— Разыскали вашего еврея, сейчас приведут. Завел Наталку в соседнюю комнату:
— Не буду мешать, желаю удачи! — откланялся Мазуркевич и вышел, плотно закрыл за собой дверь.
Все складывается как нельзя лучше, а Наталка нервничает больше и больше. Какой-то липкий этот Мазуркевич, слишком любезен, очевидно, притворной улыбкой привык скрывать хитрость и подлость. Дура-дура, что натворила! Этот пан погубит Фалека. Бесчестные люди видят в каждом еврее богатство, пользуются беззащитностью несчастных и своей безнаказанностью. Так она же ничего не сказала о Фалеке — кто он такой, кем был, какой у него капитал. Пан Мазуркевич не может не знать, что у многих евреев давно нет ничего за душой! Так же должно закончиться и это свидание. А может, стоит обнадеживать пана, пока не удастся побег? Сможет приходить и «выведывать» у Соломона Кайзера, где спрятаны деньги… Посоветуется с Фалеком, вместе решат. Надо о многом поговорить, а за дверью могут подслушивать. Войдет внезапно Мазуркевич, услышит неосторожное слово и поймет, о чем идет речь. Надо Фалека ко всему подготовить.
Достала Наталка из сумочки записную книжку, на листке написала: «Сказала директору, что ты — делец, должник моего отца. Пришла за богатством, слышала, что ты его спрятал во Львове». Ни о чем больше не стала писать, об остальном перешепчутся.
Только спрятала сумочку — распахнулась дверь, секретарь ввела Фалека и, ни слова не говоря, удалилась.
Стоят Наталка и Фалек друг против друга, слова не вымолвят. Не ждал и не надеялся Фалек на встречу с Наталкой, да еще в этой комнате. И Наталка переполнена счастьем встречи, на которую давно потеряла надежду. Как хочется подойти и обнять, одни в комнате. Одни!
Протягивает Наталка исписанный листок и карандаш, произносит с усилием:
— День добрый, пан Соломон! Наконец-то я вас разыскала и пришла решить наши дела.
Прочел Фалек, приложил палец к губам и хрипит:
— Добрый день, пани! Что-то я вас не припоминаю, и какие могут быть дела у еврея с украинкой?
В том же блокноте пишет Наталке: «Мы незнакомы. Эта комната — ловушка, Мазуркевич слышит все через стену».
В этой комнате Мазуркевич устроил свидание Брилю с украинцем, прятавшим его ценности. Честным оказался украинец, не польстился на ценности Бриля, встреча обернулась для обоих бедой. Стал Мазуркевич шантажировать Бриля, требовать ценности, угрожая погибелью — ему и украинцу. Достиг своего, не мог же Бриль погубить украинца за его доброту. Рассказал Бриль об этой истории Фалеку и вскоре исчез.
Неизвестна Наталке судьба Бриля, но записка Фалека подтвердила ее опасения. Взяла себя в руки, говорит ироническим тоном:
— Чего, пан Соломон, уставились на меня, будто я — удав, а вы — кролик? Не съем! Присаживайтесь и успокойтесь. Вспомните, мы же с вами встречались.
Умолкла и пишет в блокноте: «Все отрицай, но дай повод для еще одной встречи. Готовлю твой побег с фабрики, Бородчук поможет».
Прочел Фалек записку, говорит безразлично:
— Простите, пани, ничего я не помню. Много людей раньше встречались с несчастным евреем, с тех пор голод и холод съели мозги.
— Пан Соломон, не хитрите, отдайте те деньги, которые одолжили у моего отца. Они же вам теперь ни к чему, а я уж о вас позабочусь. Пан Мазуркевич — мой друг, мы вам поможем! Не спешите с ответом, подумайте.
Снова Наталка предлагает бежать. Фалек много думал над планом побега, кажется, все более реальным. С фабрики уехать легко, незачем прятаться под козлами в ящике. Евреи еще работают на предприятиях грузчиками, ездят на подводах за грузом. Так и поедет с Бородчуком на подводе, улучит момент и наденет плащ без звезды. Склад магазина — неплохое убежище, туда полицаи не ходят, там не ищут евреев. Конечно, не одна Наталка ходит на склад за товарами, так это не страшно, если имеется надежный тайник. А может ли там быть надежный тайник? Найдут — гибель Наталке, Ганнусе. И как бросить Шудриха, дважды спасшего ему жизнь?.. Шудриху его смерть не нужна… Шудрих призывает сражаться с фашистами до самой последней возможности, а он хочет бросить сражение и от смерти бежать… Надо обдумать, все это так неожиданно, нужна еще одна встреча.
— Эх, пани-пани! Чтобы мозги заработали, принесли бы еврею поесть. Тогда, может, будет другой разговор.
— Принесу! — обещает Наталка. — Могу сейчас принести.
— Сейчас не надо, приходите через два-три дня. Продолжает Наталка громко и нудно «уговаривать», Фалек стоит на своем.
Первым поднялся Фалек:
— До свидания, пани, меня ждет работа.
— До встречи! — многозначительно отвечает Наталка. Вышел Фалек, за ним вышла Наталка. Постучалась в директорский кабинет. Мазуркевич еще более любезен, пригласил приходить и заверил, что всегда готов помочь. После ухода Наталки Мазуркевич вызвал своего секретаря.
— Когда бы ни пришла эта пани, всегда говорите, что меня нет на фабрике. Станет очень назойливой, скажете, что пан директор не желает встречаться, не хочет из-за евреев иметь неприятности.
Мазуркевичу больше не требуется «элегантная пани»: стал известен подпольный богач. Сам извлечет из него капитал. Надо несколько дней обождать, мудрый Соломон не должен догадаться, откуда он узнал о богатстве. Тогда можно будет действовать с наибольшим эффектом.
Через два дня пришла Наталка на фабрику, секретарь сообщила:
— Пана директора нет и сегодня не будет.
Явилась на следующий день, снова встретила тот же ответ. Не может понять, что случилось. Мазуркевич был так любезен и, казалось, соблазнился возможностью легкой наживы. Стоит в нерешительности, а из кабинета слышится громкий директорский голос.
— Пани, вы меня с кем-то спутали, — разводит руки Наталка. — Пан директор пригласил к нему заходить.
— Пригласил! — издевается секретарь. — Пан директор просил больше не впутывать его в ваши жидовские шашни. Он не желает иметь из-за вас неприятности.
Вышла Наталка с фабрики «Пух и перо», разверзлась перед ней черная пропасть. Ради несуществующего богатства Мазуркевич погубит Фалека, и это она во всем виновата. Надо с Фалеком встретиться — договориться, как лучше устроить побег. Будет колонна возвращаться с работы, даст полицаю пачку сигарет и сунет кому-нибудь из узников записку для Фалека.
После ухода Наталки директор вызвал Соломона Кайзера к себе в кабинет.
— Давно хотел с вами потолковать, — умиленно произносит Мазуркевич. — Кажется, мы где-то встречались.
— Весьма возможно! — почтительно соглашается Фалек. Ждал вызова, только не знает, с какой стороны подойдет Мазуркевич.
— Чего стоите, пан Соломон? Присаживайтесь! — Мазуркевич так же любезен, как в доброе довоенное время с клиентами своего магазина.
— Спасибо, пан директор! — садится Фалек, напряженно ожидая дальнейших событий.
— Где же мы могли встречаться в довоенное время? — Мазуркевич угощает сигаретой, сам закуривает,
— Ума не приложу! — вздыхает Фалек.
— Где вы работали? Чем занимались?
Вот с какой стороны заходит директор, начинает выяснять круг знакомств. Это работа на дурака.
— Работал агентом у маклера львовской фондовой биржи пана Абрамовича.
Мазуркевич не был знаком с Абрамовичем, но не раз слышал об этом крупнейшем львовском дельце. Если Кайзер был его агентом, у него действительно могут быть ценности, и немалые. Еще лучше общипать самого Абрамовича, а в придачу мудрого Соломона.
— Пан Абрамович! — восторгается Мазуркевич, будто услышал приятную весть о самом любимом родственнике. — Охотно помогу этому достойному пану. Где он находится?
— Пан Абрамович умер в прошлом году в больнице Львовского гетто, — вздыхает Соломон Кайзер.
Мазуркевичу невдомек, что, если б жив был Абрамович, Фалек никогда бы не назвал его имени. Еще более любезен:
— Во имя моей дружбы с паном Абрамовичем я готов вам помочь. Что могу сделать для вас?
— Премного благодарен великодушному пану, но теперь сам бог не может помочь евреям, — грустно говорит Фалек.