«Мог бы сделать поблажку за то, что я не прочла письмо», — печально думаю несколько дней спустя. Хотя так ли это важно? Удивительно, но, когда я наконец вышла из кафе, Коул ждал на улице. Я уж решила, что он смягчился и даст мне хотя бы шанс объясниться, но упрямец отказался что-либо обсуждать. Только и сказал:
— Я не могу позволить тебе возвращаться домой одной.
Я вздыхаю и пытаюсь запудрить мешки под глазами и оставшиеся после похищения синяки. Вскоре должна заехать Синтия Гейлорд, чтобы отвезти меня на ужин с доктором Беннетом. Интересно, это его или ее идея? Может, удастся побольше выяснить об Обществе. Хотя мне и так несколько не по себе.
Наверное, стоит все же решиться и поговорить с Коулом о Беннете. Они должны были по крайней мере слышать друг о друге. Вдруг сосед сможет поделиться со мной информацией о докторе. Или же нужно расспросить Беннета о Коуле.
Я стараюсь не думать о том, что Коул, вероятно, вообще со мной больше никогда ни о чем не заговорит. При этой мысли внутри все сжимается.
Я слышу, как хлопает дверь, а затем голос — пришла Синтия. Тряхнув головой, хватаю брошенное на кровать пальто и спешу по коридору.
Мама на кухне вместе с гостьей, и, судя по поднятым бровям и изгибу губ, мадам изнывает от любопытства.
— Синтия сказала, вы собираетесь на ужин с доктором, который исследует проявление духа и спиритуализм. Как… интригующе.
Моя улыбка не отражает ничего, кроме невинного воодушевления.
— Да, думаю, вечер будет увлекательным. Так ведь, Синтия?
Та взволнованно кивает. На фоне огромного воротника из темного меха ее голова кажется бледным цветком. Я жду, что Синтия пригласит маму с нами, но она молчит. Я улыбаюсь. Конечно, она не станет. Зачем ей конкурентки в борьбе за внимание доктора Беннета? Мы спускаемся к автомобилю, оставив мою мать с кучей вопросов. В свете всего произошедшего это кажется весьма справедливым.
Машина сворачивает на Бродвей, и я с удивлением разглядываю гигантские вывески, рекламирующие все подряд: от сигарет «Кэмел» до постановки «Безумства Зигфилда». Видеть, как на западе садится солнце, в то время как все вокруг сияет мириадами сверкающих огней, — настоящее волшебство. Сколько бы раз я ни смотрела, дыхание по-прежнему перехватывает.
— Куда мы едем? — интересуюсь.
Синтия прикуривает сигарету и выдыхает кольцо дыма:
— Когда-нибудь слышала о «Линди»?
Я качаю головой.
— Тебе понравится. Вкусная еда, приятная атмосфера. Никаких пижонов. Я люблю именно такие места.
Я открываю рот, чтобы спросить, о чем она, но Синтия меня прерывает:
— А теперь скажи-ка, в какого из двух красавчиков ты втрескалась?
Я моргаю:
— Что?
Она закатывает глаза:
— Парни с сеанса. Какой из них тебе нравится? Поскольку я не сомневаюсь, что ты нравишься обоим. Они с тебя глаз не сводили.
— О. М-м-м…
Синтия смеется:
— Просто крути обоими, пока не определишься, кто тебе милее. Я сама так и делала, пока папочка не решил все за меня. И я безумно рада, что это оказался Джек. У него куча денег, и он так красив. У второго претендента был отвратительный нос. Не представляю, как можно выйти замуж за такой нос.
Я не знаю, что ответить, но, к счастью, этого вроде и не требуется. Синтия выбрасывает сигарету в окно и достает из сумочки серебристо-зеленую блестящую пудреницу. Проводит пуховкой по носу, обновляет помаду. Затем, щелкнув крышечкой, советует:
— На твоем месте, я бы выбрала высокого, темноволосого. Он, как и Джек, богат.
Автомобиль замедляет ход и подкатывает к тротуару.
— Коул? — смеюсь я. — С чего ты взяла?
— О, такие вещи я просто знаю, — отвечает Синтия, выскальзывая наружу. — Хотя со вторым будет веселее — все зависит от того, что ты ищешь.
Что я ищу? Знай я ответ, жизнь была бы намного проще.
— Дядя Арни! — слышу я визг Синтии и, обернувшись, вижу ее в объятиях импозантного мужчины в строгом черном костюме.
Высокий, с тонкими губами и властным ястребиным носом. И, несмотря на уже наметившуюся на голове залысину, посадка пиджака выдает в нем мужчину в самом расцвете сил. Он кажется смутно знакомым, и я гадаю, где же его видела.
— Как дела, куколка? Как этот чванливый аристократ с тобой обращается?
— Как с королевой, дядя Арни, как с королевой.
— Лучше б так и было. А то я переломаю ему ноги. — Мужчина смеется, но глаза остаются серьезными.
Синтия шлепает его по плечу:
— Будь милым. Я сегодня с подругой. — Она хватает меня и подтаскивает к себе. — Это Анна Ван Хаусен. Они с матерью известные медиумы. У них даже собственное шоу!
Арни протягивает руку:
— Да? Никогда не верил в подобную чепуху. Только не обижайтесь, мисс Ван Хаусен.
— Все в порядке, — уверяю я.
И в тот миг, когда наши ладони соприкасаются, темное противоречивое чувство змеей обвивает всю мою руку, и по коже ползут мурашки. Не знаю, как это назвать, но прежде я ничего подобного не испытывала. Самое странное, что эта эмоция не направлена на меня, Синтию или кого-то еще. Она просто есть. Поцеловав мне руку, Арни отпускает ее, и я вздыхаю с облегчением.
Подходит еще один мужчина в черном костюме и мотает головой в сторону. Арни кивает и поворачивается к нам:
— Надо работать, девочки. Долг зовет. Развлекайтесь. И дайте знать, если что-то понадобится. Хорошо, куколка? — Синтия кивает. — Рад знакомству, мисс Ван Хаусен.
Он уже собирается уйти, но вновь смотрит на меня:
— Ван Хаусен? А не та ли вы иллюзионистка — дочь Гудини? — Я удивленно раскрываю рот, и Арни смеется: — Я в курсе всего происходящего в Нью-Йорке, даже если это лишь слухи. Я знал вашего отца еще до того, как он прославился. Мы заказываем наручники у одного парня. Хороший он человек, этот Гудини.
Арни еще раз дружелюбно мне кивает и исчезает вместе с окружившими его людьми.
Синтия берет меня под руку:
— Пойдем за столик. Доктор Беннет будет с минуты на минуту.
Едва мы переступаем порог, официантка тут же нас усаживает. «Линди» — приятное место, но не столь вычурное и будоражащее, как «Колония».
— Подожди, пока не попробуешь творожный пудинг, — говорит Синтия. — Просто пальчики оближешь.
Мы снимаем пальто и открываем меню.
— Дядя Арни очаровашка, правда? Даже не верится, что он один из самых влиятельных людей в городе. Все его боятся, но на самом деле он просто душка. Ну, если не переходить ему дорогу.
Я застываю, внезапно вспомнив, где видела «душку» прежде. Арнольд «Мозг» Ротштейн — глава еврейской мафии и постоянный герой газетных заголовков. На нем больше обвинений, чем я могу сосчитать, и, по слухам, Ротштейн причастен к скандалу с подкупом «Чикаго Уайт Сокс» во время чемпионата по бейсболу 1919 года.
— Арнольд Ротштейн твой дядя? — пищу я.
Синтия передергивает плечами:
— Ох, только не говори, что не одобряешь. Вот так всегда! Стоит мне с кем-нибудь подружиться, как тут же всплывает информация о моей семье — и бац! — все кончено. Родственники Джека со мной даже не общаются.
Ее глаза наполняются слезами, и я, потянувшись, беру ее за руку:
— Конечно же, нет! Я — последняя, кто стал бы осуждать другого. Просто удивилась, вот и все.
— Уверена? — всхлипывает Синтия.
— Абсолютно. — Я с любопытством наблюдаю, как она вытирает глаза. — Сколько тебе лет?
— В июле исполнилось двадцать.
Это многое объясняет.
Она предлагает мне сигарету, но я качаю головой. Синтия прикуривает, затягивается и окидывает меня внимательным взглядом:
— Так почему твое лицо выглядит словно после боксерского поединка с Джеком Демпси?
Я смущенно прикасаюсь к щеке.
— Нет-нет, ты отлично все скрыла, — уверяет Синтия. — Я просто умею замечать такие вещи.
Кто бы сомневался.
Официантка прерывает нас вопросом, желаем ли мы сделать заказ или же будем дожидаться гостя. Синтия смотрит на часы:
— Давай поедим, да? Я голодна.
Мы заказываем, и, как только официантка уходит, я рассказываю о случившемся. Огромные голубые глаза Синтии становятся еще больше.
— Не верится, что ты сбежала! Я бы перепугалась до смерти!
Я вздрагиваю, вспомнив свой кошмарный марафон по улицам.
— Я испугалась. А теперь осталась только злость.
Синтия кивает:
— Понимаю. Хочешь, я попрошу дядю Арни помочь с этим? Он не откажется. Ты ему нравишься.
— Мы только познакомились!
— Ему нравится твой отец, а это много значит. И дядя не шутил, говоря, что в курсе всего происходящего в Нью-Йорке. Держу пари, он найдет того, кто это сделал.
Пока на стол выставляют еду, я обдумываю предложение Синтии. Конечно, будет здорово отыскать виновного. Но с другой стороны, что с ним сделает «душка» дядя Арни, когда найдет? И хочу ли я нести за это ответственность?
— Дамы, примите мои глубочайшие извинения за опоздание, — врывается в мои мысли голос доктора Беннета. — Я столкнулся с коллегой и уговорил ее присоединиться к нам. Надеюсь, вы не против.
Я улыбаюсь, радуясь возможности отвлечься.
Сняв пальто, доктор поворачивается, чтобы вывести вперед свою спутницу. И когда я вижу, кто это, внутри все застывает.
Следующие несколько секунд проходят словно в замедленной съемке, каждое мое чувство обостряется. С наклеенной улыбкой и подрагивающей щекой миссис Линдсей кивает Синтии. Затем переводит взгляд на меня, и я понимаю, что, несмотря на чистое пальто, под ним все то же потрепанное платье, в котором эта безумная на меня напала. Наши глаза встречаются, и мне хочется бежать, но я будто примерзаю к стулу, даже когда губы миссис Линдсей складываются в идеальную «О».
И тут раздается крик. Я наконец вскакиваю, опрокинув стул. Поначалу слов не разобрать — это просто нечеловеческий душераздирающий вопль. Миссис Линдсей стискивает кулаки, и я хватаю сумочку и отпрыгиваю назад, налетев на мужчину, обедающего за соседним столиком. Весь ресторан буквально замирает, пока вокруг разливается этот ужасный звук.
И тогда из общей какофонии вырывается слово.
— Ведьма! — кричит миссис Линдсей. — Ве-е-е-е-едьма!
— Боже, женщина! — Доктор Беннет удерживает сумасшедшую за руку, едва она делает выпад в мою сторону.
Хорошо. Потому что нож уже перекочевал из сумочки в мою ладонь.
Синтия хватает пальто и вытаскивает меня из ресторана, оставив Беннета самого разбираться со своей по-прежнему воющей спутницей. Через секунду я уже в машине, а двери закрыты и заперты.
— Увези нас отсюда поскорее, Эл, — говорит Синтия водителю, а затем поворачивается ко мне. — И что это было? Мне нельзя ввязываться в скандалы. Семьи, моя и мужа, меня прикончат — правда, по разным причинам. Эта ведь женщина с последнего сеанса, на который я приходила?
Я киваю, стуча зубами.
Синтия протягивает мне мое пальто и ждет, пока я оденусь.
— Что с ней такое?
Я трясу головой:
— Думаю, она сумасшедшая. — И рассказываю о том, как миссис Линдсей набросилась на меня в парке.
— Хочешь сказать, за неделю на тебя уже дважды нападали? Тебе стоит носить пистолет.
В ответ я достаю нож. Его лезвие мерцает, отражая огни Бродвея.
— С этим мне привычнее.
Мгновение Синтия просто таращит глаза и вдруг смеется:
— Ты носишь заточку? — Она вытаскивает из кармана своего пальто маленький пистолет.
Мы молча смотрим друг на друга, пока автомобиль прорывается сквозь поток. А потом начинаем хохотать — одновременно с облегчением и некоторой долей истерики.
Похоже, я наконец-то нашла подругу.
* * *
Следующим утром я решаю поспать подольше, позволив матери самой приготовить себе завтрак. После ночных неприятностей я все равно не очень голодна. Мама и Жак куда-то уходили, но теперь вернулись и тихо беседуют в гостиной.
Мы с Синтией никому не стали говорить о срыве миссис Линдсей в ресторане.
— Дядя в любом случае об этом услышит, — заявила подруга. — «Линди» — практически его офис. Но я не хочу, чтобы слухи долетели до Джека или его семьи.
Я согласна. Тоже не хочу, чтобы мама узнала.
Уже одевшись, я меряю шагами комнату. Миссис Линдсей безумна. Почему мы продолжаем сталкиваться? Причастна ли она к моему похищению?
Нужно выяснить больше о том видении. Уверена, это ключ ко всему.
Я вздрагиваю. Завтра Оуэн ведет меня в Метрополитен-музей, но вчерашнее фиаско все омрачает. Завтра будет весело, потому что с Оуэном всегда весело. Он знает, как хорошо провести время. Я зло втыкаю шпильку в свою черную шляпку, пытаясь удержать ее на месте. Вот Коул совсем не весельчак, он, скорее… Замечательный. Коул просто замечательный.
А я своим поступком подвергла его опасности.
Я невольно смотрю на ящик, в котором спрятала письмо. Прежде мне не давали его прочесть чувство вины и замешательство, но вдруг там что-то, что я должна знать? Закусив губу, я бросаю взгляд на дверь и вытаскиваю конверт.
Я не ошиблась — крупный, витиеватый подчерк определенно принадлежит девушке.
«Дорогой К.
Надеюсь, это послание застанет тебя в добром здравии и безопасности — с особым акцентом на безопасность. (Подробнее об этом позже). Во-первых, боюсь, что Общество трещит по швам. Или начнет трещать, как только пройдет голосование. Кое-кто из наших отныне не поддерживает политику закрытого клуба, не говоря уже о том, чтобы принимать в правление женщин! Сторонников у нас много, но и врагов тоже — даже несмотря на то, что их предводитель пропал. Потому-то я пишу: наши связные оказались правы. Мы верим, что сейчас он в Штатах. Одна из его экстрасенсов была найдена в лечебнице в графстве Суррей. Она совсем помешалась от всех этих экспериментов, и я сомневаюсь, сможем ли мы ей помочь. Нас уверяют, будто бедная девочка всегда была неуравновешенной. Как же меня это злит! В любом случае я уверена, что наш «друг» не станет пытаться связаться с тобой напрямую — не после той трепки, что ты задал ему в прошлый раз, — но он вполне способен нанять кого-то, дабы переманить тебя на свою сторону. Что заставляет меня задать следующий вопрос: как хорошо ты знаешь девушку, о которой все время пишешь? Очень странно, что не сама медиум, а ее дочь оказалась подобна нам. И странно, что такой серьезный юноша, как ты, так пишет о девушке! А если без шуток… ты ей доверяешь? Я бы посоветовала тебе быть осторожным, но ты и без того всегда начеку.
Прошу, береги себя.
Г. передает привет.
Л.»
Я убираю письмо в конверт, и сердце болезненно сжимается. Если Коул и доверял мне, то сейчас, безусловно, перестал. Неужели он думает, будто я украла письмо, чтобы отдать его врагу — кем бы он ни был? И почему Коул не уезжает, если здесь ему угрожает опасность? Что все это значит, и что об этом известно доктору Беннету? Почему на самом деле он покинул Общество? Как всегда, у меня больше вопросов, чем ответов.