Штольман усмехнулся, головой покачал, понимая, что готов свод небесный встряхнуть и к ногам этой девочки положить.
"Так, сударь, соберитесь, Вы на службе, — приказал себе Яков Платонович, — дела сердечные должно отодвинуть".
По тому, как построжели черты и стал острее блеск глаз Якова Платоновича, Анна безошибочно поняла: влюблённый мужчина уступил место следователю. Ну что ж, если посудить, оно и к лучшему, сейчас должно преступника изобличать, а не любезностями обмениваться. Анна Викторовна поправила шляпку и грациозно вошла в любезно открытую Яковом Платоновичем дверь.
Спальня была тёмной и так отчётливо пахла сыростью и тленом, что Анна даже по сторонам огляделась, страшась обнаружить где-нибудь в углу прикованный цепями к стене скелет, а то и не один.
— Неприятное место, — Штольман прошёл к окну, резко раздёрнул шторы, впуская в комнату хоть немного света, — темно и пыльно.
— И как он тут спал? — Анна передёрнулась и зябко обхватила себя руками за плечи, стараясь побороть накативший озноб.
— Я думаю, будет лучше, если Вы, Анна Викторовна, побеседуете со вдовой, — Яков Платонович решил, что не стоит терзать супругу пребыванием в этом склепе, а то, оборони господь, кошмары приснятся. Да и добрая солнечная Аня точно сможет разговорить молодую вдову, коя, согласно донесению городового, молчит и ни на что не реагирует.
— Хорошо, Яков Платонович, — Анна Викторовна не стала скрывать благодарного взгляда. Право слово, в такой спальне и при свете дня находиться неприятно, как только покойный тут ночи проводил!
***
Оставшись один, Яков Платонович осмотрел спальню, но, увы, никаких следов обнаружить не удалось. Горничная Ульяна, утром обнаружившая тело хозяина, плача и мелко крестясь сообщила, что перед венчанием весь дом был самым тщательным образом убран, пол навощён, а мебель отполирована и даже покрывало новое из сундука достано.
"Да неужели?" — хмыкнул следователь, заприметив на полке с книгами толстый пушистый слой пыли, видевший ещё сырое лето, случившееся три года назад, а то и изнуряющий весенний зной пятилетней давности.
— Кто приходил вчера к Кириллу Владимировичу во второй половине дня, ближе к вечеру?
Служанка вытерла нос кончиком серого застиранного фартука, нахмурила тонкие светлые брови, вспоминая:
— Да даже и не знаю, барин. Я-то как чистоту навела, домой пошла, ишшо до полудня. Вы лучше у Таньки стряпухи спросите она господам ужин готовила, можа кого и заприметила.
— Есть слуги, которые постоянно находятся в доме?
Ульяна хихикнула, всплеснула руками:
— Да что Вы, барин, покойник-то, не в обиду будь сказано, скуп был до невозможности. Он и сам бы всё делал, кабы умел, да на наше счастие, никто его стряпать да прибирать не учил.
Яков Платонович ещё раз посмотрел на пушистые залежи пыли. Похоже, чистоту в этом доме блюли исключительно в тарелках и то по причине скудости подаваемой пищи. Ну да бог с ними, в конце концов, купец не от болезни, от пыли подхваченной умер, помогли ему на встречу с Создателем отправиться.
— Вы тело обнаружили?
Служанка всхлипнула размашисто перекрестилась:
— Я, господин следователь. С утреца пришла, чую, тихо в доме, но не просто тихо, а тишина такая, знаете, гробовая, у меня аж мурашки по телу пробежали. Не должно так на второй день после венчания быть, сразу-то покойный барин своих девок не зашибал, ему над ними куражиться нравилось. Любил он смотреть, как их от боли корчит.
Яков Платонович зло сжал губы, вспомнив некоего Жоржа из Затонска, при свете дня обычного портного, а ночью измывавшегося над беспомощными девицами из борделя. Как этот Жорж трясся, когда его к ответу привлекли, как бледнел и увиливал, мерзавец! Штольман медленно выдохнул, разжимая непроизвольно стиснувшиеся в кулак пальцы.
— Так я, грю, барин, — опасливо прошептала Ульяна, заприметив, как словно туча чёрная грозовая по лицу господина следователя прошла, — тихо в доме было. Я наверх поднялась, к спальне, к двери ухом прижалась…
— А почему не вошли?
Горничная хекнула:
— Марыська зашла без спроса, так в неё канделяброй бронзовой кинули. Она, горемычная три дня в горячке пролежала, а потом померла, а можа, барин подушкой придавил, грозился, что, мол, дорого к ней лекаря вызывать, проще удавить да в саду прикопать. Никто её, сироту, искать не будет, никому она, дурында, не надобна.
У Якова Платоновича возникло огромное желание воскресить покойного, дабы появилась возможность отправить его в преисподнюю по частям. Не-е-ет, Анну Викторовну наедине с этим… этим оставлять не стоит, даром, что он дух бесплодный. Если есть в мире справедливость, а она вне всякого сомнения существует, то гореть душе Кирилла Владимировича на медленном огне, откупая души замученные! Штольман зло крутанул трость, отчего горничная испуганно шарахнулась в угол и сжалась в комок, прикрывая лицо и живот.
"Болван, — обругал себя Яков, — напугал девчонку, как бы у неё от страха язык не отнялся! Будет тогда в доме вторая безъязыкая".
— Не бойтесь, Ульяна, вас никто более не обидит, — Яков Платонович вежливо приподнял уголки губ в улыбке, успокаивая напуганную девчонку.
Та, пусть и не сразу, вылезла из уголка, отёрла ладонью взмокший от страха лоб, откашлялась и продолжила, с каждым словом оживая всё больше и больше:
— Так вот, господин следователь, я ухом к двери прижалась, а в спальне тишина могильная. Вот Вам крест, — Ульяна размашисто перекрестилась, — не вру. Обычно-то по утру шаги хозяйские слышны, коли рано придёшь, так и скулёж девкин, ежели она может скулить, а ежели девицу замертво выносят, то поутру хозяин напевать изволит, а тут на-ко, тишина! Ну я дверку чутка приоткрыла внутрь глянула, а там темь господня, не видно ничего. Барин-то, конечно, на свечах экономил, на ночь завсегда задувал, но на первую-то брачную ночь с молодой супругой цельной пятирожковый канделябр приказал принести. И струмент свой…
— Какой инструмент? — нахмурился Яков Платонович, на собственном сладостном опыте знающий, что никаких "струментов", кроме тех, коими природа человека наградила, в первую брачную ночь не требуется.
Горничная посмотрела на господина следователя едва ли не с жалостью, как на блаженного из храмового приюта:
— Дык, ножички там всякие, иголки, протчее… Я же сказывала, что он страсть любил, как девок от боли корчит.
Штольман медленно втянул носом воздух, стиснув трость так, что она даже затрещала. Ульяна опасливо покосилась на Якова Платоновича, на всякий случай отошла подальше и поспешно закончила:
— Так вот, я в спальню вошла, пару шажочков сделала и о канделябру споткнулась, ногу зашибла…
Следователь внимательно осмотрел пол, но даже следа канделябра не было и в помине. Ах нет, вот небольшая ямка в досках, оставленная брошенным тяжёлым предметом. И капли воска во все стороны от ямки, видимо, разлетелись от свечей, упавших на пол. Нужно будет сказать городовым, чтобы свечи упавшие поискали, наверняка они по всей спальне раскатились. А вот подсвечника нет, видимо, убийца забрал его с собой, возможно, даже зажёг свечи, чтобы спуститься вниз без риска свернуть себе шею на лестнице. Дом пустой, хозяин убит, жена молодая в беспамятстве, кого ему бояться? Если только экономки, но та вполне могла быть и сообщницей, а то и убийцей. Хотя какой ей резон убирать своего благодетеля, да ещё и после венчания, зачем отдавать всё состояние купца в чужие руки?
— Значит, когда Вы зашли в спальню, то споткнулись о канделябр? — Яков Платонович пристально посмотрел на девушку.
Горничная с трудом сглотнула и истово закивала:
— Ага, так и есть, истинно так. Я ажно вскрикнула от боли, но тут же рот себе ладошкой зажала, дабы барин в меня чем-нить не кинул. Но обошлось, слава тебе Господи, — служанка опять размашисто перекрестилась. — Я к кровати-то подошла, а там…
— Вы в темноте разглядели, что на кровати? — Яков Платонович недоверчиво приподнял бровь.
— Та не, у меня же свечечка маленькая в кармашке припасена была, я её и запалила. Правду сказать, свету от неё не шибко много, но на шажок вперёд кое-как освещает, а боле мне и не надобно. Так вот, я до кровати добралась, а тамотки барин лежит пластом и голова у него, вот Вам истинный крест не вру, вдребезги раскурочена!
— А супруга?
Ульяна раздосадованная, что не смогла впечатлить господина следователя, чмыхнула носом:
— Под ним лежит, глазища распахнуты широко и не видят ничего, словно ослепла она. Я барина с неё стаскиваю, а он тяжеленный, страх, я ажно взмокла вся, а та лежит чисто покойница и не шелохнется. Я уж грешным делом подумала, что и её загубили, рукой-то тронула, а она тёплая, да и сердце бьётся. Потом вздохнула и глаза закрыла, ну я тут и вовсе успокоилась, мертвяки-то они глазами не хлопают.
Горничная почесала щёку и раздумчиво добавила:
— А можа, она ведьма? Али ентот, как его, вупырь? Я об нём на ярмарке о прошлом годе сценку смотрела.
Ну вот, началась опять охота на ведьм, мало было поклёпов, возводимых редактором "Затонского телеграфа" на Анну Викторовну!
— Ваша барыня от произошедшего, — Штольман помолчал, подбирая слова, — захворала.