Согреваясь бурлящим внутри гневом, я миную остановку поезда и иду вниз по улице.
Ну как можно было рассказать мне то, что я так давно жаждала узнать о самой себе, а потом отказаться поведать подробности? Он же просто оставил меня в подвешенном состоянии, вручив эти крохи и ничего больше!
— Поверь мне, — передразниваю я, уворачиваясь от прохожих на оживленном тротуаре. Как я могу? Я ведь никому не доверяю.
Вдруг замираю.
Возможно, я похожа на мать гораздо больше, чем думала.
Иду дальше, пытаясь разобраться в суматошных мыслях, кружащихся в голове, точно конфетти, подхваченное ураганом. Есть и другие люди, похожие на меня. И они умеют управлять своими способностями. И… отключать их? Жить нормальной жизнью? Я так этого хочу! Избавиться от дара и быть как все.
А научить меня этому может только Коул. Коул, который перескакивает от равнодушия к заботе быстрее, чем фокусник в состоянии сказать «Абракадабра».
Я вновь останавливаюсь, когда осознаю кое-что еще. Видения. Теперь понятно, почему она вдруг стали касаться моей жизни, раз рядом с соседом способности усиливаются.
Гнев испаряется, оставляя меня в одиночестве, будто ребенка, который, обнаружив путь к центру лабиринта, понимает, что выхода нет.
Я подумываю запрыгнуть на трамвай, но в конце концов решаю, что свежий воздух поможет очистить разум и избавиться от последних остатков гнева. В театре мне нужно быть только через несколько часов, к тому же день просто чудесный, несмотря на холод. Я иду мимо старых зданий, и солнечный свет отражается на их первозданных мраморных фасадах.
Я до сих пор на Шестой авеню, среди высоченных домов, благодаря которым чувствую себя будто на дне глубокого каньона. Пытаюсь выбросить из головы разговор с Коулом, и пешая прогулка меня успокаивает.
Проходит, наверное, больше часа, как вдруг я останавливаюсь, ошеломленная огромной вывеской над витриной на противоположной стороне улицы:
«МАГИЯ ОТ МАРТИНКА-ХОРНМАНА И ДРУГИХ».
Я все пялюсь на надпись, и на смену замешательству приходит воодушевление. Разве можно переживать о проблемах в личной жизни, когда перед тобой самый известный в мире магазин магии? Как и любой стоящий иллюзионист, я знаю, что братья Мартинка открыли свой магазин в тысяча восемьсот шестидесятом и управляли им целых сорок лет, прежде чем продали Великому Картеру, который, в свою очередь, продал все Гудини. А тот через несколько лет тоже передал дело в руки другого известного фокусника — Отто Хорнмана.
И вот этот магазин прямо передо мной. Я смотрю по сторонам. Это счастливая случайность привела меня сюда сразу после разговора с Коулом? Или нечто иное? Я замираю, но не слышу ничего, кроме стука собственного сердца.
Перебегаю оживленную улицу, едва не попав под колеса такси, и, прежде чем открыть дверь, останавливаюсь и делаю глубокий вдох. В этот момент я не дочь властной женщины. Не девушка, увлеченная парнем, которого интересуют лишь ее способности. Сейчас я фокусник.
Требуется какое-то время, чтобы глаза привыкли к полумраку помещения, но как только это происходит, у меня перехватывает дыхание. Магазин уставлен полками от пола до потолка, и здесь царит такой беспорядок, что в сравнении с этим мастерская мистера Дарби кажется образцом опрятности.
За прилавком никого нет, и зал выглядит пустым, но звук голосов в дальней комнате подтверждает, что я не одна. Товары, как попало разложенные на любой подходящей поверхности, притягивают мое внимание. На одной полке неустойчиво громоздятся колоды карт. С другой — разноцветными водопадами ниспадают шарфы. А в глубине магазина я вижу волшебные шкафы и разнообразные ящики. Части стен, не занятые полками, увешаны плакатами и листовками о выступлениях известных иллюзионистов. Из общей массы я сразу же выделяю несколько с именем Гудини.
И глубоко вдыхаю затхлый запах дерева, старинных книг и пудры для карт.
Руки тянутся к ближайшей ко мне открытой колоде, и я ее перетасовываю. Это красивые карты, со скрещенными мечом и волшебной палочкой на «рубашке». Не расставаясь с колодой, бреду к отполированному деревянному ящику с двойным дном.
— Я могу вам помочь?
Застигнутая врасплох, оборачиваюсь и вижу пожилого джентльмена в очках с толстыми стеклами, что высунул голову из двери, ведущей в заднюю комнату.
— Спасибо, я просто смотрю.
Он заинтересованно вскидывает брови, но затем кивает и исчезает, и я слышу его слова:
— Просто какая-то девушка, присматривается…
Просто какая-то девушка. Я перемещаю одну карту между пальцами, туда-обратно, затем подбрасываю в воздух и ловлю серединой колоды. Одной рукой снимаю, переворачиваю, возвращаю и, наконец, молниеносно раскрываю карты широким веером.
Действительно, какая-то девушка…
— Впечатляет.
Мое сердце взмывает вверх, к горлу, когда вдруг оказывается, что я смотрю прямо в холодные глаза Гарри Гудини. Я опускаю взгляд. Это самый известный магический магазин в мире. Конечно, Гудини здесь бывает.
Может, в глубине души я на это и надеялась?
— Спасибо, — бормочу, чувствуя, как пылает лицо. Скорее всего, он меня не помнит. Он, наверное, за эти дни подписал сотни книг.
— Вам нравятся карты, Анна?
От того, как Гудини произносит мое имя, по спине пробегают мурашки. С его венгерским акцентом это звучит так же, как выходит у мамы. Ана.
Я закусываю губу:
— Да. Я люблю фокусы.
— А, поклонница, — приподнимает брови Гудини.
Я смотрю ему прямо в глаза:
— Нет, иллюзионист.
Его брови вновь взмывают вверх:
— Вы выступаете?
Как же хочется забрать слова назад! С тем же успехом я могла просто нарисовать мишень на маминой спине. Вместо ответа начинаю вновь играть с картами. Гудини берет другую колоду и демонстрирует собственные умения. Он хорош. Но я, несомненно, лучше.
— Я чувствовал, что увижу тебя снова, — произносит он, не отрывая взгляда от своих карт.
У меня кровь стынет в жилах. Он имеет в виду обыкновенное «я-чувствовал» или что-то из разряда «я-предвижу-будущее»? Многие люди — в частности создатель Шерлока Холмса, сэр Артур Конан Дойл — полагают, что у Гудини есть сверхъестественные способности, но сам иллюзионист это яростно отрицает.
— А я-то считала, что вы не менталист, — говорю смело, откладывая карты.
Гудини следует моему примеру:
— Я и не менталист. Догадка чисто интуитивная.
— Хорошая интуиция.
Он едва заметно улыбается.
— Так скажи мне, иллюзионист Анна, наша встреча случайна или нет?
Вдруг занервничав, я перехожу к другим товарам.
— Намекаете, что я вас преследую? — Беру ящик и открываю двойное дно, лишь бы не встречаться глазами с собеседником. Я ведь за ним не следила, так почему же чувствую себя виноватой?
Краем глаза замечаю, как Гудини пожимает плечами:
— Такое уже бывало.
Естественно. С его-то известностью, я бы удивилась, если б не бывало.
— Что ж, сейчас не тот случай.
Ставлю ящик и направляюсь к мячикам для жонглирования. Беру набор и несколько раз для пробы подкидываю в воздух.
Гудини скрещивает руки на груди, рукава его пиджака сморщиваются, и в этой позе он выглядит еще ниже ростом, чем на самом деле.
— Итак, ты жонглируешь и отлично управляешься с картами, но все это цирковые трюки. Не магия.
— В смысле совсем не похоже на ваши трюки с освобождением из цепей? — В моем тоне проскальзывают оборонительные нотки.
«Покажи ему», — призывает мой внутренний иллюзионист.
«Убирайся отсюда!» — вопят защитные инстинкты.
— Ключевое слово здесь «трюки». — Гудини иронично изгибает губы. — Эдриан Монс и Робер-Гуден[12] — вот кто творил настоящую магию.
— Настоящую магию? — усмехаюсь я, и он улыбается в ответ. Ободренная, я продолжаю: — А не вы ли посвятили целую книгу разоблачению Робер-Гудена?
Он пожимает плечами:
— Я был молод и горяч. — Затем склоняет голову, прищуривается, будто что-то обдумывая, и, наконец, достает из кармана карточку. — Моя личная визитка. Думаю, миру не помешало бы побольше талантливых женщин-иллюзионистов. Моя жена, к примеру, весьма способная. Ты всегда можешь прийти и показать мне свои номера. Возможно, я смогу что-нибудь посоветовать.
Я еще какое-то время жонглирую, потом кладу мячи. Медленно беру карточку, будто она может взорваться перед моим лицом, и бросаю в карман. Искушение показать Гудини, на что я способна, гораздо сильнее здравого смысла.
— Может, я прямо сейчас вам что-нибудь продемонстрирую?
Его заостренные брови весело приподнимаются.
Я тайком поглаживаю лежащую в сумке отмычку:
— Есть у вас наручники?
— И что же ты знаешь о наручниках?
Мой пульс учащается, и я нагло улыбаюсь:
— Испытайте меня.
Улыбка Гудини становится шире, когда он идет к загроможденному прилавку. Наклонившись, какое-то время роется в вещах, а затем возвращается, держа в руках манжеты Ловелла.
Я не показываю, какое испытала облегчение. На секунду я испугалась, что он собирается надуть меня, вручив наручники «Гигант Бин». Расширителя у меня с собой нет, так что пришлось бы признать поражение. Но с этими… с этими я справлюсь.
Гудини крепко сковывает мне руки, не замечая отмычки в рукаве пальто, и разворачивает меня лицом к себе.
— Отвернитесь.
В отличие от мистера Дарби, он не спрашивает зачем. Большинство трюков, Гудини и сам выполняет за занавесом.
Какое-то время я просто смотрю на его шею, на то, как пиджак обтягивает плечи… Мы с ним одного роста.
— Итак. Что ты имела в виду, сказав, будто медиумы найдут другие способы обманывать клиентов?
От испуга и удивления я едва не роняю отмычку.
— Лишь то, что они придумают новые, более качественные иллюзии, как поступают фокусники.
Секунду мои пальцы неуклюже возятся с замком, но затем я успокаиваюсь и позволяю телу действовать самому. Мышцы помнят, что делать.
— Откуда тебе об этом хоть что-нибудь знать?
— Как вы выбираетесь из запертых ящиков? — спрашиваю вместо ответа.
Гудини издает низкий смешок:
— Туше?
Подойдя к нему вплотную, я шепчу:
— Думаю, секрет в коротких болтах.
После чего бросаю наручники на прилавок и со всех ног мчусь прочь из магазина.
* * *
Вечером, сразу после шоу, Синтия, как и обещала, ждет у театра. Внутри меня идет настоящая война радостного волнения с нервозностью. С одной стороны, очень хочется выяснить у Общества психических исследований все, что только возможно. С другой — я безумно боюсь того, что могу узнать. Например, что мои предчувствия никак не отключить, а видения все равно сбудутся, как бы тщательно я ни приглядывала за мамой.
Лицо Синтии озаряется предвкушением. Она сегодня просто восхитительна в блестящем коралловом кардигане и плиссированной бежевой юбке. Того же цвета фетровая шляпа красуется на сияющей светловолосой головке. Синтия выглядит непривычно скромно, что сильно отличается от ее обычного блистательного образа. Я так и не сняла сценический костюм, и в этом шелковом восточном платье чувствую себя чересчур разодетой и яркой.
— Волнуешься? Я — очень!
Я согласно улыбаюсь и забираюсь в автомобиль.
Поездка до церкви пролетает незаметно. Синтия рядом со мной что-то радостно щебечет, и я убеждаюсь, что она не изменилась, несмотря на свой новый облик. Прислушиваясь к ее болтовне, я отвлекаюсь от внутренних спазмов.
Не задерживаясь в святилище, мы идем в заднюю комнату, которая похожа, скорее, на контору и не соответствует итальянскому стилю церкви. В углу стоит ветхий стол, а темно-коричневый ковер на полу обшарпан и покрыт пятнами. В центре комнаты кругом выстроено восемь деревянных стульев с прямыми спинками.
Тут же, общаясь, стоит несколько человек. Как только мы с Синтией заходим и представляемся, я сажусь на один из стульев, а моя спутница продолжает болтать с остальными. Я в моем нынешнем настроении к светским беседам никак не расположена. Не знаю, чего жду от этой встречи, но надеюсь получить какие-нибудь ответы. Не похоже, что Коул собирается осчастливить меня таковыми.
Я хмурю лоб. Сосед сказал, что есть и другие люди со способностями. И хотя он об этом не заикался, интересно… он имел в виду Общество психических исследований? Я так и сяк кручу эту идею. Может быть, но всяких спиритических объединений предостаточно. А вдруг он говорил о более зловещих сообществах? Вроде того, к которому принадлежит Алистер Кроули[13] или другие оккультисты. Но Коул отказался уточнять, значит, я уже не узнаю.
Даже сидя спиной к двери, я понимаю, когда доктор Беннет входит в комнату. Чувствую его энергию еще до того, как он бодро здоровается с присутствующими. Мои способности становятся сильнее и острее, как и предупреждал Коул. В голове вспыхивает видение, и я вздрагиваю.
Почему мне кажется, что у меня осталось мало времени?
— Рад, что вы смогли прийти, мисс Ван Хаусен.
Застигнутая врасплох, я смотрю в румяное лицо доктора Беннета:
— Э-э-э… да. Спасибо за приглашение.
— Что вы надеетесь получить от этой встречи?
Вопрос ожидаем, так что и ответ у меня уже заготовлен. Я сверкаю улыбкой в стиле Синтии Гейлорд:
— О, мне просто крайне интересны всякие там сверхъестественные явления.
Доктор Беннет разглядывает меня, склонив голову, а я все улыбаюсь, пока щеки не начинают болеть. То, что я хочу найти ответы, не значит, будто я ему доверяю. Пока нет.
— Вы пришли по адресу, — произносит он наконец и сцепляет руки в замок: — Ну что, занимаем свои места?
Сложив переплетенные пальцы на живот, доктор Беннет какое-то время рассказывает об истории Общества психических исследований:
— Это самое долгоживущее объединение по изучению сверхъестественного, членами которого являлись такие светила, как Диккенс, Йейтс, а в настоящее время и сэр Артур Конан Дойл.
— Что оно изучает? — спрашивает мистер Хубер, немец, которого я уже видела на лекции.
— Экстрасенсорное восприятие, ясновидение, теорию снов и, конечно, вызывание призраков во всей его многогранности, вроде автоматического письма или телекинетической активности.
Я осторожно наблюдаю за доктором Беннетом. Он не раздумывает над ответами и говорит властно и уверенно. Но, опять же, мама ведет себя точно так же.
— А Общество уже обнаружило неопровержимые доказательства существования чего-то подобного? — интересуется Синтия, и я смотрю на нее с удивлением.
Доктор Беннет улыбается:
— Это, моя милая леди, как раз то, что желает узнать все научное сообщество. До сего дня давалась весьма размытая информация о результатах исследований, дабы не тревожить широкую общественность. Но могу сказать, что я присутствовал при некоторых экспериментах и получил удовлетворившие меня доказательства.
Раздается шорох и бормотание других присутствующих.
— Какие доказательства? — спрашиваю я.
— Я был свидетелем появления призрака, телекинеза и автоматического письма. А еще я лично знаю людей с экстрасенсорными способностями.
Я скрещиваю руки на груди и хмурюсь. Я тоже все это видела. Ха! Я все это делала.
— Вы так недоверчиво смотрите, мисс Ван Хаусен. — Говоря это, Беннет улыбается, но я понимаю, что теперь он воспринимает нас с Синтией как возмутительниц спокойствия.
— Я просто осторожна, доктор Беннет. Не могли бы вы рассказать побольше об экстрасенсорных способностях? — Кажется, это ближе всего к моим собственным талантам. Даже думать не хочу об Уолтере.
— Экстрасенсорное восприятие — это способность читать мысли и эмоции или предсказывать будущее. В некоторых виденных мною тестах применялись карты, но другие были более сложными, с использованием электроэнцефалограмм, то есть записей электрических волн головного мозга. Такое устройство первым разработал мой друг, Ричард Катон.
Я вновь нерешительно поднимаю руку, и доктор кивает.
— Вы упомянули ясновидение. Вы знакомы с теми, кто предсказывает будущее? И если да, то являются ли видения незыблемыми, или у кого-то получалось изменить предсказанное? — Задавая вопрос, я словно ступаю на тонкий лед, но другого способа получить ответы просто нет.
Беннет приподнимает бровь:
— Насколько мне известно, ясновидец видит то, что произойдет, а не то, что только может случиться. Мне говорили, что видеть будущее, это как видеть прошлое. И то, и другое неизменно. — Он улыбается и оглядывает комнату: — Еще вопросы?
Сердце колотится как сумасшедшее, и я стискиваю руки на коленях. Неизменно. Я судорожно вдыхаю, стараясь не привлекать к себе внимания. «Сосредоточься».
Мистер Хубер поднимает руку:
— Значит, вы пытаетесь открыть североамериканское отделение Общества психических исследований?
Доктор Беннет хмурится:
— Такой была моя цель, когда я только приехал в Штаты. Но должен быть с вами откровенен: мы с Обществом, как бы так выразиться… распрощались? Да, думаю, это подходящее слово.
Он замолкает, и пожилая дама в боа из перьев задает следующий вопрос:
— Можно поинтересоваться, что произошло?
Беннет вздыхает:
— Я не хочу порочить организацию, которую прежде так уважал. У меня возникли претензии к их методам. Я считаю, что всех людей нужно расценивать как равных, а ученые в Обществе, по-моему, упустили это из виду и стали относиться к субъектам своих исследований не лучше, чем к лабораторным мышам. Но хватит об этом. Достаточно сказать, что я планирую создать собственную организацию, которая, конечно, будет ценить науку, но не ставить ее выше людей, коим она служит.
С последними слова он встает, и одна милая леди начинает хлопать. О, да доктор настоящий артист.
— А теперь не пора ли нам перейти к тестам? И хотя некоторые из них могут показаться вам необычными, уверяю, все они вполне научные. Только представьте! У кое-кого из вас могут обнаружиться настоящие сверхъестественные способности!
Я нервно вытираю руки о платье. Он действительно в состоянии это определить? Внезапно я понимаю: не хочу, чтобы он знал. Пока что. До сих пор Беннет не дал ни одного повода ему доверять.
Он проводит с нами серию опросов и тестов, вроде «угадайте картинку на предложенной карте». И хотя ответы всплывают в моей голове, каждый раз я выдаю неверный. Никогда прежде мне не удавалось прочитать чьи-то мысли. Интересно, это влияние Коула, или я всегда была на это способна, просто никогда не пробовала?
Когда все заканчивается, Беннет сообщает, что теперь желает поговорить лично с каждым.
— У меня есть опросный лист, и я хотел бы, чтобы вы все его заполнили. Пожалуйста, укажите свои имя и адрес, и я смогу отправлять вам более подробную информацию о встречах и тому подобное. Еще у нас есть печенье и кофе. Общайтесь, пока я провожу беседы. Мисс Ван Хаусен? — Он кивает на стулья, стоящие в углу комнаты.
Мы усаживаемся, но прежде, чем успеваем начать, подходит мистер Хубер:
— Прошу прощения, что прерываю, но мне, кажется, нечем писать.
— О, простите. — Доктор Беннет вынимает из кармана ручку и протягивает Хуберу.
У ручки серебряное основание с причудливой гравировкой и угольно черный колпачок.
Мистер Хубер смотрит на нее и хмурится:
— Где вы ее нашли? Мистер Паркер на днях потерял точно такую же.
Доктор непринужденно улыбается:
— На самом деле я купил ее в «Хэрродсе»[14] перед тем, как покинул Лондон. Прелестная вещица, не правда ли?
Мистер Хубер согласно кивает и отходит к столу, где остальные едят печенье и беседуют.
Ложь Беннета словно кирпичом бьет меня в грудь.
— Вы врете, — выпаливаю я и тут же прикрываю рот рукой.
Доктор прищуривается и откидывается на спинку стула:
— И как же вы это определили?
Я сглатываю, в голове царит полный кавардак.
— Прошу прощения. Конечно, я не могу этого знать.
— О, думаю, можете, мисс Ван Хаусен. Не пытайтесь меня обмануть. Вы очень талантливая юная леди.
Я застываю, внутренне содрогаясь.
Он знает.
Я ни капли ему не доверяю, но в то же время отчаянно хочу… Хочу иметь возможность просто вывалить все на кого-то, кто, очевидно, знает об экстрасенсорных способностях больше, чем я. Но в отличие от мамы я предпочитаю не рисковать. Еще слишком рано откровенничать с человеком, который совершенно точно является мошенником от науки.
Он ждет моего ответа. Его лицо буквально дрожит от сдерживаемого волнения.
Нет. Я ему не доверяю.
— Не понимаю, о чем вы, — говорю, пытаясь изобразить смущение. — Имеете в виду мое магическое шоу?
Доктор Беннет смеется:
— Вообще-то, нет. Я говорю о ваших психических способностях. Вы единственная из всех, кого я когда-либо тестировал, кто на все вопросы ответил неверно. По теории вероятности такого быть не может. Итак, как видите, вас выдало не опрометчивое замечание о ручке, моя дорогая. Я уже знал. Загадка в том, почему вы это скрываете?
Я проклинаю собственную глупость, совершенно не представляя, что теперь сказать или сделать, чтобы не выдать себя еще больше. Наконец качаю головой:
— Думаю, разговор окончен, доктор Беннет. Но меня очень заинтересовали ваши исследования и организация.
Беннет тоже встает:
— Что ж, мисс Ван Хаусен, я понимаю вашу позицию. Вы не первая, кто желает сохранить свои способности в тайне. Буду держать вас в курсе событий. Надеюсь, однажды вы сможете мне довериться. Есть другие тесты, которые я хотел бы провести. И полагаю, что могу оказаться вам полезен.
Его серые глаза ясны и абсолютно искренни, но они не совпадают с теми волнами, что от него исходят.
— Готова уйти? — спрашиваю Синтию после ее личной беседы с доктором.
Я очень хочу убраться отсюда подальше и обдумать все, что выяснила.
Мы покидаем церковь под пристальным взглядом Беннета, и у меня возникает предчувствие, что он свяжется со мной уже очень скоро.
Жан Эжен Робер-Уден (также Робер-Гуден, фр. Jean-Eugène Robert-Houdin, 7 декабря 1805 — 13 июня 1871) — французский иллюзионист, прозванный отцом современной магии. По образованию часовщик. До Робер-Удена иллюзионисты выступали на ярмарках и в дешевых кабачках. Ранее считалось, что он первым из фокусников облачился во фрак, но это не так. Знаменитый французский фокусник и чревовещатель Конт выходил на сцену во фраке до Робер-Удена.В 1856 году Уден по просьбе его почитателя отправился в тур по Алжиру, где продемонстрировал лидерам племен, что может творить чудеса не хуже их марабутов.Хотя артистический псевдоним Гарри Гудини был позаимствован у его знаменитого предшественника, американский иллюзионист написал книгу с нападками на бывшего кумира, Робер-Удена.
Алистер Кро́ули (англ. Aleister Crowley; урожденный Э́двард Алекса́ндр Кроули (англ. Edward Alexander Crowley); 12 октября 1875 — 1 декабря 1947) — один из наиболее известных оккультистов и каббалистов.Основатель учения Телемы и автор оккультных произведений, в том числе «Книги закона».Таролог, создатель колоды «Таро Тота». Участник нескольких оккультных организаций, включая «Орден Золотой Зари», «Серебряную Звезду» и «Орден Храма Востока».Был известен как черный маг и сатанист XIX–XX века, один из «видных идеологов оккультизма и сатанизма».
Harrods («Хэ́рродс») — самый известный универмаг Лондона. Он считается одним из самых больших и фешенебельных универмагов мира. Здание находится на Бромптон-Роуд в королевском боро Кенсингтон и Челси на западе Лондона.