— Необязательно. Джеймс Форд редко работал с нашими выпускниками Гарварда, потому что они были слишком дружны и не пускали в свой коллектив.
Изабелла изменилась в лице.
— Я не понимаю, — произнесла она, наконец, срывающимся голосом. — Алистер — хороший человек. Я знаю это, общаясь с ним каждый день на протяжении многих лет. Как мы дошли до этого — рыскать среди его личных вещей? Почему его шантажируют?! — Она помолчала. — Шантажировать человека можно только в том случае, если ему есть, что скрывать.
Я посмотрел на Изабеллу.
— То, что мы ищем, уходит корнями глубоко в прошлое Алистера. Это ничего не меняет в том, кем он является сегодня, или как он относился к тебе на протяжении многих лет.
— Мне приходится задумываться, насколько хорошо я его знаю на самом деле? — прошептала Изабелла так тихо, словно боялась задать этот вопрос вслух.
Обан вернулся, рухнул у наших ног и принялся лениво пожёвывать мяч.
— У всех есть секреты, Изабелла, — произнёс я. — Секреты Алистера важны, потому что они подвергают его жизнь опасности и мешают нашему расследованию трех убийств.
— А вдруг мы обнаружим то, что всё изменит?
На этот вопрос не было правильного ответа, но я попытался:
— Алистер всегда был готов нарушить правила ради своих профессиональных целей. Но он остался верен тебе и своей семье.
Это была сладкая ложь, ибо я никогда не видел никого из членов его семьи, кроме Изабеллы.
Она яростно закивала головой.
— Я понимаю, что семья была для него важна. Он любил Тедди; никто не мог любить сына сильнее. И он заступился за меня, когда никто другой этого не сделал. Видишь ли, поначалу никто не считал меня подходящей для Тедди парой.
— Почему? — я затаил дыхание в ожидании ответа.
На лице Изабеллы промелькнуло странное выражение, но она ответила:
— Моя мать была итальянкой.
Она произнесла это, как само собой разумеющееся; словно это признание должно было все объяснить. Возможно, так оно и было — по крайней мере, среди семейства Синклеров.
Но для Алистера этот факт не имел значения, и я поймал себя на мысли, что восхищаюсь им.
— Но теперь он исчез, ничего не сказав. Что за проблема может быть настолько ужасной, что он не доверил её мне?
— Не знаю. — Я задавал себе тот же вопрос, но пока не нашёл на него подходящего ответа.
— Проблема в том, что я всегда полагалась на него.
Я ничего не мог сказать, поэтому просто обнял ее и держал, пока она тихонько всхлипывала, оплакивая что-то драгоценное, утерянное теперь навсегда. Чтобы полагаться от кого-то, нужно полностью доверять этому человеку.
А Изабелла, вероятно, больше никогда не сможет верить Алистеру.
ГЛАВА 24
Архив юридических документов.
13:30.
Мне не удалось разыскать самого Алистера, но в тот день в юридическом архиве я был близок к тому, чтобы раскрыть часть его прошлого.
— Вы знаете, что ищете, сэр? — Джереми Джейкобс, двадцатичетырехлетний клерк юридической фирмы Джеймса Форда, который должен был мне помочь, серьезно посмотрел на меня. — То, что вы сказали архивариусу, прозвучало так, будто мы ищем пресловутую иголку в стоге сена.
— Так и есть, — усмехнулся я, — хотя у меня есть чуть больше информации, чем я поделился с архивариусом.
Чтобы попасть сюда, в огромное здание, где хранились архивные документы окружного прокурора, накопившиеся почти за сто лет, я рассказал на входе историю о деле анархистов, которое вёл судья Джексон.
Поскольку Дрейсон все еще был на свободе, никто не ставил под сомнение любое начинание, связанное с анархистами.
Джереми непонимающе посмотрел на меня, и я забеспокоился, справится ли он с поставленной задачей.
— Мы обычно не занимаемся уголовными делами, — сказал мне мистер Форд, — но Джереми — мой лучший работник.
— И давно он у вас работает? — уточнил я, обеспокоенный отсутствием у парня опыта.
Джеймс Форд только рассмеялся.
— Три года. Но не волнуйтесь: юриспруденция — это не то, что вы знаете. Это то, как хорошо вы открываете то, чего НЕ ЗНАЕТЕ. А исследовательские способности Джереми превосходны.
Теперь, когда мы с Джереми спустились в недра архива, мне оставалось только надеяться, что мистер Форд прав.
Мы оказались в пыльном, плохо освещенном подвальном помещении, где на металлических полках были сложены сотни коробок, содержащих тысячи старых папок.
— Нам повезло, — сказал Джереми, — что самые свежие материалы дел находятся прямо здесь. — Он указал на место у окна, которое было заметно светлее и чище, чем другие секции.
— К сожалению, нам нужны не свежие материалы. Я ищу дела почти тридцатилетней давности: с сентября 1877 по январь 1880 года, которыми занимался один из четырех адвокатов. — Я произнёс вслух имена.
У парня отвисла челюсть.
— Простите, детектив, но вы же не серьезно? Тридцать лет назад? Я думал, что ваши исследования связаны с делом Дрейсона.
Я проигнорировал его реплику и продолжил:
— Судья Джексон и трое его близких друзей начали работать в окружной прокуратуре в сентябре 1877 года. Мне нужно знать, над чем они работали. И я считаю, что во время поисков должно всплыть имя Леруа Сандерса.
— Он был обвиняемым по делу, которое они вели?
— Не могу точно сказать.
— А вы не пробовали проверить, есть ли дело «Народ против Сандерса»?
— Я бы так и сделал, если бы знал как. Я попросил своего коллегу проверить, и он заявил, что такого дела не было. Вполне возможно, что он солгал.