— Тише, — прошептал Ермолай, поворачиваясь к Штольману и Анне, — мы совсем рядом. Ждите здесь, я схожу, посмотрю, что там.
— Я с тобой, — не терпящим возражений тоном ответил Яков Платонович, — а Анна здесь останется.
Анна Викторовна возмущённо вскинулась, но под суровым взглядом мужчин сникла и обиженно отвернулась. Вот всегда так, самое интересное происходит без неё!
— Э-ге-гей, — зычно закричал Ермолай, специально шумно топая и хрустя ветками, — кто тут озорничает? А ну, выходи, пока из ружья не пальнул!
Яков Платонович проверил оружие, вышел следом за егерем на поляну, где мрачно топорщился остов сгоревшей сторожки, и замер, осматриваясь.
— Не надо стрелять, — граф Андрей Александрович Солнцев примирительно вскинул руки, — лучше городовых зовите.
— Итить, — пробормотал Ермолай, глядя на лежащую на земле девицу, неподвижность коей рождала самые мрачные предположения. — Это ты, супостат её загубил?!
— Если я скажу нет, это что-то изменит? — устало огрызнулся Андрей Александрович и кивнул Штольману. — Яков Платонович, не ожидал увидеть Вас так скоро.
Яков склонился над девушкой, чья шея была туго стянута шёлковым платком, по виду мужским, всмотрелся в широко распахнутые светло-серые глаза, в коих застыла смертная мука и коротко приказал:
— Ермолай, зови городовых и доктора.
— Доктор ей уже не поможет, — проворчал егерь и не сдержался, погрозил Солнцеву кулаком. — У-у-у, зверь, загубил девицу! Резвый, пошли!
Пёс, который до этого сосредоточенно вычёсывался, сидя так, чтобы видеть всех людей на поляне, тряхнул головой, рыкнул на Андрея Александровича, вильнул хвостом Якову Платоновичу, жалобно поскулил над убиенной, а потом бодро побежал по тропинке. Следом за ним пошёл и Ермолай, пообещав Якову Платоновичу забрать Анну Викторовну и всенепременно проводить её в город. Штольман лишь усмехнулся, он точно знал, что его жену от расследования будет не отстранить.
— Андрей Александрович, может, объясните, как Вы здесь оказались? — Яков Платонович самым тщательным образом осматривал место преступления, дабы не упустить из виду ни малейшего следа, способного изобличить преступника, кем бы тот ни был.
Солнцев тяжело вздохнул и опустился на трухлявое бревно:
— Меня сюда пригласили.
— И кто же, позвольте узнать?
— Екатерина Васильевна, — Андрей Александрович кивнул на убитую, — мальчишка-посыльный передал от неё записку.
— Записка при Вас?
Солнцев коротко кивнул и протянул Штольману сильно надушенный сложенный вчетверо листок белоснежной бумаги, глянцевитой и шелковистой на ощупь. Яков Платонович развернул послание, морщась от приторно-сладкого запаха, источаемого листом, и вчитался в округлые, щедро украшенные завитками, буквы. Записка была краткой: "Мой милый Андрей, прошу тебя сегодня в полдень быть там, где мы впервые познали чувственный восторг. Я буду ждать тебя, если понадобится, целую вечность. Твоя Китти".
Яков вспомнил, как сияли глаза Юленьки, когда она смотрела на Андрея, и невольно стиснул листок сильнее. Вот, значит, как…
— Не было у меня ничего с Екатериной, — голос графа прозвучал твёрдо, словно он присягу в суде давал. — И быть не могло.
— Тогда что же Вы здесь делаете? — взгляд Якова Платоновича заледенел.
Андрей Александрович вскочил на ноги:
— Забрать её пришёл. Екатерина Васильевна девица настырная, и она действительно без меня никуда отсюда не ушла, а лес, согласитесь, не самое безопасное место для девушек, пусть и… весьма своеобразных.
Штольман выразительно приподнял бровь.
— Знаю, всё выглядит так, словно я её соблазнил, потом заманил сюда и задушил, тем более, что платок тоже мой, я этого не скрываю.
— И платок Ваш? — Яков Платонович жёстко усмехнулся. — Интересно.
— Да, мой. И мотив для убийства у меня есть, даже два мотива: во-первых, она за мной бегала и тем самым страшно докучала, а во-вторых, она одна из наследниц господина Волкова, — Андрей взъерошил волосы. — Я знаю, всё против меня, но, поверьте, я не убивал. Когда я пришёл, Екатерина уже была мертва!
— Почему же Вы не вызвали полицию?
— Не успел! В первый миг я растерялся, потом бросился проверять, жива ли Екатерина, потом на меня налетел этот слюнявый пёс, вылизавший меня с ног до головы, а там и вы с егерем подошли.
Солнцев устало опустился обратно на бревно:
— Об одном прошу: отцу моему не сообщайте, ему волноваться вредно, сердце слабое стало.
— А Ваша собственная участь Вас не беспокоит? — усмехнулся Яков Платонович, внимательно глядя на графа.
Тот в ответ лишь плечами пожал:
— А чего беспокоиться-то? Я же не ребёнок, сам адвокатом сколько раз выступал, цену уликам и мотивам знаю. Если следователь в поиске истины заинтересован не будет, осудят меня за убийство и отправят на каторгу. Доказательств моей невиновности-то нет.
Штольман пождал губы. В голове его вертелось, если перефразировать столь любимого сестрицей классика: "Убивал или не убивал, вот в чём вопрос?" Одно можно утверждать совершенно точно: охота за наследством началась, и она, если судить по первой жертве, будет жестокой.
Дело Љ 3. Достойный наследник. Отравлена и задушена
Ермолай, как обычно, не подвёл, споро обернулся, приведя с собой к сгоревшей сторожке и городовых, под предводительством Коробейникова, и доктора. Александр Францевич в своей несколько сдержанной, полной внутреннего достоинства манере поприветствовал Штольмана и Анну и сразу же приступил к осмотру убиенной, Антон Андреевич же с присущей и так до конца пока и не выветрившейся юношеской порывистостью воскликнул, сияя широкой, несколько смущённой улыбкой:
— Яков Платонович, Анна Викторовна, рад снова видеть вас в Затонске!
— Доброе утро, Антон Андреевич, — Штольман крепко пожал руку своему бывшему помощнику, покосился на убитую и со вздохом добавил, — хотя не для всех оно таковое.
— Здравствуйте, Антон Андреевич, — Анна также протянула Коробейникову руку и тепло улыбнулась. О признании в любви, кое вырвалось у Антона Андреевича, когда они вместе искали пропавшего невесть куда Якова Платоновича, Анна Викторовна и не вспоминала, для неё помощник следователя был всегда кем-то вроде младшего брата. Верный друг, готовый поддержать любую, пусть даже, на первый взгляд, невероятную идею, составить компанию в любой опасной затее.
А вот сам Антон Андреевич о вырвавшихся словах любви помнил прекрасно, поскольку и трепетное нежное чувство к Анне Викторовне в сердце по-прежнему теплилось, лишь немного пеплом суеты повседневной, временем да разлукой прикрытое. Ещё пуще оков нерушимых сдерживало страсть в сердце Коробейникова осознание того, что предпочли ему не кого-нибудь, а господина Штольмана, коего Антон Андреевич уважал безмерно и чьими способностями восхищался неустанно. Только вот сердцу-то не прикажешь, оно, досада какая, как заприметило Анну Викторовну, в супружестве расцветшую и похорошевшую пуще прежнего, так и зашлось бешеным галопом, с головой выдав смятение молодого сыщика краской на щеках, коя ни взрослости, ни доблести отнюдь не добавляла. Что на фоне сдержанного и мужественного Якова Платоновича, умудрившегося даже за решёткой сохранить достоинство, было отнюдь не желательно.
— Моё почтение, Анна Викторовна, — Антон Андреевич очень постарался, чтобы голос его лишних чувств не выдал. Пожалуй, даже перестарался, поскольку Анна удивлённо приподняла брови и оглянулась на мужа, гадая, какая муха могла укусить с утра пораньше всегда приветливого и радушного Антошу Коробейникова. Или это он перед городовыми старается солидность показать? Возможно…
Антон Андреевич от смятения Анны сам сконфузился мало не до слёз на глазах, отвернулся резко, спросил по пробудившейся привычке у Якова Платоновича, безусловно признавая его за старшего:
— Что случилось, Яков Платонович?
Штольман помолчал, не столько обдумывая произошедшее, сколько пытаясь понять перепады настроения у своего бывшего помощника, быстро вычислил, что причиной сему являются нежные чувства, поводов для ревности нет и быть не может (Анна Антона не любит, а сам Коробейников домогаться взаимности не станет) и буквально в трёх фразах изложил не только то, чему они с супругой стали свидетелями, но и рассказ самого Андрея Александровича.
— Значит, Вы утверждаете, что девицу не убивали? — Коробейников строго посмотрел на графа, стоящего с таким задумчиво-отстранённым видом у берёзы, словно всё происходящего его никоим образом не касается.
Вопрос следователя вывел Андрея из задумчивости, заставив улыбнуться и с нескрываемым интересом спросить:
— Неужели Вы встречали хоть одного человека, коий говорил, что он совершил преступление, более того, убийство?