Я не стал упоминать о том, что Джонатан не дал мне ни единого шанса — по сути, он предал меня, раскрыв мою личность и натравив на меня своих головорезов-анархистов.
— Я все еще могу помочь ему, если он позволит, — сказал я. — Однако той ночью ему не нужно было выставлять меня за порог.
С трудом сдерживаемые слёзы потекли по лицу женщины.
— Мой единственный оставшийся в живых ребенок сидит за решёткой. Его не выпустят на свободу еще много-много лет, я это знаю. Его ребенок будет расти, не зная своего отца. Никто, кроме меня, не станет воспитывать его девочку.
Она схватилась за сердце и согнулась.
Я неуклюже шагнул вперед, чтобы поддержать ее под руку, чувствуя, как внутри всё сжалось, когда я подумал о разрушениях, нанесенных семье Страпп и племяннице Ханны.
Это было именно то, о чем я безрезультатно предупреждал Джонатана. И бесполезно было убеждать себя, что именно выбор Джонатана навлек на них беды; я сожалел о своем участии в этом деле.
Не говоря уже о моей беспомощности, ведь я мало что мог сделать — лишь наблюдать, как семья Страппов продолжает страдать.
Нас прервали хриплые выкрики со стороны здания.
Малвани, отступивший в сторону во время моего разговора с миссис Страпп, подошёл ближе.
— У Дрейсона сегодня слушание в суде. Офицеры планировали вывести его через черный ход, но, похоже, толпа об этом догадалась.
— Позвольте мне сопроводить вас домой, — предложил я миссис Страпп; она была не в том состоянии, чтобы путешествовать в одиночку, особенно, когда рядом бушевала разъярённая толпа. Я опаздывал на встречу с комиссаром, но надеялся, что Малвани все уладит.
Он сочувственно кивнул, развернулся и в одиночестве направился к «Гробнице».
Я взял миссис Страпп под руку и повел ее через улицу.
— Обещаю, что пригляжу за Джонатаном. И посмотрю, смогу ли что-нибудь сделать, чтобы ему было комфортнее…
Ее плач прекратился, и она последовала за мной, хотя и не подала виду, что слышала мои слова.
Мы уже перешли на другую сторону Центральной улицы, когда краем глаза я заметил яркую вспышку света, заставившую меня остановиться и обернуться.
Я как раз успел увидеть столб белого света, окруженный густым черным дымом; он медленно поднимался над каменными башнями «Гробницы».
Внутри здания вспыхнула вторая дуга света, отбрасывая оранжевые и белые всполохи там, где я в последний раз видел высокую фигуру Малвани.
Сам звук взрыва прозвучал с задержкой; он раздался, казалось, через несколько минут — хотя, возможно, прошла всего лишь доля секунды. Грохот был оглушительным — как и звон, который эхом отдавался в моих ушах, заглушая даже крики ужаса стоявшей рядом со мной миссис Страпп.
А затем — повторный толчок. Мы почувствовали это даже на другой стороне улицы: булыжники задрожали под ногами, отчего миссис Страпп споткнулась и упала на землю.
Но, даже опускаясь на колени, чтобы ей помочь, я не мог отвести взгляд; наверно, я пытался понять смысл непохожего ни на что зрелища. Здание «Гробницы» сверкало — и не только здание, но и сам воздух, потому что даже пыль и черный дым начали мерцать. Тысячи крошечных сверкающих лучиков света танцевали по зданию вверх-вниз. И только услышав тихий звон, я понял, что случилось.
Большинство окон в «Гробнице» были разбиты и теперь опадали на землю мелкими осколками.
Те, кто не пострадал при взрыве, выбегали из здания — обычные люди, превращенные пылью в серых призраков.
Сколько людей было ранено? Или даже…
Я был настолько суеверен, что не осмелился даже подумать об этом. Ведь внутри был Малвани…
Я лихорадочно высматривал его фигуру у входа в «Гробницу». Но он исчез в густом дыму и едких испарениях, которые укутали нас удушливым облаком.
ГЛАВА 18
Центральная улица. Первые минуты после взрыва.
Прямо передо мной мальчишка-газетчик вскочил на ноги, гоняясь за газетами, которые разнесло свежим полуденным ветром по асфальту.
Но это не имело значения. Взрыв только что разорвал «Гробницу» на куски. Все остальные новости в считанные секунды померкли.
Я выпрямился и позвал мальчишку.
— Можешь помочь?
— Сэр, она ранена? — Он подбежал к тому месту, где я склонился над миссис Страпп. Она не реагировала ни на что из того, что ее окружало, и с открытым от ужаса ртом смотрела на дымящееся здание.
— Думаю, это лишь потрясение, — ответил я, помог ей подняться на ноги и достал из кармана несколько монет. — Я должен идти внутрь. — Я указал на «Гробницу». — Проследишь, чтобы она благополучно добралась до дома? Первая авеню, дом 120.
— Конечно, сэр, — сказал он, убирая деньги в карман и беря миссис Страпп под руку.
Она упиралась, не желая покидать это место.
— Вам нужно идти домой, — сказал я, подталкивая её вперёд и продолжая успокаивать. — Обещаю заглянуть попозже. Я проверю Джонатана и удостоверюсь, что с ним все в порядке.
Она не ответила, но на этот раз позволила себя увести.
Я поспешил к зданию «Гробницы», полный решимости найти Малвани.
* * *
На ступеньках главного входа меня окутал едкий неприятный запах. Нитроглицерин.
Не опознать этот резкий аромат было невозможно — я научился определять его с тех пор, когда город впервые использовал динамит для создания туннелей, в которых должны разместиться новые подземные переходы.
С трудом переводя дыхание, я прикрыл рот и нос носовым платком, пробираясь сквозь хаос: офицеры и охранники кричали, проверяя раны и местонахождение заключенных, дым и пыль скрывали все.
Должно быть, Малвани шел к камере, где содержались анархисты, когда взорвалась бомба. Эта область, в задней части первого этажа, и получила основную часть повреждений.
Массивная каменная стена рассыпалась на куски, и несколько человек оказались зажаты под обломками; их стоны и проклятия наполняли воздух, смешиваясь с криками и воплями заключенных.
Горстка невредимых охранников стояла в сторонке, окидывая непонимающим взглядом произошедшее, ничего не делая. У них явно был шок, и они не могли придумать, что делать. Я уже видел такое прежде, когда горел «Генерал Слокам»: здоровые люди парализованы шоком, не в состоянии думать или действовать. Как только кто-то скажет им, что делать, они начнут действовать — но не раньше.
Один мужчина — охранник, которого я узнал, — оказался зажат под обрушившейся частью стены. Он схватил меня за штанину, завывая от боли.
— Моя нога… Её придавило.