1
И я мечтал о невозможном, и мне хотелось в вихре лет оставить ясный и тревожный, и празднично-веселый след. Но шли года, и жизнь тянулась как вол в грузнеющем ярме; когда на миг душа очнулась — сидел я по уши в дерьме. И чем сильней ко свету рвался, тем глубже увязал в грязи: капкан испытанный попался, теперь лежи и кал грызи. Повсюду фальшь, везде трясина, и нет спасения во мгле; я не оставлю даже сына на этой воющей земле. Ну что ж, я в мир пришел, безродный, изгоем жил и в срок уйду, чтоб утолить позыв голодный земли в горячечном бреду. В последних судорогах оба познаем мировой озноб, меня родившая утроба и безотказный вечный гроб.
2
Когда придет пора держать ответ перед судом вернувшихся пророков, спасения не жду, прощенья нет вместилищу столь мерзостных пороков. Я лгал и крал. блудил и убивал, не почитал святых и лицемерил; всё сущее бесовской меркой мерил, и мне заказан райский сеновал. Все перечислю смертные грехи. Введенный в искушение большое, вдруг вспомню: есть святое за душою про черный день есть черные стихи. Я в них свой век ничуть не очернил, лишь все цвета расставил по заслугам, и Бог простит за это фальшь и ругань и в ад пошлет мне скляночку чернил. Чтоб изредка средь мрака и огня в какой нибудь избёнке под Зарайском вдруг рифма вырывалась из меня о чем-то чистом, неземном и райском.