Утром я проснулась раным-рано, надела свое любимое платье, долго прихорашивалась у зеркала, а потом, выбравшись в окно, перебежками добралась до калитки…
В центре города уже было достаточно оживленно: ездили пролетки, ходили прохожие.
Я без труда нашла дом, в котором Алексей снимал комнату – он мне называл адрес. Но звонить в дверь мне показалось не очень удобно. Все-таки приходить без приглашения к мужчине – неправильно. Поэтому я решила подождать. Стала ходить по улице то в одну сторону, то в другую, ожидая, когда Алексей выйдет сам.
Прошел примерно час. По крайней мере, мне так думалось. Но ничего не произошло: нужная мне дверь ни разу не открылась.
Я уже начала нервничать и усиленно придумывать, как поступить в такой ситуации. Может, позвонить и притвориться, что я ошиблась адресом? Если мне откроет хозяйка (или хозяин), я так и скажу: простите, не туда попала. Но может, мне повезет, и выйдет сам Алексей?
Пока я думала, как поступить, то дошла до перекрестка и повернула обратно. И в этот момент на улицу вышел художник.
Я чуть не закричала на всю округу его имя! Но вовремя опомнилась. И почти бегом направилась к нему. Он, не заметив меня, пошел в противоположную сторону.
Однако я не отступила от задуманного…
Почему идущего быстро мужчину так трудно догнать? Я то шла торопливо пешком, то переходила на бег. Но удалось настигнуть его только у набережной.
– Алексей! – тяжело дыша, решилась окликнуть его наконец.
Он сразу обернулся, как будто был готов услышать свое имя. Брови его поползли вверх, когда он меня увидел. А в следующий момент Алексей уже улыбался.
– Сашенька? Какая приятная встреча! – радостно воскликнул он.
Я пыталась незаметно перевести дыхание и привести его в нормальный ритм. Мне уже не хотелось говорить Алексею, что я преследовала его от самого дома. Пусть думает, что мы встретились случайно.
– Давайте посидим где-нибудь, попьем чай, – предложил он. – Или лучше мороженого?
– Да, с удовольствием! – ответила я.
Мы уселись под разноцветный зонт, принадлежавший летнему кафе. Тут же подскочил официант:
– Что желаете-с? – профессионально приветливо улыбаясь, спросил он.
У него были смешные усы, торчавшие в разные стороны, но не симметрично: один – вверх, другой – вниз. Мне показалось это очень забавным, и я почувствовала, что ко мне подбирается приступ хохота. Такое со мной случается. Нечасто, но всегда не вовремя. Я начинаю безудержно смеяться над любой вещью и не могу заставить себя остановиться. Наверно, это нервное. По крайней мере, сейчас я была вся на взводе: все клеточки моего тела дрожали как колокольчики на стебельке.
– Мороженое, пожалуйста, – попросил Алексей, глядя на меня с улыбкой.
Кажется, он догадался, что ко мне в рот заскочила смешинка.
– Какое изволите-с? С клубникой, с шоколадом, ванильное?
Я старалась не смотреть на официанта, и поэтому ответ получил Алексей:
– Шоколадное.
– Шоколадное, – перевел Алексей официанту.
Ко мне подобрался новый приступ. Я набрала воздух в легкие и боялась шелохнуться, чтобы хохот не прорвался наружу.
Наконец официант удалился. И я, хихикнув напоследок, расслабилась.
– Рассказывайте! – вдруг сказал Алексей.
– О чем? – удивилась я.
– Ну, что вы делаете утром на пристани?
Я смутилась. У меня мелькнула мысль, что он видел меня, следовавшую за ним от самого его дома.
– Я просто гуляла, – я решила пока не сознаваться. Так, на всякий случай. Посмотрим, что будет дальше.
– Хорошо, что мы с вами встретились, – подвел итог Алексей, и мне сразу стало легче.
Принесли мороженое. По белому шарику растекался черный жидкий шоколад, и у меня от этого вида потекли слюнки…
Мы сидели, ели мороженое и разговаривали о всяких пустяках. А я никак не могла решиться рассказать о своей беде. Почему мне до этого казалось, что он – единственный человек, который способен помочь?
– Знаете, Саша, а ведь я вам подарок приготовил, – вдруг заявил Алексей.
Это было неожиданно.
– Правда? – переспросила я растерянно. – А какой?
Он засмеялся.
– Он у меня дома. Пойдемте? Или еще мороженого?
– Нет, спасибо…
Он расплатился, и мы зашагали обратно по той же дороге, по которой я недавно старательно преследовала Алексея.
И вот я стою в его комнате.
Чужая, незнакомая обстановка. Высокая кровать, дубовый шифоньер, огромное зеркало на стене, темно-вишневые тяжелые занавеси, открытое окно…
Алексея в комнате нет – он вышел, чтобы принести мне свой подарок. Но я не думаю и не гадаю, какой. Мне не до этого.
Во мне сейчас дрожит каждая жилочка. Нервы напряжены до предела. Мне кажется, в любой момент я могу сорваться, выскочить в открытое окно и убежать… Я – почти невеста – стою в комнате холостого мужчины. Ох, если мама узнает!
Наконец в комнату входит Алексей, и все тело мое, продолжая дрожать, покрывается мурашками. Что сейчас будет? Зачем он пригласил меня к себе? Действительно, дать подарок? Наверно, я зря согласилась прийти…
– Сашенька, это вам! – говорит он и протягивает мне рамку, в которую вставлена картина.
Я беру ее в руки… Внутри меня – недоумение. Что это? Зачем?
Я смотрю на картину, вижу море, а на его фоне – мальчика с собакой. Сразу узнаю Никиту и нашего Ветерка. Братик смотрит на меня своими смеющимися Никиткиными глазами и широко улыбается. А Ветерок глядит на мальчика так, как только может смотреть Ветерок, то есть с большим обожанием.
Я переворачиваю рамку. На ней, с обратной стороны, написано:
«Сашеньке от Алексея.
Буду вспоминать эти дни с теплотой в сердце».
Моя голова кружится от счастья, а сердце радостно бьется в груди…
Я поднимаю глаза на Алексея.
– Так красиво! – искренне говорю я. – Спасибо большое!.. А мне вам нечего подарить, – тут же с сожалением замечаю я.
Он смеется.
– Ерунда!
– Мне очень приятно! – с чувством говорю я и снова смотрю на картину.
А мозг мой, между тем, начинает лихорадочно думать о том, как начать разговор, который я планировала. Ведь, если я уйду сейчас, ничего не рассказав, уже вечером буду очень сильно об этом сожалеть.
Наверно, мой вид подсказывает Алексею, что со мной что-то не так: я стою, смотрю на картину, хмурюсь, и мое молчание затягивается.
– Сашенька, с вами все в порядке? – спрашивает он.
Я поднимаю на него глаза, и вдруг начинаю плакать, горько и безутешно.
– Н-н-нет, – сквозь слезы произношу я. – Со мной все очень плохо!.. Я выхожу замуж.
Его брови поднимаются вверх. Он берет меня за руку, подводит к кровати, сажает на нее. (Она оказывается очень мягкой). Садится рядом. Обнимает за плечи. Молчит. И я начинаю ему всё рассказывать: о папиных проблемах, о Георгии Ксенофонтовиче, о том, что я должна выйти замуж за его сына Антона, потому что так хочет Кончаловский-старший. Но я этого совсем не хочу, потому что мне не нравится Антон, и теперь просто не знаю, что делать.
Весь мой рассказ со всхлипами и слезами неожиданно вызывает очень странную реакцию у Алексея. Он вдруг предлагает:
– А давайте я нарисую ваш портрет.
Теперь моя очередь удивляться.
Не дав мне возразить, он начинает активную деятельность: вскакивает, ставит стул около окна, предлагает пересесть. Убегает куда-то, возвращается с красками.
Я пытаюсь ему возразить: мне не хочется сейчас сидеть и позировать. Может, в другое время я бы была счастлива делать это. Но не сейчас. Алексей, кажется, этого не понимает. Он почти силой садит меня на стул и мгновенно погружается в работу, сев напротив.
Я смиряюсь, сижу покорно, смотрю на него. Улыбаюсь, если он просит. А в душе так плохо, что хочется выть. Сижу безучастная, совершенно обессиленная.
Но любовь умеет оправдывать даже самые нелепые поступки возлюбленного. Вскоре и я нахожу объяснение поведению Алексея. Просто он хочет меня таким образом отвлечь от грустных мыслей.
И все-таки у меня нет сил быть в бездействии. Отчаянье гонит меня куда-то, заставляет делать хоть что-нибудь. Но только не сидеть, позируя. Я говорю Алексею, что мне пора. Он – как странно! – не пытается удержать меня.
– Я выполнил самую главную работу, – вдохновенно заявляет он. – Все остальное я могу доделать и без вас, Сашенька.
…Я медленно плетусь домой, а в голове беспрерывно, под какой-то нудный надоедливый мотив, поются три последних его слова: «Без вас, Сашенька… без вас, Сашенька… без вас… без вас… без вас…»
Вспоминаю те серые дни моей жизни, когда я стояла на пороге нежеланного замужества. Хотя сейчас, через несколько лет, они мне уже таковыми не кажутся.
…В тот день я пришла домой после полудня. Папа и мама встретили меня без упреков, хотя отлично поняли, каким путем я покинула свою комнату утром. Они разговаривали со мной мягко, по-доброму, что-то пытаясь объяснить. Я больше молчала. Только слушала. Родители, наверно, думали, что я уже на все согласна.
Но мой мозг работал как механизм: он напряженно искал выход из создавшейся ситуации. Замуж я не собиралась, но как этого избежать, пока не знала. Я глупо понадеялась, что Алексей поможет мне. Но видимо, только я сама могу найти выход и изменить что-то.
В течение недели дважды заходил Антон. Мы – папа, мама, я, он, иногда Никита – сидели, пили чай в саду. Я практически не слушала, о чем они там говорили. Думала о своем. Иногда пыталась вникнуть в беседу. Просто из вежливости. Не всегда это получалось. И вот именно в момент, когда мне это удалось, пришло решение.
А дело было так.
Антон стал перечислять родственников, которые уже были приглашены на свадьбу. Назвал какую-то тетушку Елизавету, которая живет в ста километрах от нашего города. И меня вдруг осенило: у меня ведь тоже есть тетя! А я у нее любимая племянница. Уеду к ней, и она не даст меня в обиду!
Спасибо, Антон, хотя бы за это!..
Так я решила свою судьбу…
Теперь я ждала встречи с Алексеем по-другому, не как раньше. Что-то притупилось внутри. И в моей голове все перепуталось. Хотя, по-прежнему, я пылала от любви к художнику, но появилось странное чувство замедленности. Как будто две волны столкнулись. Одной было мое чувство к Алексею, другой – ответственность перед родителями. Сила «волн» пропала после столкновения, а вместе с силой – и моя энергия.
Я все делала неосознанно, отстраненно: два раза в неделю ходила на службу в жандармерию, вечерами гуляла с собакой. Каждое мгновение ждала нашей встречи с Алексеем и боялась ее. Наверно, я взрослела. В душе ясно звучал ответ, что только я сама, а никто другой – даже любимый человек – не поможет мне решить задачу, которую подбросила жизнь.
Странно, но мой страх снова встретить Алексея после того дня, когда я побывала у него в комнате, приводил к дурному последствию: он перестал ходить к морю. Как будто чувствовал мое смятение.
Я пыталась найти ответ: почему? Что я сделала не так? Проявила слабость, а он не любит девичьих слез? Разочаровался во мне моим легкомысленным поступком: пять минут до свадьбы, а я без колебаний пришла в дом холостого мужчины? Что еще может быть причиной его непоявления у моря?
Прошла неделя. И вдруг однажды, в один из вечеров, я обнаружила, что Алексей поджидал меня у берега. Именно ждал – это не получилось случайно. Когда я появилась там с нашим Ветерком, он торопливо побежал мне навстречу, оставив свои мольберт и кисти.
– Сашенька! Я понял! – горячо воскликнул он. – Я вёл себя ужасно! Вы пришли ко мне за помощью, а я – со своим рисованием!
Он был бледен сегодня, и я почувствовала к нему сильное сострадание.
– Нет, нет, Алеша! – я часто называла его так про себя, но никогда вслух, сейчас это было впервые, и с переполнявшим меня чувством тревоги взяла его за руку. – Вы были очень внимательны! Это я невежливо ушла слишком быстро!
Кажется, он воспрянул духом от моих слов. Сразу заулыбался и протянул мне сверток, который я только сейчас заметила в его другой руке.
– Я нарисовал вас! – просто пояснил он.
Когда он передавал мне сверток, мы смотрели в глаза друг другу, и я не успела ничего понять, как через мгновение наши губы слились в поцелуе.
Это был первый поцелуй в моей жизни, и голова так закружилась, как будто я долго каталась на карусели. Мне показалось, что сейчас я упаду. Но Алексей – то ли понял это, то ли просто так – обхватил меня за талию.
…Потом мы гуляли с ним по берегу, еще целовались, болтали, смеялись. Я забыла обо всем. Мой мир превратился в сказку, где нет зла и тревог – только добро, где все счастливы и влюблены.
Но вечером, вернувшись домой и встретив осуждающий взгляд отца, я опять вернулась в мир, называвшийся «действительностью». Сказка закончилась. Мои проблемы никуда не исчезли. И решать мне их все равно придется.
– Где ты была так долго? – осторожно спросила мама. – Мы волновались.
Но когда я, нахмурившись, ничего не ответила, не стала переспрашивать. А во мне зародился протест: буду бороться за свою любовь, это главнее всего на свете.
Я поужинала и тут же ушла в свою комнату. Едва переступив порог и закрыв за собой дверь, почувствовала, как краски жизни светлеют и становятся ярче. И снова сказочный мир принял меня в свои объятья.
Я развернула сверток, с любопытством посмотрела на картину. Там, у окна, сидел мой образ, улыбавшийся и счастливый. Алексей немножко приукрасил меня ту, которая была у него дома, вся зареванная, погруженная в горькие мысли, не готовая позировать… Волна блаженной радости поглотила меня, и я тихо засмеялась…
…В ту ночь мне снова не спалось: я вспоминала наши поцелуи, трогала губы и счастливо улыбалась. Но, когда вроде как погрузилась в дрёму, неожиданно проснулась от мысли: ведь я забыла рассказать Алексею, что решила уехать к тете в Полянск, чтобы избежать свадьбы!
Ну, хорошо. Я могу это сделать завтра.
И, успокоившись, крепко заснула…
Итак, мной было принято решение уехать в Полянск.
Я хорошо знала тетин характер. Она – единственная сейчас, кто действительно не даст меня в обиду.
Мысль о моем решении настолько будоражила, что на следующий день я проснулась ни свет, ни заря. Посмотрела на часы: шесть десять! Тихо выбралась из-под одеяла и сразу же начала осуществлять свой план. Мне нужно было приготовить кое-какие вещи, чтобы отправиться в путь. Я освободила выдвижной шкафчик в комоде, чтобы складывать туда то, что возьму с собой. Положила нижнее белье, чулки, пару книг, два любимых платья… Я была намерена взять вещей как можно меньше. Чего не хватит, можно купить в Полянске.
Но самое главное, что я возьму с собой, это – две картины, подарки от Алексея. Я снова взглянула сначала на первую, где был Никитка, потом на ту, где сидела у окошка я. Хорошо, что они в тонких рамках. Сделай бы Алексей обрамления потяжелее, мне бы было трудно в дороге с картинами.
Вспомнился вчерашний день, и я счастливо вздохнула. Всё образуется! Мы ещё будем вместе!
Посмотрела на часы. Прошло только двадцать минут, а я уже собралась. Постояла посередине комнаты, думая, что же еще важно сделать. Ах, да! Мне всё-таки нужно объяснить родителям мои мотивы… Достала бумагу с книжной полки, взяла чернильницу, перо и села писать письмо.
Как бы я не хорохорилась, совесть внутри тихо читала мораль: плохо оставлять их сейчас, когда они надеются на меня. Но мысль о замужестве с Антоном Кончаловским просто разрывала сердце. Возможно, не встреть я Алексея, я бы смирилась с неизбежным. Но теперь…
Я начала старательно выводить буковки, взвешивая каждое слово. Перышко скрипело по бумаге.
«Дорогие мои папочка и мамочка!
Простите меня, что я так поступила…»
В комнате тикали настенные часы. Так хорошо и уютно! Вдруг стало жаль, что мне придется оставить родной дом. Еще недавно я рвалась на свободу, а в тут всё вокруг стало до боли родным и милым. Я оглядела свою комнату. Вон в углу сидит большой желтый медведь, подарок на мое семилетие. Я уже давно не играю с ним. А ведь когда-то он был моим близким другом, которому я нашёптывала в плюшевое ушко свои детские обиды и радости. До сих пор помню день, когда мама и папа зашли в комнату с большой коробкой, перевязанной красной ленточкой…
Фотографии на стене… Там я маленькая, а мама и папа – моложе, чем сейчас. И Никитка еще не родился. На другой – мы уже все четверо. Но мой братик – совсем крошка – сидит на руках у мамы в белом платьице – не поймешь еще, девочка или мальчик.
А вон на той стене, прямо на обоях, – мой рисунок карандашом: кораблик на волнах, солнышко, облачка… Помню, как тогда ругался папа…
Слезы вдруг закапали на письмо, и я торопливо отодвинула листок. Собралась с мыслями, продолжила писать.
«…Но я не люблю Антона. И, так страшно представить, что до конца жизни мне придется жить с нелюбимым человеком. Поэтому я решила уехать.
Простите меня. И не беспокойтесь. Я не пропаду.
Ваша любящая дочь Саша».
Дел сегодня у меня было не так много. Но среди них – одно, самое важное: встретиться с Алексеем и спросить, где он живет в Полянске. А также дать ему свой адрес. (Точнее, тётин). Ведь Полянск – это не наш маленький городок. Там найти человека без адреса будет непросто…
После завтрака я начала с главного: побежала на берег, в надежде, что Алексей будет там. Удивительно, что море в это утро напомнило мне сказку Пушкина о рыбаке и рыбке.
Природа была как будто обеспокоена тем же, чем и я – моим поступком, разлукой с домом и родными. Сердце тоскливо сжалось в непонятном предчувствии. Я походила у моря туда-сюда и …направилась к дому Алексея…
…Мне не хотелось идти к нему без приглашения, и я опять, как несколько дней назад, стала кружить около дома, в надежде, что Алексей выйдет сам. Время шло, но дверь, похоже, никто не собирался открывать. Тогда я решилась: подошла и нажала на кнопку звонка.
Дверь открыла приятная пожилая женщина. Она ответила на приветствие и замолчала в ожидании объяснения, что мне нужно.
– Могу ли я видеть Алексея? – спросила я, почувствовав, что начинаю краснеть.
– А его нет, – ответила женщина, с любопытством разглядывая меня. – Он уехал сегодня рано утром домой.
– Уехал?! Сегодня? Рано утром? Домой? – растерянно задавала я вопрос за вопросом (чего-чего, а этого я не ждала). – Простите. До свидания.
Как странно… Уехал, не сказав ни слова… Как будто сбежал… Почему? Что не так?
Я торопливо развернулась, опережая слезы, уже готовые вылиться из глаз.
– Барышня, – окликнула меня женщина. – Вас Сашей зовут?
Я обернулась, посмотрела на нее с надеждой, кивнула. Может, Алексея нет для других, но он есть для меня?
– Алексей оставил вам письмо. Подождите, я сейчас принесу.
Женщина исчезла, прикрыв за собой дверь. Я стояла, переминаясь с ноги на ногу, чувствуя себя глупо перед закрытой дверью. Минуты через две – долгие две минуты – хозяйка вернулась, держа в руке запечатанный конверт.
– Вот, возьмите.
Сердце тревожно заныло, когда я брала письмо из ее рук. Что же там?
Поблагодарив женщину, я сунула конверт в рукав платья и заспешила домой.
Я так и не смогла прочитать письмо до вечера. Только перепрятала его из рукава под подушку. Вся семья находилась дома. Весь день была какая-то суета, как будто перед отъездом (конечно, не перед моим; ведь никто не подозревал о моих намерениях).
И только вечером, лежа в кровати, я аккуратно достала письмо из-под подушки. Конверт был абсолютно чистым – ни одной буквы на нем.
Почему ОН не написал хотя бы «С»? Или «Саше»? А еще лучше, «Дорогой Сашеньке». Нет, ничего. Никакого знака его любви…
Я осторожно надорвала конверт сверху и достала письмо. Руки дрожали от волнения, в горле першило: неизвестность пугала меня – что там написано, на этих белых листочках бумаги?
«Дорогая Сашенька!» – так начал Алексей, и мое сердце радостно откликнулось. Он просто боялся написать то же самое на конверте. Боялся за мою честь. Зачем хозяйке дома знать о нашей любви? Конечно, ни к чему. Какой он мудрый и предусмотрительный!
Я была сильно растрогана его внимательностью. И надежда, что он придумал что-то, чтобы помочь мне, затеплилась в душе.
Я торопливо продолжила чтение:
«…Боюсь, что мое присутствие заставляет тебя делать глупости. И поэтому я решил уехать немного раньше, чем планировал.
Я намного старше тебя. Я не могу дать тебе всего того, что ты получишь от своего жениха. Возможно, лучше и мудрее, если ты послушаешься родителей и выйдешь за него замуж.
То, что было между нами, – это приятно. Когда я вспоминаю тебя, душа моя согревается, как камешки на пляже под горячим солнцем. Но… у нас не может быть будущего. Именно поэтому, пока не поздно, я уезжаю.
Прости и прощай.
Алексей».
Что? Почему? Ничего не понимаю!
Он уехал и сказал мне «Прощай»?!
Да, это было безумно больно! Я прорыдала в подушку почти всю ночь. А при воспоминании о словах «то, что было между нами, – приятно», мне хотелось ему отомстить и выйти замуж за Антона. Но в глубине души всё-таки понимала, что это будет месть не ему, а мне самой. За мою наивную веру во взаимную любовь, за моё доверие ему, за мою собственную глупость… Я думала, что Алексей тоже полюбил меня, а ему было просто «приятно».
Но, проснувшись утром, неожиданно осознала, что сейчас мне обязательно нужно поехать в Полянск. Уже не только ради того, чтобы спастись от замужества с Антоном Кончаловским. А еще для того, чтобы найти Алексея и объяснить ему: он не прав. Ведь он же, правда, не прав! Разве можно бояться любви и говорить о каком-то возрасте? Это глупость! Главное, счастье быть вместе! И любовь… А она между нами есть, я уверена… Я чувствовала это, когда он целовал меня…