарил за завтрак, поцеловал Марии Тимофеевну руку, тем самым укротив её воинственный пыл и последовал за супругой.
На улице Анна Викторовна глубоко вздохнула, огляделась со смесью восторга и удивления, и повернулась к мужу, озарив его сиянием голубых глаз и тёплой улыбкой:
— Куда направимся?
— Зависит от того, чего мы хотим, — Яков улыбнулся, — если Юлию с её подопечной встретить, то в сторону вод целебных двигаться надо, а если давних знакомцев повидать, Антона Андреевича, Александра Францевича и других, то, соответственно, по местам их служб.
Анна даже губку с досады прикусила. Хотелось всего и сразу: и Юленьку увидеть, и Аглашу проведать, убедиться, что она оживает после перенесённого потрясения, и с Антоном Андреевичем поздороваться, он ведь славный, сколько раз помогал, да и в способности её поверил гораздо раньше, чем сам Яков. А ещё очень хотелось бы навестить доктора Милца, убедиться, что допрос с пристрастием, коий учинил ему Уваков, не оставил последствий пагубных. Ещё очень хотелось, хоть это и неприлично, узнать, как дела у Лизы из дома терпимости, девушка-то она хорошая, хоть и слабая, и вздорная порой. А ещё очень хотелось найти Ермолая и не просто поблагодарить, даже в ноги поклониться ему за спасение Якова. Ведь если бы не егерь, кто знает, как оно всё сложилось бы. Анна зябко передёрнула плечами, крепче руку мужа к себе прижала, опять вспомнив ту убийственную тоску, в коей пребывала после исчезновения Штольмана. Да, начать надо с Ермолая, ему первый визит и особый почёт.
Анна Викторовна повернулась к мужу:
— А давай навестим Ермолая, егеря Елагиных?
Яков Платонович чуть принахмурился, обдумывая, как лучше задумку жены в жизнь претворить. День только начался, так что, вполне можно успеть засветло добраться до Елагинских владений. К самой хозяйке заезжать не обязательно, Яков очень хорошо помнил сторожку, в которой отлёживался первое время, пока его не перевезли в скит. Вопрос: найдёт он путь к сторожке? Найдёт, Ермолай, было дело, весьма обстоятельно рассказывал, как до него добраться, так, на всякий случай. Опасно сие? Да не особенно, за всё время службы в Затонске самым страшным зверем, коего Штольман встречало, был человек, а они в лесу не так уж и часто водятся. Опять же верный револьвер всегда с собой, да и трость, в схватках проверенная, тоже. Единственное, что останавливает, пешком до леса топать далеко и долго, нужно коляску брать. Можно, конечно, и верхом, но Яков Платонович после того, как тринадцатилетним мальчишкой под копыта коня угодил, лошадей недолюбливал. Да и колено, тогда повреждённое, к верховым прогулкам не располагало.
— Хорошо, поедем к Ермолаю, — тщательно всё взвесив решил Штольман, только коляску возьмём.
Анна широко улыбнулась и поцеловала мужа в щёку, совсем как в самом первом их совместном деле, когда они ревнивицу Ульяну Тихоновну Громову изобличали. Только в отличие от того, первого поцелуя, в этот раз Яков привлёк жену к себе и в ответ тоже поцеловал, возблагодарив, в который уже раз, судьбу за столь дивный дар, о коем он и мечтать не смел. В окно за супругами посматривали Мария Тимофеевна и Виктор Иванович, уже примирившиеся и обнимающиеся. Пётр Иванович, дабы сердце завистью да тоской не бередить, отошёл к буфету и стал там, спиной к окну, потягивая наливочку вишнёвую, благо Мария Тимофеевна сего не видела, а значит, и не гневалась.
***
Коляска, в коей отправились к Ермолаю Яков Платонович и Анна Викторовна чуть покачивалась на булыжниках, коими вымостили по приказу городского головы улицы Затонска. Анна, да и Штольман тоже, с интересом смотрели по сторонам, узнавая знакомые, памятные сердцу улочки и дома, а то и открывая для себя что-то новое, появившееся в городе совсем недавно.