Следующий час я беспокойно хожу по комнате, ожидая визитера или телефонного звонка. Однако когда в дверь наконец стучат, застываю, боясь ответить. Глянув на меня, Коул осторожно приоткрывает створку:
— Кто вы?
Я никогда еще не слышала у него такого повелительного тона, но у пришедшего голос не только не менее повелительный, но еще и пугающе властный:
— Мне нужно поговорить с Анной Ван Хаусен. Меня прислала Синтия.
Опознав гостя, я спешу к порогу и распахиваю дверь настежь. Да, это Арнольд Ротштейн.
— Огромное спасибо, что пришли.
Я впускаю его в комнату и твердо смотрю на Коула. Он озадаченно хмурится. Наверное, надо было рассказать, что попросила остаток суммы у Синтии, но я понятия не имела, что она пришлет своего дядю.
Он садится на самый ближний к двери стул. Я пристраиваюсь на углу дивана, а Коул остается стоять у выхода. Заметив, что дядя Арни то и дело посматривает в его сторону, я взглядом указываю Коулу на место возле себя. Он подчиняется с по-прежнему смущенным видом: явно ощущает мое облегчение и в то же время тревогу.
Дядя Арни расслабляется и переходит к делу:
— Итак, Синтия сказала, у тебя проблемы, и тебе прямо сейчас нужны пять кусков.
Я киваю и невольно смотрю на принесенную им черную докторскую сумку. Что там? Деньги, оружие или?..
— Еще она сказала, что ты отказалась объяснять, зачем тебе деньги. Но мне-то скажешь?
Он впивается своими черными проницательными глазами в мое лицо, и я киваю. Конечно, скажу.
— Мою мать похитили. Не знаю, кто именно, но они требуют солидный выкуп.
Арни вытаскивает из кармана сигару и вопросительно приподнимает бровь. Я киваю:
— Да, пожалуйста.
Будто я могу что-то ему запретить.
Жду, пока он раскурит сигару.
— И ты собираешься заплатить. Разве это не рискованно?
Я поворачиваюсь к Коулу:
— Ты не мог бы принести мне стакан воды? Со льдом. Там оставалось в морозилке. Наколи немного.
Коул, кажется, хочет поспорить, но еще раз глянув на меня, склоняет голову и идет на кухню.
Ротштейн терпеливо ждет, попыхивая сигарой, словно мы тут мило беседуем. Вот только он без сомнения самый осторожный человек, которого я только встречала.
— Я не собираюсь просто отдавать им деньги, — тихо говорю ему. — Я пойду за ней.
Дяди Арни не меняет выражение лица — разве что глаза чуть прищуривает.
— Это разумно?
Шестое чувство подсказывает: от моего ответа зависит, оставит он мне сумку с деньгами или нет. Я склоняюсь к Арни:
— Никто не сможет лучше организовать ее побег. Я могу вскрыть замок, проникнуть почти куда угодно и выйти оттуда незамеченной, а еще очень, очень хорошо управляюсь с ножами.
Он моргает — единственное свидетельство удивления. Затем поднимается, будто что-то для себя решил, и я тоже встаю.
— Желаю удачи, — говорит. — Она тебе понадобится. Но надо обговорить несколько моментов.
Как раз в этот момент заходит Коул. Я механически беру у него стакан, но сама не отрываю взгляда от дяди Арни.
— Мои люди проверили периметр вокруг твоего дома. Мы не обнаружили никакой слежки, но это не значит, что позже она не появится. Синтия не пришла лично, потому что я ей запретил. Если что-то пойдет не так: она не при делах, и я никогда сюда не приходил.
Он буравит меня глазами, и я киваю, ощущая, как по спине прокатывается дрожь.
— Что ж, тогда мы все уладили.
Он идет к двери, оставив черную сумку у стула.
— Простите, вы забыли…
Я хватаю Коула за руку, призывая заткнуться. Он повинуется, хотя донельзя встревожен.
— Спасибо, мистер Ротштейн. — Я открываю дяде Арни дверь. Он надевает шляпу и выходит на площадку. — Но вы сказали, что хотите обговорить несколько моментов. А означили всего два.
Он оборачивается и дарит мне широкую улыбку:
— Если когда-нибудь устанешь от своих магических шоу — позвони мне. Ты стала бы чертовски полезным помощником в моем деле.
Затем касается полей шляпы и легко сбегает вниз, где его ждет один из подручных.
Я захлопываю дверь и прислоняюсь к ней, тяжело дыша.
— Что это было? — спрашивает Коул. — Кто этот человек, и почему он оставил сумку?
— Это дядя Синтии, глава одной из крупнейших криминальных организаций в стране. В сумке пять тысяч долларов.
Коул застывает с вытаращенными глазами. Затем пару раз сглатывает.
— Понятно.
Так я и думала. Но просто киваю и снова мечусь по комнате.
Звонит телефон. Это Жак. Оказывается, Джоанну Линдсей действительно взяли под стражу.
— Ее вообще перевезли в Белвью для дальнейшего расследования. Ее дочь все время была с ней.
— Значит, это тупик, как мы и думали. — Ожидаемо, но сердце все равно падает. Теперь у нас нет даже догадок о личности похитителя. — Что еще сказал сыщик? Есть что-то новое о моем похищении?
— Похоже, полиция обнаружила брошенный молочный фургон ниже по реке, недалеко от места, где тебя нашли. Его украли из компании по доставке, но подозреваемых нет.
Очередной тупик.
— Что-нибудь еще?
— Нет, cherie. Мне очень жаль. Я заеду в банк, затем вернусь в квартиру. Будь осторожна, oui?
— Буду, — обещаю я и быстро вешаю трубку.
Снова стук в дверь. Пульс колотит в ушах, но затем я слышу голос Оуэна:
— Анна, это я.
Я открываю, и он быстро меня обнимает.
— Есть новости?
Коул рядом напрягается, но сейчас у меня нет времени об этом переживать.
— Нет, ничего.
Оуэн снова меня обнимает, и Коул прокашливается.
— Так говоришь, Жак едет сюда? — переспрашивает он.
Я киваю.
Коул оглядывает Оуэна темными загадочными глазами.
— Спущусь вниз, приведу себя в порядок. Побудешь с Анной, пока твой дядя не вернулся?
— Я никуда не уйду, — обещает ему Оуэн.
Коул уходит, и я запираю за ним дверь.
— Хочешь кофе? — предлагаю Оуэну.
Он кивает:
— Похоже, тебе он тоже не помешает.
Мы перебираемся на кухню. Оуэн жестом показывает, мол, садись, затем разогревает кофе, что ранее заварил Коул. Боль пульсирует за глазами, и я тру виски. Оуэн садится напротив, в голубых глазах плещется тревога. Я с улыбкой принимаю у него чашку, затем хмурюсь, заметив, что его галстук криво повязан, а светлые волосы взъерошены. Горло перехватывает. Похоже, Оуэн бежал.
Он отпивает кофе.
— Не пойму, что ты нашла в этом парне. Что нам вообще о нем известно?
Я хмурюсь. Ну почему он вечно так себя ведет? Стоит мне проникнуться к нему теплом и нежностью, как Оуэн обязательно что-нибудь испортит.
— Коул? Не знаю, что тебя не устраивает, я ему полностью доверяю.
Он вздыхает и вроде раскаивается:
— Прости. Просто я так ревную, что не могу ясно мыслить. Все пытаюсь показать, что к тебе чувствую, но я такой болван, что получается плохо.
Я качаю головой:
— Не думаю, что сейчас подходящее время.
— Постой. Дай скажу, пока не струсил. Думаю, из нас вышла бы потрясающая пара. Мы могли бы быть партнерами на сцене и вне ее, путешествовать и…
Я трясу головой, и Оуэн накрывает мою ладонь своею. Я ясно ощущаю его волнение.
— Прости. — Голубые глаза печальны. — Я знаю, что не вовремя. Вернемся к этой теме позже.
Я снова качаю головой. Пусть я новичок в отношениях, но невзирая на красоту и веселый нрав Оуэна, уверена, что никогда не увижу в нем больше, чем просто друга. Я мягко отнимаю руку.
— Нет, у нас ничего не выйдет. Прости.
И чувствую удар такой ярости, что, кажется, ахаю вслух.
— Дело в этом англичанишке, да? — Низкий голос Оуэна вибрирует от злости.
У меня дрожат руки. Я подношу чашку к губам и осторожно отпиваю.
— Нет, нет. Конечно, нет. Просто…
— Знаешь, забудь. Не стоило мне болтать.
Его эмоции стихают, но все равно обжигают кожу, точно крапива.
Я встаю, иду к раковине и выливаю кофе. Желудок сжимается. Повисает неловкое молчание. Я хочу что-то сказать, но не могу — слишком устала и встревожена.
Стук в дверь спасает меня от пустых попыток. Я смотрю на Оуэна, но тот мрачно гипнотизирует свою чашку. Иду в прихожую.
— Кто там?
— Жак.
Я его впускаю. Он снимает пальто и стряхивает с него капельки воды.
— Льет как из ведра.
Появляется Оуэн, и Жак кивает племяннику.
— Мне надо уйти, — натянуто говорит тот. — У меня есть кое-какие дела, но позже я вернусь.
— Спасибо, что пришел…
Я осекаюсь, сбитая с толку исходящими от него беспорядочными эмоциями. Сосредотачиваюсь так, что пот выступает над верхней губой. Какая-то… тайна. Сердце частит, и меня прошибает холодный пот. Оуэн что-то скрывает.
Дрожа, протягиваю к нему еще одну нить, пытаюсь разобраться в его чувствах, но не могу сконцентрироваться. Оуэн стискивает зубы — явно волнуется. Злится из-за нашего разговора или чего-то еще?
Он шагает к двери, и меня охватывает паника. Я должна выяснить, что ему известно, что он замышляет!
— Уверен, что не хочешь подождать с нами? — спрашиваю в отчаянии.
— Извини, Анна. — На секунду мне кажется, что его красивые черты искажает искреннее сожаление, но затем Оуэн трясет головой. — Я вернусь как можно скорее.
И уходит, тяжело сбегая по лестнице. Я выхожу следом, но уже поздно — хлопает парадная дверь.
Из жилища мистера Дарби выходит Коул и взлетает через ступеньку, словно чувствуя мое беспокойство.
Я спешу в квартиру и снова начинаю метаться по гостиной. Почему Оуэн позвонил Жаку именно сегодня? Почему так взъерошен? Что он скрывает? Коул и Жак наблюдают за мной: Жак с бесконечной печалью, Коул — с тревогой.
— Что случилось? — наконец напряженно спрашивает последний.
Я колеблюсь. Как отнесется Жак к обвинениям в адрес своего племянника? Определенно, сейчас не время ранить его чувства. Но как мне объяснить свои подозрения, не выдав собственную тайну?
— Думаю, нам надо проверить другие варианты, раз Линдсей отпадают. — Я поворачиваюсь к Жаку: — Как хорошо вы знаете Оуэна?
Странно, но он и бровью не ведет.
— Я знал его ребенком, но, разумеется, не взрослым. Редко приезжал в Бостон. А что?
Коул смотрит на меня, пытаясь понять, к чему я клоню.
— Он странно себя сегодня вел.
Не особо веский довод, но ни один из мужчин не спорит с моей оценкой.
Жак кивает:
— Я звонил сестре несколько недель назад. Похоже, мой племянник — как вы это называете? — паршивая овца в семье. Был какой-то скандал с дочкой босса и кучей долгов, но сестра не захотела распространяться. Вообще упомянула об этом в надежде, что я окажу на него благотворное влияние.
— И вы не предупредили Анну? — спрашивает Коул.
— Я сказал ее матери и думал, она передала.
Я вспыхиваю. Нет, мама мне не сказала — так она и о многом другом умолчала. Я трясу головой. Неважно. Главное — найти ее.
Вот найду — и в подробностях расскажу, что думаю о ее поведении.
— Что еще вам о нем известно? — спрашиваю, пытаясь сосредоточиться на текущей задаче. — Он упоминал каких-нибудь друзей? Знаете, где он живет?
— После звонка сестры, я навел справки. Все эти россказни про серьезную работу в банке — пустышка. Он там просто мальчик на побегушках.
Я расхаживаю по комнате, прокручивая в голове разговоры с Оуэном. Я даже не помню имен людей, с которыми познакомилась в «Коттон-Клабе». Затем вспоминаю танец и краснею. Оуэн же не может быть причастным, правда? Но он сегодня так подозрительно себя вел…
Надо узнать. Собравшись с духом, иду к телефону и набираю Синтию.
— Мне надо поговорить с твоим дядей. Мне нужна одна услуга.
— Ты же знаешь, что он может потребовать плату, — произносит Синтия после паузы.
— Знаю.
— Жди звонка. — И вешает трубку.
Жак выглядит смущенным.
— Не спрашивайте, — говорит ему Коул. — Вы не захотите знать.
Телефон звонит практически тут же. Это не дядя Синтии, а какой-то человек с тяжелым акцентом. Задает мне несколько кратких вопросов, и я рассказываю все, что знаю об Оуэне Винчестере. А положив трубку, поворачиваюсь к Коулу и Жаку:
— Теперь ждем.
Следующий час тянется медленно. Коул пытается заставить меня поесть, я качаю головой и все тасую карточную колоду. Жак делает вид, будто читает вчерашнюю газету, но страницы не переворачивает. Когда телефон снова звонит, я уже готова кричать от напряжения.
— Алло?
— Мои люди проверили твоего парня. Он просто нечто.
Я не трачу время на объяснения, мол, Оуэн мне не парень.
— Слушаю.
— Во-первых, он женат. Ты знала?
Я закрываю глаза и вспоминаю, сколько раз чувствовала от него запах духов. И та женщина в клубе.
— Нет, но это многое объясняет.
— Еще он многим задолжал и, похоже, по счетам платить не любит. Очень опасная привычка, как по мне.
— Где он живет?
Под диктовку дяди Арни я записываю адрес Оуэна.
— Будь у нас побольше времени, я бы выяснил, какой помадой он пользуется, но это все, что можно нарыть за такой короткий срок.
— Более чем достаточно, — уверяю я, вешаю трубку и поворачиваюсь к Коулу и Жаку: — У меня есть адрес. Едем.
— Подожди, — вмешивается Коул, но я не даю ему договорить.
— Нет, я устала ждать! Что, если Оуэн действительно стоит за похищением? Надо выяснить наверняка.
Неужели они не понимают, что мама может пострадать? Перед глазами встает комнатка с деревянными стенами. А если в эту самую минуту мама сидит там, напуганная, раненая?
Коул уже открывает рот, чтобы возразить, но его прерывает трель телефона. На мгновение мы замираем, затем я кидаюсь к аппарату. Наверное, дядя Арнольд еще что-то нашел.
— Алло?
— Деньги собрала?
Я сжимаю трубку крепче. Комната кружится перед глазами.
— Да, — выдавливаю, обретя дар речи. — Но откуда мне знать, что вы вернете маму, когда получите выкуп? — Я не собираюсь торговаться с похитителем, лишь хочу поговорить с ним подольше, вдруг узнаю голос.
— Пожалуй, придется поверить мне на слово. — Речь приглушена, но я уверена: это один из тех, кто пытался похитить меня.
Внутри вспыхивает гнев.
— Верить такой сволочи, как ты? Если хочешь деньги, придется прислать мне доказательство, что моя мама все еще… — Я сглатываю, борясь с тошнотой. — …Жива.
— Не принесешь деньги в указанное время в указанное место — она умрет.
— Но я же не знаю, куда и когда!
— Узнаешь. Посмотри за дверью.
— Подождите!
В трубке щелкает. Слишком поздно. Я закрываю глаза и указываю на дверь. Жак кидается туда, а Коул — ко мне. Я кладу трубку и прижимаюсь к нему, радуясь, что не одна.
Жак наклоняется и приносит конверт. В этот раз Коул не пытается выследить гонца. Послание могли оставить в любое время, пока я разговаривала по телефону, и никаких следов наверняка не осталось.
Письмо краткое: место, время и требование прийти одной.
Я смотрю на Жака. Его глаза полны боли. Коул же встревожен.
Пора вернуть маму домой.