*Ди
Говорят, что декаденс это томная дама в меховой горжетке и с папиросой в длинном мундштуке, морфинисты, и тексты популярной в 90-е группы «Агата Кристи», но для меня это настоящий, переломный момент личности, когда тебе шестнадцать, и ты толком не можешь понять, что хочешь почувствовать и испытать — кайф от вкусного секса, или же чувство настоящей любви, когда тебя сжимает в объятьях тот, кто готов целовать каждый палец на твоей изящной ноге.
И собираясь на ночное рандеву к мужчине, что мог бы заменить мне при желании отца, я без зазрения совести хочу окунуться в эту бездну страсти, в это жерло вулкана, где страсть и порок давно затмили собой любое светлое чувство невинности и приличия. Когда ты называешь его «папа», то стараешься воспитать в себе ту маленькую девочку, что воспевает идеал настоящего мужчины в лице этого «папы», но, когда ты облизываешь сладко свои нижние губы, и так маняще прикусываешь их срывая на скулящий шепот «папочка», тогда ты осознаешь, что такое настоящее безумство эмоций. Скрываясь под масками взаимного презрения, мы научились любить друг друга сквозь закусанные губы, сквозь терпкую ненависть, что при личной встрече сносит крышу.
Мама назвала меня Дианой, и по-настоящему я ощутила силу своего имени, когда научилась ревновать и бороться за независимость пуская в ход не только кошачьи клыки, но и острые когти. Зачастую, поступки мои нелогичные (как всегда считала мама), и вообще я склонна к эксцентричным решениям, но она никогда не думала, что я могу оказаться завоевательницей трофеев…ее трофеев. Я хорошо помню ее глаза, когда она застала меня в постели ее мужчины, что млел от ласк молоденькой девчонки. Может быть, я должна была бы хотя бы извиниться, но с другой стороны…я хотела заполучить его так давно, что отказываться от мечты, когда она была на уровне вытянутой руки просто не могла. Нас тогда разделял один поцелуй, что закончился настоящим возгоранием, казалось бы, мокрой спички. Пламя, пожар, что она сотворила — не угасаем.
В детстве я всегда была доброй, можно сказать, что в ущерб себе, но всегда любила соревнования с людьми, что были старше и выше меня. Только вот я с самого детства научилась побеждать. Мама считала меня простушкой из-за отсутствия девчачий сентиментальности и глупой влюбчивости в каждого встречного поперечного. Высокомерная не по годам, и, сука, расчётливая до каждого шага. Мама никогда этого не понимала, но это же лучше для нее. Разочарованная, обиженная, униженная она бросила семью, и порвала с нами все контакты. Но я никогда не жалела о содеянном.
Дима отправляет мне сообщение с местом встречи, и я приезжаю в эти придорожные мотели забываясь в его сладких поцелуях. От дешевой выпивки до никому не нужной дешевой контрацепции нас разделяют несколько минут, но от этого чувствуешь себя еще более порочным, но почему-то значимым. Минуты катастрофически долго тянутся, когда едешь в пойманном такси, где грязный водила, не стесняясь рассматривает тебя через зеркало заднего вида, и ты слышишь ухмылки, цоканье языком и пристальный взгляд под юбкой, куда его шаловливые ладони проникли еще в самую первую минуту, когда ты только открыла дверь машины. Ключ под ковриком, и несколько секунд предвкушаешь долгожданную встречу. Десять минут назад меня несло сюда «усталое такси», и вот фары потускнев, умчались в дом, где таксиста кто-то ждет дома, а это значит, что теперь никто будет прижимать лицо к стеклу, и грустить под свет фонаря, громыхания старого авто. Встреча…Она ведь такая желанная…тобой. Резкое проникновение ключа в замочную скважину, три поворота и дуновение резкого сквозняка обдает розовые щеки.
Нужно признать, но каждый померк в черной петле разочарований, и это лишь маленький нюанс от которого по сути никуда нельзя деться, даже если очень захотеть. Со временем понимаешь, что весь этот пущенный дым в глаза уже не заставляет плакать, а вот люди-сволочи давят на мозги, нервы, но главное не затрагивают сердце, ведь нельзя тронут то, чего нет. Впрочем, я давно уже поняла, что единственная твоя опора эта позвоночник, но тот прилив нежности, что копится в тебе многими часами тоже требует выхода и тогда ты выкуриваешь тонкую, вишневую сигаретку не забыв подписать ее «папочка».
Ночной шарм, мысли, которые стараешься заглушить стаканчиком терпкого вина, парочкой сигареток, или же громким стоном оргазма, и этот старый мотель «Ночное рандеву», где и начинается вся моя жизнь. Не, серьезно, начиная от зачатия и кончая потерей невинности, что плавно перетекает в ночь безумного, грубого секса от которого ты просто без ума, но после диких стонов ты возвращаешься в минуты декаданса, выкуриваешь паршивую сигарету из рук «папочки» и снова вспоминаешь тягостные мысли, что пожирали тебя изнутри. Если поднять голову вверх, то вполне реально увидеть звезды несбывшихся желаний, какие были у моей матери. Мило.
Я прошла внутрь номера, и заметила его стоящего у открытого окна курящего сигарету. Каждая его затяжка похожа на секундный оргазм от чего кровь стынет в моих жилах чувствуя настоящую эйфорию. Толкнув дверь, я аккуратно захлопываю ее, и бесшумно, словно мышка крадусь к нему. Мои нежные прикосновения по спине, и он вздрагивает, но услышав нотки моего карамельного парфюма — расслабляется. В его руке стакан наполненный до половины вишневым вином, и стоило ему поднести напиток к губам, как я тут же, изящно вынула из его руки хрусталь. Он посмотрел время на своих наручных часах и выдохнул горький дым словно грозный дракон. Из старого радио хрипло разнеслась не менее старая песня группы Аракс «Летящей походкой».
— Ты опоздала на шесть минут. Что-то случилось? — он сделал очередную затяжку. — не похоже на тебя.
— Ожидала увидеть здесь твою новую подружку, но-отпив глоток вина я ухмыльнулась. — видимо, она не терпит грубости.
— Ревнуешь. — он повернулся ко мне в пол-оборота, и я медленно подошла ближе. — глупая, — запустив ладонь в мои волосы, он облизнулся. — неужели ты думаешь, что я готов променять столько лет проведенных с тобой на какую-то смазливую мордашку? — поцелуй в лоб и я таю.
Дима разворачивается клубничный леденец и кладет мне на язычок. Обвивая его своим змеиным жалом он нежно целует мои губы, играя влажным языком с моим. От настойчивых прикосновений я отказываюсь, и даже отпираюсь, и только, когда получаю резкий шлепок по ягодицам…успокаиваюсь. Заполненная темнотой комнаты размывается уличными звуками. В этой темноте забываются все принципы, разрушаются все рамки, забываются все правила, что шепчет мамочка на ночь. Манящий шепот заставляет меня спускаться к его ровным ногам. На ощупь. Видеть его ладонями. Нарисую влажным языком знак бесконечности на его паху, что будет долгое время напоминать ожог раскаленной стали. Он дышит глубоко, предательски спокойно, как может дышать только моральный садист, наполняя своим господством мое нутро. И я прикасаюсь губами к кончикам его пальцев, чувствуя, как он одергивает руку, чтобы сжать в ней мои волосы. Мой низ живота наполняется возбуждающей неизвестностью. Иголки страсти пронзают соски, впиваются до визга в промежность. Я обещала хранить обеды безмолвия, я обещала хранить нашу тайну извиваясь беспомощно в его сильных руках.
Мы боимся с тобой взгляда друг друга, ведь обжигают сердца совсем разные стихии. Ты мой Бог, мой Господин, мой хозяин, а я способная на выполнения раскрепощённых приказов строптивая девчонка, но яркий огненный лед нашей игры такой сладкий оксюморон. Насмешка жизни. Я так люблю обрывки догадок, недосказанность, твой холодный настрой, запрет сладок до опьянений, как хмельное вино, как разливающийся по лоно горячий каприз твоих приказов. Украдкой свидания, как колючие розы.
Неизвестно волнует разум, мысли душат в горячих снах, но ты мог бы напасть на меня сразу, разорвать хрупкое тело. Мог бы свести с ума, не касаясь моих запястий, волос, заставляя одним взглядом почувствовать настоящее избиение страсти, вызывая жар и самый страшный мороз. Я касаюсь ладонями ремня, и пальцы судорожно расстёгивают ширинку. На мгновение мое нутро завязывает жадно, туго вожделение, и я прикасаюсь губами в отвердевшему жезлу власти. Он сжимает своею рукой тонкий хрусталь запивая экстаз терпким вином между стоном называя меня «Сукой». Отнимая ритм моего дыхания, он туго сжимает ладонь на собранных в хвост волосах, и двигая бедрами позволяет изредка дышать, воскресая сквозь страх моей самой главное агонии «стоп», позволяя сгорать в этом бреду.
— Дыши, моя девочка, только медленно. — шепчет его хриплый голос.
Сладость намокших, соленых ресниц, как взаимный, даруемый друг другу постельный подарок. Мой пульс перелился за край, и я тону в этой горькой страсти. Он выкуривает меня заполняя легкие этим дымом безумства, читая мое тело словно оно написания пером святых. Пусть горят под обрывом волны, и наша кровь бушует по венам…пусть. Только безмолвно мы обо осознаем, что наша любовь похожа на колючие шипы самых непокорных роз. Все слова потерялись в прошлом, и сейчас есть лишь горячих дыханий нервный стон. И я прошу брать меня без спроса сильными, волевыми руками. Поцелуй полон вкуса горького от перца до нежной, пьяной мяты.
Наши встречи бывают редко, и только ночь расставляет по телам метки. Он позволяет мне познать силу его власти как можно глубже во мне оставляя лунные дороги по телу. Горячие краски страсти оставляют на коже своим узоры, заставляя дышать громко, глубоко ощущая ломку без него. Взгляд хитрого укротителя, что перевоспитал меня в послушную стерву. Я плачу в сладкой истоме смешивая телесное наслаждение с душевной болью.
Скованные все мои движения, чувствуя скольжение волевых рук. Душа в подчинении тела, и неважно куда мы попадем с тобой после: ад или рай, когда я так влажно целую твои пальцы. Шепчу имя твое словно молитву, сбрасывая все цепи сознания. Ночь догорает дотла. И купаясь в этих запретных грехах я так хочу до конца умереть в твоих раскаленных руках, что заставляют меня испытывать жажду. В твоем взгляде огнь и тугой запрет. В дыхании страх, контроль. Только ты знаешь, что «да» это «нет», но тебе наплевать ведь мои слезы — это соль по твоим еще живым ранам. От боли, от твоих грубых зажимов мой стон напоминает песню. Фиалковый оттенок твоей ненормальной любви, и только поцелуем приближаешь медовый рассвет. Заполняя своей горячей ртутью мое тело, ты даже не представляешь, как это чертовски мало…