— Нет. Меня интересует истинная причина.
Алистер отвёл взгляд.
— Тебя никогда не шантажировали, Зиль. Я не могу это описать, — его голос дрогнул. — Ты чувствуешь себя в ловушке. Совершенно беспомощным…
— Но мы могли помочь тебе с самого начала!
— Мне не нужна была ваша помощь. — Он уставился на свои ноги. — Я не смог бы вынести, если бы вы увидели меня таким. Жалким, — его голос дрогнул от отвращения.
Я кивнул. По крайней мере, теперь я понимал. Ему было стыдно не только из-за ошибки в прошлом. Он был слишком гордым, и унижение, вызванное шантажом, грозило его раздавить.
Он поднял на меня полные беспокойства глаза.
— Ты уверен, что за вами никто не следил?
— Уверен, — тихо произнёс я. — Мы заедем завтра, чтобы проверить, как ты. А пока постарайся помочь нам придумать наилучшую стратегию разрешения всей этой проблемы.
— Доброй ночи, Алистер, — прошептала Изабелла.
Алистер не ответил — но в его глазах отразилось глубочайшее раскаяние.
Разочарование, промелькнувшее на лице Изабеллы, было невыносимым, и я отвернулся.
* * *
Я проводил Изабеллу обратно к зданию «Дакоты», купив по дороге три газеты: «Таймс», «Трибьюн» и «Пост». В каждой газете были статьи о поимке Дрейсона, а также о «вдохновителях» — Паволе Хладе и Джонатане Страппе.
Я мысленно застонал, стараясь не давать Изабелле лишнего повода для беспокойства.
Казалось, этому делу суждено было плохо кончиться. И я все больше убеждался, что ни для кого из нас не будет счастливого исхода.
Ни для меня, поскольку мое расследование идет вразрез с планами комиссара.
Ни для Изабеллы, потерявшей доверие к Алистеру.
И уж точно ни для самого Алистера.
27 октября 1906 года.
Суббота.
ГЛАВА 27
Типография Грина, Гудзон-стрит.
08:00.
В субботу на рассвете Малвани позвонил и вызвал меня в город.
— Есть зацепка. Помнишь розовые листовки, которые мы нашли после взрыва в «Гробнице»?
Конечно, я помнил: они были повсюду за пределами здания, и их послание прочно засело в моей памяти.
«Наши разрушительные действия избавят мир от ваших ведомственных организаций!»
— Оказывается, швед работает в типографии, до которой мы проследили эти листовки, — поделился Малвани.
— Какой именно?
— Типография Грина на Гудзон-стрит. Встретимся там через двадцать минут?
— А где сам швед?
— Я послал шесть человек на его поиски; у нас есть список мотелей, в которых он останавливался. Нам с тобой надо поговорить с владельцем типографии Грина. Он разговаривал по телефону так, словно в его лавке хранится целая сокровищница улик.
* * *
Малвани явно ошибался, потому что улик в типографии Грина практически не было.
Но Лью Грин и его сын Ричард очень хотели помочь полиции: они приняли нас с распростертыми объятиями и поделились тем, что знали о шведе.
— Его настоящее имя — Ларс Хальвер. Точнее, так он сказал, — начал владелец типографии.
Это был крупный, приветливый мужчина с легкой улыбкой под густыми усами цвета соли с перцем. Он сидел в просторном помещении с высокими потолками, вмещавшим два гигантских печатных станка.
Его сын, долговязый паренек лет семнадцати, сидел за столом, заваленным чем-то похожим на черные кирпичи, и создавал новые печатные формы.
— Ларс был хорошим работником, экспертом по работе с моим аппаратом. — Лью Грин похлопал по боковому шесту черной печатной машины. — Мы печатаем открытки и небольшие листовки и время от времени снимаем рекламу для газет, как это делает сейчас Ричи.
Я шагнул ближе и увидел, что Ричи создаёт отпечаток, который будет рекламировать «Сарсапариллу Гуда».
Судя по бумажной модели, это будет замысловатое творение, изображающее даму с зонтиком и коробкой лекарств, выходящую из аптеки. Внизу текст объявления гласил:
«Если вы страдаете от какой-либо болезни или недуга, вызванного нечистой кровью, или от диспепсии, головной боли, жалоб на почки или печень, или от чувства усталости, примите «Сарсапариллу Гуда»!
Она очищает кровь, возбуждает аппетит, а слабых делает сильными. Продается во всех аптеках».
— Подобные объявления часто встречаются в вашей работе? — спросил я.
Парнишка кивнул.
— Мы постоянно печатаем рекламу для Гуда и других аптекарей. Вырезаем вот здесь, — мальчишка показал на чёрный «кирпич», — а затем кладём вот сюда, — кивнул он на гигантскую машину.
— И никакой официальной работы для анархистов, — улыбнулся я.
Он смущенно покачал головой.