Итак, я снова вернулась домой. Да не одна. А всё с той же многострадальной картиной. Та была поставлена в зал, и мне показалось, что лицо у нарисованного мужчины даже посветлело от «встречи» со старыми друзьями – девушкой и мальчиком с собакой.
Ну, а теперь на работу! Дубль три, как говорится! Ох, ну и денечек сегодня!
Для отвода глаз (директорских и следовательских) я взяла с собой и сумку, и кофты. Уже почти ушла, но вспомнила о документах, которые вчера привезла из командировки. Со всеми случившимися со мной последними событиями я даже не вспомнила о них утром. Те по-прежнему поджидали своего часа в коридоре – всё в том же пакете, сиротливо стоявшем в углу рядом с обувью.
Я бросила бумаги в сумку, под кофты и тут подумала, что это вполне хорошая отмазка: вернуться за документами. Поэтому выбросила теперь уже ненужные кофты из сумки и, закрыв квартиру, помчалась на работу.
Честно говоря, я уже изнемогала. Так ведь сдохнут все мои нервные клетки, пока я избавляюсь от картин! Кто ж подстроил мне такую подлянку?..
Точно!!! Вот надо о чем думать! Кто (?!!!) сделал это? И зачем?
…В дверях музея я нос к носу столкнулась с Прыгуновым. (Ух, и неприятный же тип!)
– Здрасте! – сказала я и на всякий случай одарила его очаровательной улыбкой. Но, судя по его реакции, он вообще представления не имел, что есть такой вид коммуникации между людьми. Следователь не то, что не улыбнулся мне в ответ, он даже не поздоровался. А тут же в лоб спросил:
– Где вас черти носят?
С такими, как этот товарищ, поведёшься, от хмурости умрёшь! Улыбка слетела с моего лица, как птичка. А в голосе появился открытый, нескрываемый сарказм:
– Вообще-то я работаю… Я отскакивала за бумагами… Вот, – и я ткнула пальцем в закрытую сумку.
– За бумагами, – недовольно пробурчал он. – Зайдите-ка через пяток минут в кабинет директора. У меня к вам есть разговор… А я пока – покурить…
Хотя я проворчала, отойдя от него, что-то типа «Командуют тут всякие», меня словно током пробило. Я почувствовала, что начинаю вся дрожать, и совладать с этой дрожью не в состоянии. Зачем я ему нужна? А если он (или кто-то еще) видел, как я из музейного окна сиганула? Вслед за картиной… Да нет, быть такого не может! Там же кусты…
В коридоре я снова столкнулась с Романом. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но моя реакция была опять очень категоричной.
– Не сейчас! – гаркнула я.
И бедный Ромэо растерянно заморгал ресницами.
Я помчалась в кабинет директора, надеясь, что Рисыч меня просветит, зачем моя персона понадобилась следователю. Все же Тимофей Борисович – свой, и легче узнать плохую новость от него, чем от этого строгого дяденьки.
Рисыч пока был у себя. То есть в своем директорском кабинете.
И, кажется, он был также вне себя.
– Арсения! Где тебя носит? – заорал он, как только меня увидел. – Этот Бегунов…
– Прыгунов, – быстро вклинилась я, поправив начальника.
– Чего?… Какая разница! Он, как только заявился, опять потребовал всех собрать. А Вашего Величества на месте не оказалось! Где ты была?!
– Да я о бумагах вспомнила, Тимофей Борисыч, – начала тихо оправдываться я, давая возможность начальству выкричаться и самоутвердиться. Главное, показать, что ты очень-очень виноватая и сожалеешь о случившемся.
– Ты не могла о них вспомнить, когда бегала утюг выключать? – язвительно поинтересовался он. Но тут же оттаял: – Ладно. Ты только больше никуда не исчезай. А то ведь все шишки всегда на начальство падают.
– Хорошо, Тимофей Борисыч, не буду…
Я снова направилась в наш служебный «кабинет», чтобы оставить там сумку. Зашла. В комнате никого не было. Я огляделась по сторонам, взглянула на пол, на подоконник в поисках «улик», которые случайно – в спешке – могла где-нибудь оставить. Вроде все чисто.
Вдруг дверь резко распахнулась, и я увидела Прыгунова. Или Бегунова?.. Уже сама запуталась с этой «лошадиной фамилией»!
– Арсения Васильевна! Зайдите в мой кабинет на минуточку! – тоном, не подразумевающим отказа, произнес он. И тут же исчез.
– Ни тебе «здрасте», ни тебе «пожалуйста», – буркнула я себе под нос и потопала в кабинет Рисыча. Этот Прыгунов уже называет его своим!
В коридоре стояло еще одно знакомое лицо: помощник Митяев. Я так понимаю, что цель его была следить, чтобы дороги работников музея не пересекались. В отличие от своего невоспитанного начальника, Митяев вежливо кивнул.
Я прошла в кабинет Плохих. Хотя я хорохорилась перед самой собой, мне было страшно: внутри всё дрожало. А что, если всё-таки кто-то меня заметил выпрыгивающей из окна и сообщил об этом товарищу следователю?
В любимом кресле нашего Рисыча восседал Бегунов-Прыгунов. Он пронзил меня взглядом, который сообщал каждому и всякому: «Мне всё про тебя известно!»
Я закрыла за собой дверь и без приглашения присела на стул подальше от него. Сердце мое в это время выстукивало такую дробь, что я боялась быть услышанной.
– Далековато! – скривил он рот. – Садитесь-ка лучше поближе. Я вам собираюсь кое-что показать.
Я подавила вздох и послушно пересела.
На столе перед Прыгуновым лежали перевернутые картинкой вниз фотографии. Он протянул мне одну из них. Тем же макаром, каким она лежала на столе, то есть картинкой вниз. И тут у меня началось такое сердцебиение, что любой бы врач срочно, на скорой помощи, отправил меня в больницу. Мысли в голове панически обгоняли одна другую. Что там? Я?! Сфотографирована в тот момент, когда выбрасываю картину из окна? Или когда сама, вслед за ней, выбираюсь из музея, как жулик?
– Ну, что же вы медлите? – раздраженно спросил Прыгунов. – Переворачивайте же! И смотрите внимательно: знаете ли вы этого человека? – задал он вопрос.
Я тут же поняла, что там не я. Сердце медленно, но уверенно, начало замедлять свой бег. Но только на мгновение. До той секунды, когда я перевернула фотографию. Тут же оно вновь забарабанило так, как будто хотело выбраться наружу. А я вздрогнула.
Хотя человек там и стоял боком, но …как могла я не узнать эти темные прямые закрывающие уши волосы, этот прямой нос и умопомрачительный профиль? Да, это был Глеб! Мой милый, дорогой, как память, Глеб!
Но что-то странное было в этой фотографии. Где это он?
…О нет! Не может быть! Ведь это один из залов нашего музея! А что делает Глеб? Он стоит, повернувшись боком, и тянет руки к картине «Девушка, сидящая у окна». Зачем? Ничего не понимаю! Я взглянула на молчавшего Прыгунова. Конечно, что он еще мог делать? Сидел и смотрел на мою реакцию!
– Вы узнали этого человека? – быстро спросил он.
– Нет! – так же быстро выпалила я.
– А мне показалось…
– Вам показалось!
– …Вы вздрогнули, когда увидели этого человека, – закончил свою мысль Прыгунов.
– Я вздрогнула, когда увидела, что этот человек пытается снять со стены картину! Это просто безобразие! Вы нашли его?
Я испытующе посмотрела на Прыгунова. Больше всего на свете я сейчас боялась, что он ответит: «Да, нашли! И уже арестовали!»
На лице у следователя в три секунды отразился целый букет эмоций: удивление от моей наглости, недоверие, сомнение…
– А как вам удалось сделать снимок? – задала я вопрос, который меня очень волновал.
– Вообще-то у вас в музее есть скрытые камеры!
Мои глаза полезли на лоб. А я и не знала! Вот могла бы попасться, если бы бегала из служебной комнаты в архив с картинами! Да, действительно, что ни делается, все – к лучшему! (Это я о моих сегодняшних утренних приключениях).
– Ну, что же, не смею вас больше задерживать, Арсения Васильевна! – холодно произнес Бегунов. – Напоминаю о том, что если вы что-то вспомните, тут же мне звоните. А пока из города никуда не уезжайте.
– Хорошо, эээ… – я попыталась вспомнить его имя-отчество. Увы! На моей полочке в голове «лежала» только его фамилия, да и то постоянно выскакивала и путалась: то ли Бегунов, то ли Прыгунов. – До свидания…
Несмотря на все события, произошедшие в музее и со мной за последнее время, дальше начался, или точнее, продолжился мой обычный рабочий день. Со всеми побегами туда-сюда и разговорами со следователями время уже подошло к часу дня.
Все я делала в этот день машинально, а сама мыслями была совсем не в музейно-исторической области.
Что же получается? Моя школьная любовь Глеб Сидоров стащил эти несчастные картины? Зачем?! А может, я ошиблась, и это все-таки был не он? Но разум говорил: ОН! Двух таких одинаковых людей быть не может!
Да… но тогда каким образом картины оказались у меня дома? Он принес?
О женский мозг! Я стала лихорадочно вспоминать, в каком состоянии была моя квартира в то время, когда Глеб ступил на порог небезызвестной вам жилплощади. (Если это он ступил). Но потом я опомнилась и стала рассуждать так, как было нужно в данной ситуации, то есть логически. Итак, у меня есть подозрение (которое я, разумеется, в себе давлю), что Глеб меня абсолютно не помнит. И тем более, не знает, где я живу. Но… если вспомнить мою гипотезу, что в краже принимал участие кто-то из наших работников музея, то, вполне вероятно, этот сообщник украл ключ из моей сумки и отдал Глебу. А тот, не зная, куда несет картины, прямо направился ко мне домой. Так что, какой бы беспорядок не существовал в нашей квартире на тот момент, Глеб не мог даже предположить, кому принадлежит данное жилье.
Странно думать, что Глеб – вор. Слово это совсем к нему не подходит. Может, его заставили?
Сердце мое сжалось. Ну, конечно! Его заставили. И наверно, угрожали. А может, пытали. Бедный Глеб! Но я помогу ему! Я найду преступника!..
Дальше в моей голове стали рисоваться картины счастливого конца истории, страстный поцелуй и веселая свадьба.
Потом усилием воли я снова направила мысли в нужное русло. Не будем терять времени, сказала я себе. Надо искать сообщника!
Кто мог быть связан с Глебом?
Думая и анализируя, я продолжала делать текущие рабочие дела. Взяла привезенные из области папки и направилась в архив….
…Часть данного помещения, я уже рассказывала, походила на библиотеку – высокие полки. Только стояли на них не книги, а в основном толстые папки, на которых были написаны или года (например, 1956), или различные слова типа «Люди», «Молокозавод» и так далее… Вторая часть архива была заполнена шкафами-комодами с выдвигающимися ящиками, – тоже подписанными.
У входа находились стол со стоявшим на нем компьютером и два стула рядом.
Я включила комп, дождалась, когда он загрузится, и открыла программу «Word».
Наверху страницы написала заголовок «Кто?» И снова перечислила всех наших:
Валерия
Тетя Мотя
Рисыч
Роман
Дядя Ваня
Писать себя, родителей, подружку и соседку я сюда не стала. Похоже, круг подозреваемых стал сужаться.
Итак, кто из них мог быть связан с Глебом?
Валерия… Почему бы и нет? Глеб попросил ее помочь, а перед его обаянием устоять трудно. Особенно для Валерии с ее вечным поиском мужчины. Следовательно, она вполне могла быть его соучастницей.
Внутри меня заговорила ревность. Мысль о том, что Лерка имеет на Глеба какие-то виды, была неприятной…
Нет! Эмоции надо выключить. И думать о своей шкурке. Ведь на сегодняшний день ситуация – не в мою пользу: если полиция узнает, где сейчас картины, единственной подозреваемой останусь я.
Поставила плюсик рядом с именем Валерии, перешла к следующей «кандидатуре». Тетя Мотя. Или правильнее: Матрена Ивановна Сидорова. Чисто старорусское сочетание имени, отчества и фамилии. Родители тети Моти, наверно, к этому и стремились, выбирая для ребенка имя. Хвала им! Хранят русские имена!
Стоп!
Как на экране телевизора появилось передо мной лицо девочки, которая училась с Глебом в одном классе, и дальше – за кадром – ее рассказ о парне.
Когда он пришел в нашу школу, на первом уроке – а это была русская литература – учительница сказала:
– Имя твое – старинное, русское. И фамилия тоже. Молодцы твои родители! Поддерживают русское начало, хранят русские имена!
Да-да, именно так и сказала! Я хорошо это запомнила, потому что все, что было в то время связано с Глебом, врезалось в мою голову без всякой зубрежки. (Чего нельзя сказать о той же русской литературе, где я не могла запомнить характеристики какого-нибудь Хлестакова или Обломова).
А фамилия его была СИ-ДО-РОВ!
Что же получается? У тети Моти и Глеба – одна и та же фамилия?! Они родственники?.. Вполне возможно. По возрасту она ему как раз годится в матери. А, судя по ее внешности, по манере держаться, в юности была красавицей. И Глеб… Он такой – ух! Дух захватывает!
Хотя, конечно, Сидоровы – фамилия очень распространенная. И совпадение фамилий Глеба и тети Моти может быть просто совпадением. С другой стороны, в жизни все возможно. Кто знает, может, она – действительно, его мать.
Что же, получается, и тетю Мотю можно рассматривать как особу подозреваемую?
Пришлось поставить плюс.
Переходим к мужчинам.
Рисыч… Вряд ли… Честней человека не найти. И он этот музей обожает. Работает здесь всю свою сознательную жизнь. Несмотря на смешную зарплату. Жена у него, кажется, бизнес-вумэн. По крайней мере, в деньгах они не нуждаются. Но видимо, женщина хорошая. Не клюет его, что ее заработок выше. А вдруг нет? Или Рисыч сам себя «клюет». А вдруг именно в этом собака зарыта? Не каждый мужчина выдержит такого «неравенства». Что ж, получается, и здесь надо ставить плюс?
Роман… Партизан еще тот. Никогда на наших неформальных вечеринках словом не обмолвился, что у нас в музее есть камеры. Неприятная новость! И не только потому, что я могла бы засветиться с картинами, таская их из служебной комнаты в архив. А еще и по другой причине. Как говорит моя подруга Вика, которая работает в магазине «Золото» и находится все время под зорким оком камер: «И в носу не поковырять!»
Итак, Роман… Есть ли основания его подозревать? Я вспомнила его простое полудетское лицо, несмотря на «близко к тридцатилетний возраст. Маловероятно. По крайней мере, сейчас не могу ничего придумать, чтобы подозревать его. Ладно, поставлю пока минус – первый после всех плюсов!.. И добавлю, пожалуй, еще знак вопросика сзади…
…Неожиданно в кабинет влетела Лерка. Я едва успела «опустить» вниз документ с именами…
– Ты чего сидишь перед пустым компьютером? – спросила она, увидев картинку «Windows”.
– Да только включила, – буркнула я, заходя в папку «Мои документы».
– Слушай, Сенька, я еле дождалась, когда вся эта канитель со следователем закончится, – заговорщически произнесла Лерка и села на стул рядом со столом так, чтобы видеть мое лицо. – Ну, рассказывай о своем кавалере.
– О каком? – искренне удивилась я.
– Как «о каком»? – возмутилась Лерка. – Я в выходной к тебе заходила… Рассказывай, кого ты там прятала?
– Ааа, ты об этом, – вспомнила я мои выкрутасы «до» и «во время» ее прихода ко мне и бесстрастно отмахнулась.
– Ты хочешь сказать, что ничего серьезного? – выпучила глаза коллега.
– Послушай, Валерия, – начала я назидательно, – ну, не хочу я про это рассказывать! Имею я право на свою частную жизнь?
– Конечно, имеешь, – заверила меня Лерка, хотя в ее голосе я почувствовала обиду. – А я не такая скрытная и хочу тебе кое-что рассказать, – вдруг таинственно произнесла она. – У меня такая история случилась – ты даже не представляешь!
– Что? – спросила я, силясь показать, что мне это интересно.
Но сыграно было плохо. Однако Лерка этого не заметила. Ее просто распирало от желания поделиться.
– Представляешь: я познакомилась с парнем. Ну, просто, Бред Пит. Даже лучше! Темноволосый, глаза серые… Красииивый! – Валерия закатила глаза вверх с блаженной улыбкой.
Я насторожилась. Приметы молодого человека разительно напоминали мне Глеба. Неужели мои предположения насчет Лерки верны?!
– Слушай, Лерк, – спросила я. – А как его зовут?
Вопрос был задан слишком в лоб – Валерия насторожилась.
– А почему ты спрашиваешь?
– Да… как тебе сказать?.. В общем, он похож на парня… ну, по описанию… по которому у нас в школе все девчонки сохли.
Я, как вы поняли, сказала правду, потому что ничего лучшего за такой короткий период в голову не пришло. Единственное, о чем я решила умолчать, что и я тоже по нему страдала.
Но Валерка вдруг замкнулась. Еще бы! Замужняя дама должна конспирироваться. Она неожиданно вспомнила о каких-то неотложных делах и устремилась к двери.
– А как же твой муж? – запоздало спросила я.
Она, не оборачиваясь, дернула плечом, заявила:
– Объелся груш! – и удалилась.
«Так-так, Валерия! – подумала я ей вслед. – Остаешься под подозрением!»
Через пять минут в архив заглянула тетя Мотя.
– Экскурсия! Вас ждем!
– Иду, Матрена Ивановна!
Я закрыла документ Word, не сохраняя, и вышла из архива. Нагнала ее в коридоре и, пока мы шли в зал, где обычно начинается экскурсия, промежду прочим завела разговор:
– Дети или взрослые?
– Дети! Школьный лагерь.
– Сколько человек?
– Они там на две группы разделились, по десять человек. Вторая зайдет через минут десять. Их Валерия подхватит.
– Хорошо… Матрена Ивановна, а вы бы своего внука тоже бы к нам привели. Пусть посмотрит музей, где бабушка работает.
– Да маловат еще. Пять лет только. Не поймет ничего.
Внук – это сын ее старшей дочери. Но я-то подкрадывалась исподволь, чтобы заговорить о ее собственном сыне.
– А сын? Все холостым ходит?
Тетя Мотя хитро посмотрела на меня:
– Что, Сенечка, хочешь, чтобы я вас познакомила?
Я изобразила смущение, а потом ляпнула прямолинейно:
– Да!
– Окей, поговорим позже..? – она заговорщически наклонилась к моему уху: – Честно говоря, надоело видеть, как он подружек меняет словно перчатки. Пора бы ему серьезную девочку найти. Как ты, например.
Я улыбнулась из вежливости – как-то мне эти ее мысли вслух не понравились.
Мы уже подошли к пришедшим на экскурсию детям, энергию которых с трудом подавляла учительница. Они шумели, толкались, кто-то пытался кукарекать. Другой в ответ гавкал.
– Дорогие ребята! – начала я экскурсию, пытаясь перекричать детей. – Сегодня я вам открою тайны нашего города, на страже которых стоит время…