Глава 17
Интерлюдия
Баку, Азербайджанская ССР, Особый отдел штаба Закавказского Пограничного округа КГБ СССР. Октябрь 1989 года
Контр-адмирал Громов Фёдор Васильевич не спал вторые сутки. За несколько дней он исколесил половину республики, побывал в приграничных районах с Грузией, провёл очень важные встречи в Нагорном Карабахе, обсудил оперативные вопросы на линии разграничения армяно-азербайджанского конфликта. Попал под обстрел в районе Лачинского коридора, и наконец вернулся в Баку, где его ждала гора срочных и неотложных дел. Даже домой к семье заскочить не успел, попросил секретаря набрать номер супруги, чтобы предупредить, что снова задерживается. После обеда назначено оперативное совещание у нового/старого первого секретаря, Гейдар Алиевич просил обязательно присутствовать, а следующим утром надо лететь во Владикавказ, там тоже намечаются серьёзные подвижки в переговорах со старейшинами двух крупных тейпов из Чечено-Ингушетии.
Кто-то возможно удивится, с каких пор ЧИАССР попала в зону ответственности Закавказского Особого округа? Она же территориально никогда к нему не относилась. Ответ простой: решение Москвы. Весь Северный Кавказ теперь зона интересов контр-адмирала. В качестве компенсации и помощи в регионе теперь работает группа товарищей из центрального аппарата КГБ, иначе товарищ Громов окончательно «зашился» бы.
— Хорошие товарищи, настоящие профессионалы — спасибо высокому начальству, выручили, — устало подумал адмирал, вынужденный теперь постоянно обитать в горах, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью на привычных морских просторах. Ну или хотя бы на берегу моря.
— Фёдор Васильевич, ваша супруга на линии, — ожил аппарат на столе.
Разговор получился сложный и скомканный. Жена ни словом не упрекнула, ни на что не жаловалась, лишь посетовала, что дети отца совсем не видят. Жизнь идёт своим чередом: в город почти не выходят, продукты ординарец привозит, детей в школу на автобусе отвозят и забирают. Селивановы в Россию насовсем убежать собираются. Обычные житейские новости, со скидкой на непростое время. И уже прощаясь, в самом конце, неожиданно добавила:
— Тебе два раза уже звонил какой-то Петр Альбертович. Никак не застанет.
Уже положив трубку телефона, Громов неожиданно осознал, что он только-что услышал. Петр Альбертович — имя чрезвычайно редкое для Азербайджана, а среди друзей и коллег с такими инициалами вообще лишь один человек существует. Доцент из Бакинского нефтяного института товарищ Ливанов П.А., старый знакомый, ещё с незапамятных времён. Последний раз пересекались с ним весной, помнится, он ещё его попросил о…
При воспоминании о просьбе Громов помрачнел, скрипнул зубами, сердце неожиданно кольнуло.
— Эх, Саня. Как же ты так. Надо не забыть позвонить товарищу доценту. Два раза беспокоить без уважительной причины он не стал бы.
Мысль перезвонить Пётру Альбертовичу никак не хотела исчезать из головы, так и вертелась вокруг да около, мешала сосредоточиться.
Громов снова открыл оперативную сводку о ситуации в Грузии, и попытался углубиться в чтение.
Обстановка не радовала.
В последние месяцы работа Особого отдела кардинально изменилась. Произошла не только переориентациям с зарубежного на внутреннее направление, но и сами методы теперь используются другие. Местами даже странные и неожиданные. Агентурную и оперативную работу никто не отменял, но теперь появилось новый экспериментальный, «Информационный отдел». Генерал Леонтьев прислал своих лучших специалистов, «внедрять и обкатывать передовые технологии», как он выразился.
Лежащий на столе отчёт как раз и являлся примером их работы. Как они сумели в предельно сжатые сроки создать целую сеть по сбору информации на территории Грузинской ССР — так и осталось загадкой. Опросы общественного мнения проводились по несколько раз в неделю, количество опрашиваемых исчислялось тысячами человек, все слои общества и почти регионы республики. Удивительно, но все это было организовано через «демократические» СМИ и бесплатных идейных активистов. Сотни добровольцев, в подавляющем большинстве антисоветских и националистических взглядов, с энтузиазмом работали на благо КГБ СССР, даже не подозревая об этом.
Но самое главное — это правильно заданные вопросы.
При опросе: «Хотели бы вы сохранить Советский Союз?» был получен положительный ответ в 85 % случаев. На этом раньше тут же все успокоились бы, оптимистичный отчёт пошёл наверх, а проект свернули бы за ненадобностью.
В Информационном отделе решили не ограничиваться простыми прямолинейными опросами, а копнули глубже. Тут и вылезла страшная жуткая картина.
На самом деле под «сохранением Союза» жители Грузии, оказывается, понимают не совсем то, что кажется на первый взгляд.
При опросе: «Хватит кормить Россию?» — более 80 % высказались за то чтобы перестать «кормить», процент, тех кто твёрдо уверен, что Грузия таки, кормит Россию, оказался ещё выше — за девяносто процентных пунктов.
В результате получается, что подавляющее большинство жителей республики хотят остаться в Союзе ССР, но на льготных правах и без малейших обязательств перед Центром. Некая абстрактная конфедерация, когда республика получает все нахаляву или почти даром, а ее продукцию покупают по тем ценам, какие они сами назначат, и чтобы Москва в дела республики не вмешивалась, а только деньги выделяла по первому требованию, ну и границу пусть охраняет.
Громов уже привык к этим откровениям, но все равно поражался: как можно было допустить этот дикий инфантилизм и полную неадекватность восприятия у целой республики? Точнее — у большинства национальных республик. В Армении и Азербайджане пока не наладили сбор информации, просто не успели, но что результат будет точно таким же, никто не сомневался.
— В чем-то ты прав, товарищ Морозов, — неожиданно Громов понял, что мыслено снова, опять и опять возвращается мыслями к попаданцу.
После чего отложил паку и набрал номер на телефоне. Профессиональная память — заглядывать в блокнот не пришлось.
— Петр Альертович? Узнал, дорогой? Все хорошо. И тебе не болеть. Супруга передала, что искал ты меня. Что случилось? Может помощь нужна?
На другом конце провода ответили что-то странное, лицо Громова вдруг побледнело, на лбу неожиданно выступила испарина.
— Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.
— Так это… письмо, говорю, пришло. О котором вы меня предупреждали. Я по старой памяти на почтамт заехал, а оно там лежит. Уже пять дней, получается. Кто же знал, я-то раз в две недели туда заглядываю.
Контр-адмирал неровно сглотнул, у него резко пересохло в горле. Он плеснул с графина в станках воды. Залпом выпил.
— От кого письмо? Адрес указан?
— Конечно. От Измайлова Д. Город Домодедово, улица Тарасенко дом 44.
Громов ничего не ответил.
— Фёдор Васильевич? Вас не слышно, со связью что-то?
— Все в порядке. Я сейчас приеду. Вы у себя в институте? Ждите, никуда не уходите.
Впервые за последний месяц контр-адмирал улыбнулся.
— Ай, да Сашка, ай да сукин сын! И тут вывернулся! Жив, чертяка! — сомнений у него не осталось. Фамилию командира и номер погранотряда сложно перепутать, а «д. Исмаил, он же — Измайлов» — намёк который трудно не понять. К тому же никто другой не мог прислать письмо на это имя по этому адресу.
Конец интерлюдии
Пришла пора наведаться к директору рынка. Дальше тянуть нет смысла, подготовительная работа проделана огромная, более выгодной ситуация точно не станет.
Накануне вечером провёл первое испытание учебника-вразумителя в условиях приближенным к боевым. В годы бурной юности занимались со мной в секции по рукопашному бою парочка отмороженных придурков. Даже среди прожженных бандюганов и приблатненной публики выделялись они своей неадекватностью и звериной жестокостью. Спарринги на татами по строгим правилам и не в полный контакт их не устраивали, и они додумались до того, что стали «тренироваться» по вечерам на случайных прохожих. Обычно выбирали жертву в глухих переулках или в парках, мужиков «в подпитии», после чего избивали их и калечили, отрабатывая «коронные» удары и приёмы. Узнал я о похождениях этих живодеров много позже, уже после того, как их самих кто-то отправил в мир иной в ходе очередной разборки. Что не удивительно — отморозки не задерживались надолго даже в девяностые.
Сама идея тренироваться в полную силу на живых людях, конечно, появилась задолго до этого. Как раз в те времена популярны были байки о «куклах» — заключённых или военнопленных, которым предлагалось выйти на волю сразившись с бойцами спецназа на ринге без правил до смерти одного из участников. Помнится Резун-Суворов нечто подобное ещё описывал, впрочем ему веры нет — соврал, наверное, как обычно.
Теоретически, как пользоваться книгой в рукопашном бою я знал, ничего сложного в этом нет. Общие принципы понятны, но как поведёт себя на практике этот экзотический инструмент мог только предполагать. Будет ли выскальзывать из рук? Сколько ударов выдержит обложка, прежде чем потеряет форму и прочность? Какова должна быть сила удара, чтобы не покалечить клиента? Никакая тренировка не даст ответа на эти вопросы, все это нужно проверить в реальном поединке.
Для этого я отправился в парк имени Челюскинцев. По информации полученной из двух разных источников: от Марата и дружественных цыганят, появляться в этом парке после захода солнца не рекомендуется никому. С гарантией нарвёшься на неприятности. Честно говоря, не уловил логики: если мирных граждан по вечерам в парке не бывает, то что там делает гопота? Друг друга пинают? Парадокс — да и только!
Описывать дальнейшие события нет смысла, да и не люблю я мордобой без интриги и внятной цели. Сел на скамейку посреди парка, открыл книгу при свете единственного фонаря. Картина сюрреалистичная во всех смыслах. Подошли трое охламонов, молодых и глупых. Лет по двадцать на вид. Похожи на ПТУшников. Попросили закурить и тут же потребовали вывернуть карманы. Получили люлей. Банально и скучно. Ни одного шанса у начинающих уголовников не было изначально. Секунд двадцать «на всё — про всё». Жестоко? Согласен. Лечение часто бывает больнее самой болезни, но оно иногда необходимо.
Книга в новом качестве проявила себя идеально, лишь один угол слегка загнулся. Ради чистоты эксперимента ни руками ни ногами молодых подонков не трогал, вразумлял исключительно печатным словом в твёрдом переплёте.
Один молодой, но глупый умник решил выразить восхищение моими педагогическими талантами, но почему-то нецензурно, то есть, матом, поэтому я не стал слушать банальности, высказанные без должного изящества, прервал поток восхвалений методом удара книгой по причинда… не важно, куда-то там. Потом искренне сожалел о лишней жестокости. Хоть и легонько, чисто символически — а не гуманно. Надо было руку сломать.
— Лучше бы в шахматы научились играть, — напутствовал я грешников на прощание, но боюсь, не внемлют они моему доброму слову.
Событие это имело далеко идущие и весьма неожиданные последствия. По городу поползли слухи, что в парке завёлся или маньяк, или неадекватный ботаник, который по вечерам гоняет шпану: то ли шахматной доской их по голове бьет, то ли книгами калечит. В каком смысле калечит — так и осталось загадкой. По одной из версий — свет знаний нанёс вред не только здоровью, но и уму некоторых граждан из соседнего ПТУ-6. Некоторые даже за учебу взялись — хотя какая там в ПТУ учеба? Вопрос риторический.
Доступ к телу уважаемого директора оказалось не так просто получить. На входе в главное «офисное» здание притаился охранник Муса — один из двух официальных грузчиков. Сказывалась, видимо, непростая криминальная обстановка вокруг рынка, поэтому и поставили «вратаря».
— Чего надо? — не отрываясь от телевизора поинтересовался вышибала. И добавил предельно конкретно. — Вали отсюда.
Можно, конечно, поучить вежливости и правильным манерам, благо книга — орудие мудрости у меня теперь всегда с собой, за поясом под курткой, но решил, что не стоит шуметь понапрасну.
— Муса-Джан, там цыгане с какими-то абхазами подрались. Из-за сигарет. Может милицию вызвать надо?
— Как подрались? — подскочил, словно ужаленный охранник. — Какой чертям милиция! Я им сейчас сам голова откручу!
Через секунду его и след простыл. Что нисколько не удивительно, поскольку уважаемый Муса(а они здесь все уважаемые, как на подбор) тоже имел свой маленький гешефт кроме официальной и серой зарплаты: он потихоньку крышевал цыган, торгующих на рынке сигаретами из под полы. Наблюдательный попаданец всего лишь использовал эту информацию в своих целях. Понятное дело, что никаких «абхазов» в помине не было.
— Салам алейкум, Рафик Ибрагимович! — распахнул я дверь в кабинет и широко улыбнулся. Абсолютно искренне улыбнулся — как акула при виде банки с белорусской тушёнкой.
Хозяин обрадовался моему появлению несколько меньше. Я бы сказал, что вообще не образовался. Сначала на его лице появилось недоумение, затем узнавание, сразу переходящее в насторожённость и даже в испуг. Неужели я так плохо выгляжу?
— Валейкум э-саллам. Эээ…
— Степан. Просто Степан. Мы с вами на банкете в ресторане Баку рядом сидели. Муслима Магомаева и Аллегрову слушали. Вы меня ещё в гости приглашали, — напомнил я.
— Эээ…, - снова завис Рафик Ибрагимович. — Приглашал? Разве вас не Александром тогда звали?
Надо же, какой памятливый. И сообразительный — судя по вставленному «тогда».
— Мало ли кого и как называют. Трудности перевода. У меня в Баку сосед был, по паспорту Маариф, а по русски все Мишей звали. Не обращайте внимания на мелочи. У нас серьёзный разговор намечается. Взаимовыгодный.
Рафик Ибрагимович снова задумался. Наверное, пытался понять с какого на какой язык переводится Степан, так чтобы получился Александр. Но потом видимо решил, что это старо-славянские штучки, в которых он все равно не разбирается. А может, начал догадываться, что его дурят — что более вероятно.
— Вы говорите, проездом к нам заглянули? Эээ…Степан.
— Ничего такого я не говорил. Специально к вам приехал. Причём заранее, посмотреть, оценить на месте, так сказать. Стоит ли с вами дела вести, или просто передачку послать в Лефортово в качестве утешительного прощального подарка.
— Как в Лефортово? — побледнел хозяин рынка, имевший не менее тысячи и одной причины для посещения это легендарного хотела и без визита попаданца.
— Не переживайте вы сильно. Я склоняюсь к тому мнению, что ничего особо выдающегося вы не совершили. Всего лишь два десятка левых фур за неделю. На фоне остальных директоров рынков —
— Каких фур? — покраснел Рафик, напомнив легендарного Альхена — голубого воришку из «Двенадцати стульев», пойманного с поличным.
— Вот этих. Тут номера машин, дата выгрузки, характер груза. Подробности в отдельном приложении, когда-нибудь я вам его отдельно покажу. Как вы можете заметить, это копия. Оригинал лежит в сейфе, а сейф тот — в соответствующем кабинете.
Все-таки неполный тезка Остапа Ибрагимовича оказался крепким орешком и не поплыл сразу.
Не знаю, как готовят профессиональных разведчиков в этом времени, да только российский бизнесмен, выживший в течение двадцати лет среди чиновников, силовиков и бандитов, по определению должен уметь вербовать и убалтывать клиента не хуже офицера спецслужб. В этом аспекте профессии шпиона и предпринимателя очень похожи: чем лучше ты разбираешься в людях, тем выше будет результат при тех же усилиях.
Предварительная подготовка — это конечно очень важно, и убойный компромат, сам по себе, является серьезным аргументом, но личные психологические особенности тоже важны. Кого-то можно ломать через колено, кого-то проще купить, третьему нужен повод для самореализации. И так далее и тому подобное. Опять же, метод Вована Мочанова существует, и если довести клиента до нужной кондиции при помощи непрерывного потока неприятностей, то задача вербовки упроститься в разы.
Но в этот раз я решил не мудрить, использовать классические методы ведения переговоров, широко распространённые в светлом капиталистическом будущем. Шантаж, кстати тоже к классике относится.
Итак, для начала составляем психологический портрет директора рынка. Ничего сложного здесь нет. Картину пациента, в буквальном смысле, можно рисовать прямо с лица. Извиняюсь за невольный каламбур.
Рафик Ибрагимович обладает прекрасными небольшими глазками. Маленькие глаза — верный признак приземлённой натуры, которой чужды излишние сантименты и эмоции. Небольшой наклон уголков глаз обычно выдает склонность к авантюрам и риску.
При этом глаза отчетливо выпуклые (извиняюсь за красоту описания — из песни слов не выкинешь). Это говорит об открытости и живости человека, такие люди любят и умеют красиво и с вдохновением вешать лапшу на уши. В моем времени это назвали бы харизмой, но здесь такое слово малоизвестно.
Густые брови — признак авторитарности, впрочем в директорах рынков другие не держаться, это и без психологии понятно. То что брови ломаные — верный признак, что Рафик Ибрагимович любит и умеет манипулировать людьми. И манипулировать подобный тип руководителя любит больше, чем деньги! Что может показаться странным, учитывая кавказское происхождение данного товарища.
Наблюдения из многолетнего личного опыта. Был у меня на предприятии «кадровик», любитель подобных штучек, помешанный на физиогномике. Что удивительно, мое интуитивное мнение о работниках очень часто совпадало с его рекомендациями и выводами, почерпнутыми из умных толстых книг. Так что не всегда книги — источник заблуждений, иногда в них полезная информация бывает.
Конечно, судить по толщине и форме бровей о характере человека несколько наивно, но если рассматривать все детали в комплексе: нос, губы, форма челюсти, высота лба и расположение морщин — то общее впечатление почти всегда точно отражает суть человека.
Например, нижний ряд зубов — мелкие, но ровные, а верхние зубы — наоборот крупные. Опытный HR-менеджер сразу сделает вывод, что человек скуповат, но зато решения принимает быстро. Не знаю, как это они обосновывают, но в жизни эта «народная примета» верно срабатывает почти в ста процентах случаев. Причём это ещё и наследственный признак! Обычно означает, что в роду предки такие же были. Вот, и гадай: генетика это или воспитание в духе родовых традиций?
Причём, все это «базовые» характеристики, их в отличие от эмоций и жестов сыграть или изобразить невозможно. Мимику можно научиться контролировать, а нос и губы изменить — уже сложнее. Если только у пластического хирурга, но в этом времени это проблематично.
Исходя из составленного психологического портрета и будем проводить вербовку.