Она протянула мне письмо, и я прочитал:
«Увы, тайна-страсть-наша, родной-мой обожаемый. Одним-глазком-хоть-увидеть хочу-тебя-иначе разлетится-она-прахом. Сгораю-в-пламени и гибну».
— Вы понимали, что доставляли? — спросил я Мей Лин.
— Я понимала всё, что мне нужно понимать, — с загадочной улыбкой произнесла она.
Этот ответ ничего не значил. Я попытался надавить на неё, напоминая, что удовлетворит меня только её полное сотрудничество.
— Иначе они пришлют кого-нибудь другого.
Ее ноздри раздулись от гнева, но она наконец ответила:
— Это шифр. Это все, что я знаю.
Изабелла нахмурилась.
— Дай мне ещё раз взглянуть на письма. Я всегда неплохо разгадывала ребусы, — улыбнулась она мне и вооружилась карандашом.
— Вы знаете, о чём в них говорится? — спросил я Мей Лин.
Она покачала головой, но почти в ту же секунду Изабелла подняла глаза и торжествующе подняла палец.
— Получилось! Это один из самых простых шифров. У тебя есть чистый лист бумаги?
Я кивнул и вытащил из саквояжа записную книжку.
— Это так называемый «нулевой шифр», — сказала она, — потому что зашифрованные буквы не видны — они замаскированы дефисами. Но посмотри: они просто пытаются сказать Дрейсону, что контрабандой протащат ему сигареты.
Я снова всмотрелся в письмо.
— Так какой здесь код?
— Первая буква каждого слова, — ответила Изабелла. — И тогда послание превращается из любовных бредней полуграмотного человека в нечто совсем иное. Видишь?
Я ещё взглянул на надпись:
«Увы, тайна-страсть-наша, родной-мой обожаемый. Одним-глазком-хоть-увидеть хочу-тебя-иначе разлетится-она-прахом. Сгораю-в-пламени и гибну».
Изабелла записала результат и с довольной улыбкой развернула к нам листок.
«Утро. Охр. Сиг.»
— Вы пытались предупредить его, что утром охранник передаст ему подарок, — произнесла Изабелла.
Мей Лин кивнула.
— Но зачем это было нужно? Он бы все равно достал сигареты, — с любопытством сказала Изабелла.
В глазах Мэй Лин промелькнула насмешка.
— Эти послания были отличной подготовкой к тому дню, когда мы пошлём действительно важное сообщение. Если власти не заметят в этих любовных письмах ничего особенного, то… Вы понимаете…
Она замолчала, но мы прекрасно поняли ее мысль. Менее важные сообщения прокладывали путь для настоящего сообщения.
Вспомнив свою собственную стычку с Дрейсоном, я добавил:
— Кроме того, сомневаюсь, что Эл Дрейсон сотрудничал бы с охраной. А это сообщение сгладило бы его взаимодействие со стражником.
И ещё одна мысль не давала мне покоя:
— Почему именно вы?
— Возможно, я просто глупая китаянка, которая не умеет хорошо писать, — невозмутимо ответила Мей Лин. — Чего еще от меня можно ожидать, верно?
Теперь я все понял.
— Люди решат, что вы не образованы. Они не станут задаваться вопросом, почему там столько дефисов. Но, тем не менее, Дрейсон так и не получил ваших сообщений, — сказал я.
Китаянка пожала плечами.
— Он был невезучим.
— И все же вы сочувствуете ему… одобряете то, что он сделал? — осторожно спросил я.
Во взгляде девушки промелькнула злость, и она смяла недокуренную сигарету в блюдце.
— Я не люблю насилия. Никто не любит, — вскинула она подбородок. — Но люди не слушают нас. Возможно, они обратят внимание на наши требования, когда станут нас бояться.
— Вы знали о заговоре с целью убийства судьи Джексона? — поинтересовался я.
Мей Лин посмотрела на меня очень серьёзно.
— Я не знаю ни одного человека, кто планировал бы убийство судьи. Зачем?
— Это могло нарушить ход судебного разбирательства и освободить Дрейсона — или, по крайней мере, продлить его жизнь, отложив свидание с палачом.
— Но это больше не имеет значения. Его дело сделано.
Теперь я был искренне озадачен.
— Вы думаете, даже если он выживет, то больше ничего не сможет сделать? Разве он не один из вас и не полезен для вашего дела?
Китаянка пожала плечами.
— Не больше, чем любой другой. Его место займёт следующий. Дрейсон не такой уж и особенный.