Женщина плавно, без стука, опустила чашку на блюдце:
— Если бы Вы свидетелю сему неведомому верили, то меня о сём бы точно не стали спрашивать.
— Я даю вам шанс чистосердечно обо всём рассказать.
Варвара допила чай, отодвинула чашку, плавно поднялась, мягким материнским жестом провела по щеке дёрнувшегося от неожиданности Коробейникова и прошептала:
— Так не о чем рассказывать. Вы меня за руку ловили? Нет. Подтверждения словам неведомого свидетеля у Вас есть? Нет. Может, иные улики, меня изобличающие имеются? Опять-таки нет. А на нет, милейший Антон Андреевич, как известно, и суда нет. Оговаривать же себя я не стану, я же не дура и не трусиха, коя от собственной тени шарахается.
— Я прикажу провести обыск в Вашей комнате, — пискнул Коробейников, и совсем по-мальчишечьи шмыгнул носом.
Варвара Тихоновна одарила следователя мягкой мудрой улыбкой:
— Ваше право, Антон Андреевич, препятствовать не стану. У Вас ко мне ещё вопросы имеются, али я могу идти?
Коробейников покусал губы, нерешительно головой мотнул:
— Ступайте. Но будете находиться под надзором слуги.
— В уборную тоже с них ходить прикажете? — мягким тоном осведомилась дама.
— Да, — рыкнул окончательно рассерженный Коробейников и властно махнул рукой. — Ступайте.
— Тамотки Яков Платонович с супругой пожаловали, а ишшо графиня Берестова прибыла, — оттарабанил явившийся на звон колокольчика слуга, — они все сейчас к Тимофею Тимофеевичу направляются.
"Чисто в жмурки со смертью играем, — подумал Антон Андреевич, — и не факт, что в забаве сей можно выиграть".
Дело Љ 3. Достойный наследник. Любящие родственники
Юлия Романовна, за время своего пребывания в Затонске успевшая наслушаться всевозможных ужасов о склочном и вспыльчивом, а в гневе ещё и тяжёлом на руку старике, представляла себе господина Волкова едва ли не таким же тираном, как покойный супруг Аглаши, коего прямо в спальне на брачном ложе канделябром пристукнули. Графиня Берестова перед встречей с Тимофеем Тимофеевичем облеклась в броню светской невозмутимости и чопорности, благо опыт защиты от стрел сарказма имелся и немалый, в блистательной столице любят посудачить о соседях ничуть не меньше, чем в провинциальном городке.
Господин Волков встретил графиню в небольшой комнате, большую часть коей занимал письменный стол, на коем в идеальном порядке были разложены документы, горделиво поблёскивала бронзой чернильница, а в специальной подставке вытянулись, точно солдаты на параде, ручки, да не современные, а всё больше стилизованные под гусиные перья, кои были в ходу у бабушек с дедушками.
— Графиня Берестова, — Тимофей Тимофеевич при появлении Юленьки встал из глубокого кресла у камина, окинул барышню пристальным взором пронзительных колючих глаз, спрятавшихся под густыми косматыми бровями, — за какие же прегрешения столь блистательную даму в наш тихий городишко сослали? Али фрейлине какой причёсочку попортили? А может, с князем стрелялись?
— Да боже сохрани, — отмахнулась графиня Берестова, — дуэль — удел мужчин, я на сию забаву не претендую. Есть масса способов испортить человеку жизнь, не привлекая к сему процессу внимания широкой публики.
Господин Волков разразился громким чуть дребезжащим смехом:
— Да уж наслышан, наслышан, как Вы в Петербурге, столице нашей благословенной, полюбовницу господина Боброва, как её там, Погодина, что ли, на место поставили! За что правда, не ведаю, сами-то не расскажете ли, не потешите старика историйкой?
Секретничать с Тимофеем Тимофеевичем в планы Юлии Романовны не входило. Во-первых, не так хорошо она господина Волкова знала, а во-вторых, Якову Платоновичу её болтливость совершенно точно не по сердцу будет, а портить с ним отношения с планы графиня Берестова не желала. Благо ещё, что Антон Андреевич господина Штольмана первым перехватил, наверняка, сетует на родственников Тимофея Тимофеевича, они все как на подбор особы характерные, норовистые, чисто скакуны необъезженные.
— О чём задумались, сударыня? — господин Волков прожёг Юлию Романовну тяжёлым пытливым взором. — Нешто вам моё общество прискучило? Конечно, до салонных щёголей мне далече, хотя в молодости, помнится, я имел у дам определённый успех, — Тимофей Тимофеевич крякнул и головой покрутил, по губам скользнула лёгкая усмешка, — вон, даже сына прижил на стороне. Да Вы его, поди, знаете, Андрей, чай, встречали в городе-то? Он у меня видный молодец, на маменьку очень похож, та по молодости красавица была, глаз не отвести, многие парни на неё засматривались и даже жениться хотели, даром, что бесприданница. Так встречали Андрея-то?
Графиня Берестова вежливо кивнула, не спеша делиться с господином Волковым подробностями своих взаимоотношений с Андреем Александровичем. Только вот у самого Тимофея Тимофеевича явно были иные планы и считаться с желаниями гостьи, пусть и графини, он явно не собирался, да и вообще, думать о чьём-либо мнении, с точки зрения старика, было несусветной глупостью. Этим молодым волю дай, так они годами вокруг да около ходить станут, предмету нежных чувств лишь взгляды пламенные даря да ручку целуя. А господин Волков уже не столь молод, чтобы ждать, того да дольше, при самом благостном раскладе у него осталось лет десять, не больше.
— И как Вам Андрей? — господин Волков опять впился в Юлию Романовну тяжёлым пронзительным взглядом, словно вознамерился в самую сокровенную часть души проникнуть.
Только графиня Берестова была не провинциальной барышней, у коей что на уме, то и на языке, а все чувства и мысли на лице, словно в водной глади отражаются, Юленька несколько лет блистала в свете и прекрасно владела искусством отвечать, ничего не говоря. Вот и сейчас плечиком повела манерно, веером взмахнула, исподволь переводя на него внимание Тимофея Тимофеевича и прощебетала:
— Андрей Александрович блестящий адвокат, я читала в газетах текст его выступлений, шарман, просто шарман! Кстати, по городу ходят слухи, что ваши родственники гибнут во цвете лет от рук неведомого душегуба?
Господин Волков ощерился, оправдывая свою хищную фамилию, недовольно завозился в кресле:
— Господин Ребушинский, поди, себя не помнит от счастия, что появилась тема для статеек, небось, каждый дён свечки в церкви убивцу ставит. А я так скажу: из-за наследства моего это всё. Вот ведь как бывает-то, графиня, я ещё помереть не успел, а р-р-родственнички любезные уже глотки друг другу грызут из-за денег моих. Только вот им всем, — Тимофей Тимофеевич скрутил кукиш и сунул его в сторону двери, — только один, достойный наследник, всё получит, а остальным вот, — старик ещё раз зло тряхнул кукишем, — шиш и даже без постного масла.
— А не боитесь, что на Вас тоже искуситься могут? — Юлии Романовне следовало бы смутиться столь неподобающим поведением, но братец с сослуживцами порой и не такое устраивали, особливо если думали, что их не видит никто. А подглядывание с подслушиванием графиня Берестова никогда за грех не считала, называя это сбором сведений, кои могут однажды весьма полезными оказаться.
Старик разразился дребезжащим смехом, полным едкой желчи, а отнюдь не веселья:
— Пусть только попробуют. Я им всем ещё в первый день этого бесовского шабаша, прости господи, сразу сказал: ежели со мной чего худое случится, всё церкви отойдёт, до последнего гроша. Вот они передо мной и выплясывают, а друг друга изводят.
Юленька удивлённо плечиками пожала:
— Зачем же было всех собирать? Пригласили бы только одного, кого самым достойным считаете, отписали бы ему всё…
— Да кабы я его знал! — выпалил Тимофей Тимофеевич и тут же перешёл на чуть слышный шёпот. — Я ведь для чего всё это затеял? Почуял, что здоровье стало слабнуть, решил, пора мне мосты, сожжённые по молодости да по глупости, обратно возводить, родственников пригласил, думал, поживу в кругу семьи, поприсматриваюсь, а там и отпишу каждому по заслугам его. А что в итоге вышло? Не успели они все собраться, как у меня кошка сдохла, кофею из моей кружки полакав. Потом мостик в парке подо мной обломился, я в воду ледяную ухнул. Они же, изверги, не знали, что я сызмальства в холодной воде купаюсь, почитай, с марта по ноябрь из реки не вылезаю, сейчас только подзабросил, доктор запретил. Вот после моста-то я и понял, что изводят меня.
— Почему же в полицию не обратились?
Господин Волков желчно усмехнулся:
— К кому, Антошке Коробейникову? Так он и корову, застрявшую в заборе, сыскать не сможет, потому как будет разыскивать с головы, а она к нему стоит задом. А может, к Николаю Васильевичу прикажете бежать? И что я ему скажу? Что у меня кошка старая померла, и мост гнилой проломился? И что он сделает? Городовых дуболомов ко мне приставит? Так их ведь, коли приспичит, и подкупить, и усыпить, и убить можно. Не-е-ет, я по-другому сделал. Кликнул Миронова и переписал завещание. Теперь ни один из этих иродов в мою сторону даже взгляд косой бросить не посмеет.
— Но неужели Вам не жалко погибших?! — воскликнула Юлия Романовна, болезненно воспринимавшая циничные игры с судьбами людей, сама, было дело, в роли такой вот несчастной пешки, побывала, на всю жизнь запомнила, как это больно, когда чрез тебя переступают, даже не поморщившись и взгляда прощального не бросив.
Старик едко кхекнул:
— А чего их жалеть-то, сами и виноваты, глупые да жадные, словно крысы. Молодухи те ещё и похотливые, точно блудницы вавилонские.
— Я всегда полагала, что родственники схожи друг с другом, — не без яда заметила графиня Берестова.
— Не всегда, — по губам господина Волкова улыбка грустная чуть приметная скользнула. — Слава богу, не всегда.
Юлия Романовна огляделась по сторонам, придвинулась поближе к старику и перешла на чуть слышный шёпот:
— Вы нашли достойного наследника?
Тимофей Тимофеевич лукавить не стал, вздохнул:
— Нашёл, давно уже. Только объявлять его сейчас боязно, погубят ведь.
Графиня откинулась на спинку кресла, задорно глазами блеснула:
— А Вы меня наследницей назовите.