— Молчите, господа, а я ждал, что спросите о пределах своей компетенции. Ценю вашу выдержку, сам перехожу к этой проблеме. Отныне у юденрата наряду с силой слова будут свои могучие полицейские силы. Юденрату разрешено организовать свою службу порядка в составе пятисот полицейских. Учреждаются звания, будет выдана форма. Не еврейский район, а еврейское государство! Как у всякого государства, устанавливаются границы, обведенные надежными каменными и деревянными стенами. Уясняете, что это значит для вас? Отныне ни один желающий свести счеты с евреями и ни один хулиган не сможет проникнуть в еврейский район, превращенный в неприступную крепость. В районе только ваша власть и ваши полицейские силы. Но и еврей не сможет высунуть свой длинный нос за пределы района. С внешней стороны стены вашей крепости будут охраняться нашей украинской полицией. Это должен знать каждый житель района, ибо даже среди евреев встречаются дураки. Пусть же помнят, что драгоценные еврейские жизни охраняются только до пограничной стены. Только! Евреи, как и раньше, будут работать на городских предприятиях. Могут найтись и такие умники, которые попытаются бежать с предприятий в арийский район. Более того, могут найтись и арийцы, которые за деньги или по глупости попытаются спрятать еврея. Не спрячут — у нас кругом есть глаза, а за нахождение в арийском районе устанавливается смертная казнь — евреям, проживающим там незаконно, и тем, кто их прячет. Вы, господа, — законные жители арийских районов, ваши квартиры под нашей охраной, даже на улицах вас охраняет немецкая власть. К сожалению, не на тротуарах — на мостовых.
Разглядывает Ландесберг коменданта, все более и болев просвечивается его характер. В рассуждениях о «еврейской крепости» и «силах полиции», даже о привилегиях еврейских жителей арийских районов наряду со здравыми мыслями звучит плохо скрытая издевка. Не над ними — над всеми евреями. Нелегко будет с новым шефом, ой, нелегко!
Ротфельд об этом же думает. И еще думает о том, что ни к чему ему арийские мостовые — в его распоряжении будут еврейские тротуары и юденрат.
— Чем еще надо немедля заняться? — переходит Силлер от привилегий к дальнейшим задачам. — Надо срочно готовиться к передаче немецким властям еврейских квартир, магазинов и предприятий. Если кто-нибудь попытается растащить бывшее еврейское, а ныне немецкое имущество, даже мелочь, продать или испортить, его ждет строжайшая кара. Да-да, господа евреи, увозить из города в еврейский район можно будет только по этому перечню, — передает Силлер Ротфельду листок с немногими строчками, однозначными и двузначными цифрами. — Только по этому перечню, все остальное — собственность рейха. За ущерб, причиненный немецкому имуществу, отвечают не только бывшие собственники — всей еврейской общине придется платить и немало. Учтите и сделайте так, чтобы платить не пришлось. Продумайте и спланируйте размещение новых жителей в еврейском районе, это, как я понимаю, нелегкая задача. Ничего, не допускайте излишеств и справитесь. И очень важно своевременно и с размахом организовать похоронное дело. Вот, пожалуй, и все. Может, ко мне есть вопросы?
— Я не совсем понял, как мы сможем обеспечить передачу еврейских квартир в арийских районах и как будет организовано продовольственное снабжение еврейского жилого района… — Ротфельд не видит никакого просвета для разрешения этих задач. Как сможет юденрат обеспечить передачу еврейских квартир, если еврейский чиновник не вправе свободно передвигаться по тротуарам арийских кварталов? Как кормить евреев в гетто, если еврейские владельцы магазинов должны сдать даже имеющиеся запасы товаров? Кто и чем станет снабжать?
— Господа, мне за вас стыдно! — Силлер укоризненно покачал головой. — С вашими знаниями и вашим житейским опытом вы просите совета у офицера СС, не искушенного в подобных делах. Надеюсь, не ради издевательства! Нет, давайте уж так, как договорились. Вы — действуйте, я только оцениваю ваши деяния. Уверен, прирожденные торгаши и проныры организуют магазины в еврейском районе. Городская управа будет выделять для еврейского района продукты, конечно, по нормам, установленным для еврейского населения. Надеюсь, теперь все ясно. Прощайте, господа, через двое суток доложите мероприятия по организации вашего жилого района.
Из комендатуры пошли в юденрат. Сидят в кабинете у Ротфельда, говорить неохота.
«Что последует за созданием гетто?..» — горестно думает Ротфельд. Ему легко представить, какова будет жизнь в «еврейской крепости», как разместится почти половина населения города в кварталах, составляющих его двадцатую часть! И не трудно представить, какое будет снабжение, если все эти месяцы арийцам ничего не дают кроме хлеба. Так арийцы хоть могут покупать продукты на рынках — жители «еврейского района» лишаются и этой возможности. Губернатор сообщил как о большой привилегии, что еврейским жителям арийских районов разрешат делать покупки на рынках от двенадцати до четырнадцати, и пошутил: «До двенадцати на рынках будут орудовать ваши кухарки. Слышал, что на этих должностях евреи всегда держат ариек». Да, право на жизнь в арийском районе действительно может стать привилегией, и большой привилегией. За губернатора надо держаться, спасение только в его доброжелательности. И, как всегда, бесплатного доброжелательства нет и не будет. Губернатор не требовал благодарности, однако сказал: «Как понимаете, больше встречаться не сможем. О ваших пожеланиях прошу информировать Граббе, а он будет вас информировать о моих пожеланиях!».
Граббе сообщил о пожеланиях Ляша. Губернатор — высшая власть, но все же ошеломила многомиллионная контрибуция, так деликатно назвали это джентльменское соглашение. Придется платить! Жители гетто заплатят за спокойную жизнь, обещанную в «еврейской крепости», еврейские жители арийских районов заплатят за то, чтобы не жить в этой «крепости». Щедро придется платить, большую часть контрибуции надо внести драгоценными металлами и твердой валютой. Об этом еще не говорил с заместителем. Почему? По той же причине, по которой Ландесберг не афиширует свои тайные связи. О встрече с губернатором этот хитрец никогда не узнает, а о контрибуции пока толковать ни к чему. Граббе предупредил, что нельзя приступать к сбору денег и ценностей, пока не будет приказа о создании еврейского жилого района. Надо так собрать контрибуцию, чтобы даже тень не упала на губернатора. Прощаясь, Граббе похлопал его по плечу и сказал: «Попав в кабалу к искусному финансисту, не знаешь, когда кончается выплата одного долга и когда начинается выплата следующего. В нынешнее время у еврейских финансистов — самое выгодное положение. Столько контрибуций, что сам черт ногу сломит!». Надо действовать умно, иначе вместо милости — гибель. Участвуют ли в этом деле СС и полиция? Какое это имеет значение? Хозяин снимает банк — помощники и прочие слуги могут только смотреть и облизываться. Придется все же дать понять Ландесбергу, о чем идет речь, невозможно обойтись без его помощи. Ландесберг тоже хочет жить в третьем районе: не в его интересах лишиться своих привилегий и стать гибнущим жителем «еврейской крепости». Очевидно, дела у него неважнецкие: сидит и молчит, никак не очухается от «милой» беседы с Силлером. Весть о создании гетто была для него неожиданной — громом среди ясного неба. Не закончились ли его тайные связи?
Седьмого ноября в обычное время Краммер идет за газетами, вспоминается седьмое ноября сорокового года. Он и Наталка стояли недалеко от трибун — полноправные участники великого праздника. По улице Первого мая шествовали радость и счастье, в бесконечных колоннах шли вершители судеб освобожденной от рабства Галиции. И сегодняшний день!
Купил Краммер газеты, на первой странице «Львивських вистей» выделяется набранный жирным шрифтом заголовок: «Крах революции». Какой крах? О чем идет речь? В статье берлинского корреспондента сообщается: «В Москве на Красной площади каждого 7 ноября происходили величественные военные парады. В этом году, в 24-ю годовщину Октября, всех этих декораций не будет. В Москве — фронт, в Ленинграде — фронт. Сталин будет праздновать 24-ю годовщину Октября не как хозяин Московского кремля, а уже как эмигрант, пока что на своей территории…». Неужели правда? Неужели фашисты в Москве? Быть такого не может!.. А вдруг? Неделю тому фашистские газеты писали, что из трехсот советских дивизий двести шестьдесят разгромлены, ликвидация остальных — дело ближайшего времени. Если пришло это время — надеяться не на что, лучше сразу в могилу.
Не сообщают газеты о захвате Москвы, — может, фашисты похвастали? Чем хуже жить, чем страшнее бесконечно идущие беды, тем больше хочется отдалиться от них, хоть ненадолго забыться. Решил отметить 12 ноября — двадцать четвертый день рождения Наталки. Посоветовался с Фирой, стали готовиться к празднику. Праздник в аду? И тут нужен какой-то просвет, иначе непосилен груз горя.
На Краковском рынке Фира выменяла за пару белья и почти новые брюки два килограмма муки и килограмм говядины. Приготовила именинный пирог, будет шикарный ужин.
В Наталочкин день Фалек проснулся раньше обычного, тщательно выбрился, начистился и пошел на работу. В одиннадцать пошел за газетами. Носятся по Замарстыновской люди, руками размахивают, о чем-то шумят. У газетного киоска извивается бесконечная очередь, небывалая, — все же не хлеб, а газеты. Что-то случилось! Неужели немцы взяли Москву?! Может, ворвались в Ленинград?! Вчерашние газеты сообщили о бегстве Сталина из Москвы, об окружении армии Ворошилова под Ленинградом.
Стал Фалек в очередь, оглушен страшной вестью. Из средневековья вползает во Львов страшное чудовище — гетто. Тогда, во времена инквизиции, жителей гетто истребляли погромы, косила чума, сжигали пожары. А теперь?
Быстро движется очередь, схватил Фалек газеты и убежал на Кушевича. Не в больницу — за больничный сарай.
На всю первую страницу растянулись сенсационные сантиметровые буквы: «Жидовский район во Львове». Под ними выведено меньшими буквами: «Жидов переселят до середины декабря»!
Сердце зашлось, голова закружилась — пережитые обиды лишь начало пути. Куда? Устрашился вопроса — и ищет в газете ответ. Не в статье под сенсационными буквами — в объявлении губернатора «дистрикта Галиция» о создании еврейского жилого района. Сам себя успокаивает: все же не гетто — еврейский жилой район. Может, такой же, как другие городские районы? Недавно сообщали газеты, что из лучших городских улиц создается немецкий район, из тех, что похуже, — польско-украинский, из совсем плохих — еврейский. На статью не обратил внимания, немцы и так захватили все, что получше. Может, не зря опубликовали статью?
Фалек отгоняет от себя страшную суть объявления губернатора Ляша, а она грозно о себе возвещает. Завтрашний день начинается с фразы: «Приказываю создать еврейский жилой район в городе Львове на основании нижеуказанного плана».
Разглядывает Фалек план: еврейский район — небольшая часть города за линией железной дороги Львов — Тернополь. Не вся, исключены лучшие улицы.
Указаны в объявлении сроки, дни переселения из каждого городского района. А где же второй и третий районы? Неужели для их богатых жителей предусмотрена льгота?
Вчитывается Фалек в объявление губернатора — улетучивается проблеск надежды. Еврейский район не такой, как другие, это гетто!
Пункт 11-й объявления гласит:
«Евреи, оставляющие без разрешения определенный им район, на основании распоряжения от 15 октября 1941 года наказываются смертью. Так же наказываются лица, сознательно дающие пристанище евреям».
Смерть за выход из гетто! Смерть скрывающему еврея! Вот, Наталка, какой приготовил губернатор Ляш подарок на твой день рождения. Закончилось несчастливое счастье, жену еврея тоже могут загнать в гетто. Не загонят, она же украинка. Не украинка, а жена еврея! Что для немцев важнее?.. Ганнусю признают еврейкой! Наталке с Ганнусей надо бежать из Львова. Куда? Туда, где не узнают об их «преступлениях». Так и подумал о своей национальности, как о преступлении. Еще додумал, что Наталка из-за своего безрассудства не захочет бежать. Без радости об этом подумал, со страхом. Где же выход? Сегодня объяснится с Наталкой, во имя Ганнуси пусть уезжает из Львова или хотя бы поселится на новой квартире. Теперь будет много свободных квартир, с обстановкой.
В объявлении сказано: «За уничтожение квартир, квартирных принадлежностей и другого имущества установлено строгое наказание». Запрещается брать с собой оборудование магазинов, продовольственные запасы, товары. Можно взять только личные вещи, и то по специальному перечню. В гетто пустят обобранных, обреченных на голодную смерть. Почему на голодную? Обещают в еврейском районе создать магазины. Тогда зачем забирать товары? Гетто не станут снабжать. В городе хоть можно купить на рынке, а из гетто не пойдешь за покупками, и продавцам не зайти в гетто. Только для евреев будут три входа: железнодорожный переезд на улице Огородникова, под железнодорожным мостом на Клепаровской и железнодорожный переезд на Пелтевной. Пелтевная! Это же совсем рядом с больницей.
Еще раз разглядывает Фалек план гетто, вся Замарстыновская включена в еврейский район, ему переселяться не требуется. Где разместятся новые жители гетто? Невелик еврейский район, — это по территории. А если считать по квартирам?! В отличие от центральных кварталов, многие улицы — одноэтажные домики и дома на два-три этажа. Невозможно тут разместить все еврейское население города. Почти все. Только богачи проживают во втором и третьем районах. Для фашистов нет ничего невозможного; окажутся лишние — найдут что с ними сделать! Кто же будет переселять, размещать? И об этом указано в объявлении: «За порядок переселения, как и за порядок, чистоту и безопасность в еврейском жилом районе, отвечает еврейская община. В еврейском жилом районе община имеет в своем распоряжении еврейскую службу порядка в количестве до 500 лиц».
Свое управление, своя полиция! Может, немецкие власти оставят в покое евреев? Пусть изолированные, голодающие, даже мрущие с голоду, но избавленные от издевательств, погромов, убийств. Кто управляет общиной, какие у них полномочия и возможности?.. Полномочия, возможности! Какие полномочия и какие возможности могут быть у евреев?! Еврей — этим все сказано! Евреи и неевреи, кто еврей и кто нееврей? Сообщает газета, что с 6 сентября 1941 года на территории Галиции введено в действие распоряжение генерал-губернатора от 24 июля 1940 года, определяющее понятие «Jude».[33] Это распоряжение опубликовано, второй параграф гласит:
«Еврей — это тот, кто происходит по меньшей мере от трех по расе чисто еврейских предков.
Еврей — это тот, кто происходит от двух по расе чисто еврейских предков.
Еврей — это тот, кто принадлежит к еврейской вероисповедальной общине.
Еврей — это тот, кто при вступлении в силу этого распоряжения был женат на еврейке или после этого распоряжения женился на ней».
Кто женат на еврейке! А кто замужем за евреем? Все равно, женат или замужем. Не все равно, об этом было бы сказано. Так кто же Наталочка?.. С Ганнусей ясно, она «Judischer Misching» — еврейская помесь! Какая разница между евреем и еврейской помесью? Наверное, никакой, раз об этом не сказано. Наталке надо спасать Ганнусю, для этого надо спастись самой. Это поймет, подскажет материнское сердце.
Пошел к доктору Гаркави, постучался, протягивает газеты. Тяжко вздохнул доктор Гаркави, читает в «Газете львовской» объявление губернатора Ляша. Ничего не сказали друг другу. Как вошел Фалек с газетами, так и вышел.
Больница волнуется, в больных влились новые страхи. Никто не знает, что станет с еврейской больницей, в одном уверены — будет хуже, намного хуже. Больные живут за счет родственников, ныне обреченных на страшную долю. На что же рассчитывать?
Подошел Фалек к лудильщику Фроиму — хоть словом поддержит. У Фроима тоже газета, он ткнул пальцем в статью «Жидовский район во Львове»:
— Прочтите, что эти сволочи пишут!
Взял Фалек газету, читает:
«Немецкое управление вынуждено создать жидовский район, ибо, свободно передвигаясь по городу, жиды создают повышение цен и спекуляцию, по их вине возникли трудности в снабжении города продуктами. Еще в предместьях жиды ловят крестьян и покупают за любую цену продукты…».
Не может читать — беспредельна подлость нацистов. Ограбили город, грабят село, эшелонами вывозят продукты в Германию, выставляют в витринах магазинов для немцев. А виновники голода — евреи, за это их загоняют в гетто! За голод в октябре 1941 года! А в объявлении губернатора Ляша указано: создание еврейских районов предусмотрено распоряжением генерал-губернатора от 26 октября 1939 года. Каждый поймет, что фашистский разбой хотят списать на евреев. Каждый ли? Кто-то поверит фашистам — помогут многовековые предрассудки. Кто-то с равнодушием подумает: «Все же будет получше: то, что евреи не смогут купить, — мы купим». А будет ли лучше или только увеличится немецкий грабеж?
Думы Фалека оборвал шепот Фроима:
— Этими баснями можно обмануть только желающих обмануться. Сам рабочий, знаю рабочего человека, не отыграется фашист на евреях, за все придется отвечать самому.
Не отыграется фашист на евреях! Фроим уже свел счеты с жизнью, — а других что ожидает?
Вернулся Фалек с работы — Наталка и Фира в слезах. Сам с трудом сдерживает слезы — должен сдержаться.
— Целый год ждал именинного ужина, а меня угощают слезами. Если думаете, что их мало в больнице, то глубоко ошибаетесь.
— Пойдемте ужинать, — утирает Фира слезы, а они все текут и текут.
— Конечно, ужинать! — улыбается сквозь слезы Наталка. — Пережили наши предки ордынское иго, переживем и немецкое, тогда отпразднуем другой день рождения.
«Другой день рождения!» — любуется Фалек женой. Наталка должна запомниться такой до конца его дней. Запомниться!
«Другой день рождения!» — Наталка гладит под столом руку Фалека. — В гетто его невозможно оставить: если не убьют, так заморят. А у кого спрятать, чью благородную душу обречь на верную гибель?!».