— Где вы храните гроссбухи? — повторил я. — Мне не нужны сами деньги; только финансовые отчёты, отражающие приход и расход.
— Если я тебе расскажу…
— То я смогу помочь тебе с защитой.
Джонатан вздохнул и повернулся ко мне спиной. Дойдя до противоположной стены камеры, он ударил по каменной кладке кулаком.
Я ждал.
Наконец, он нехотя произнёс:
— Всё хранится у Китайской Розы, в ресторане её родителей. И гроссбухи, и наличные. Но она не станет тебе помогать; придётся вламываться силой.
— Ты шутишь?
— Тебе нужны гроссбухи или нет? — прорычал он. — В подвале ты увидишь стену, заваленную мешками с рисом. Один из мешков будет выглядеть более пустым по сравнению с другими; в нём и находятся наши отчёты и сами деньги. И еще кое-что…
— Что?
— Если то, что ты рассказал мне о Паволе Хладе, правда, то тебе лучше поторопиться, потому что он наверняка сбежит, как только выйдет, что бы ему ни обещали. А эти гроссбухи — не говоря уже о самих деньгах — будут первыми, за чем он отправиться.
— Ясно.
Прежде чем уйти, я бросил на него последний взгляд. Печаль, которую я испытывал, была почти невыносимой; я бы многое сделал, чтобы избавить его от предстоящего наказания.
— Ты поможешь? — прошептал он; вся напускная бравада слетела с него, как шелуха.
— Я же пообещал.
— Из-за того, что я тебе сейчас рассказал? — его голос дрогнул.
— Нет, — покачал я головой. — Из-за твоей дочери.
«И из-за Ханны», — мысленно добавил я.
* * *
Лучше было бы дождаться ночи, но я решил не затягивать. Я не мог рисковать: вдруг Павол Хлад доберется до нужной мне информации раньше?
Почти наступил полдень. Это была идеальная возможность: в ресторане все будут заняты наплывом посетителей в обеденный перерыв.
На улицах, как всегда, было многолюдно. Я шёл за человеком, несущим на голове огромную корзину с рыбой, полагая, что это хоть как-то скроет мое присутствие.
Когда он завернул за угол Мотт-стрит, я нырнул в соседний переулок. Проскользнув мимо мусорных контейнеров и деревянных ящиков, я нашел следующий переулок, ведущий к задней части большинства зданий на улице.
Я внимательно отсчитал пятое здание от края.
Никакого черного хода в подвал. Так как мне пройти туда незамеченным, если единственный вход — центральный?
Я вернулся на главную улицу и задумался. Что ж, ничего не поделаешь, придётся идти через главные двери. Если я буду действовать уверенно, никто не станет меня останавливать.
Высоко подняв голову, уверенно подошел к двери, распахнул ее и спустился по лестнице в сырое помещение под «Красным фонарем». Никто не закричал на меня и не преследовал; тут мне повезло.
Мешки с рисом стояли именно там, где описал Джонатан. Я по очереди ударял здоровой рукой по каждому из них, пока один из мешков не оказался пустым.
Я потянулся к нему и замер, услышав крик.
Голос был мужским, гортанным, говорящим по-китайски. Я спрятался в тени, чтобы никто не смог меня разглядеть сверху с лестницы. Но если кто-то решит спуститься в подвал, у меня не будет никакого шанса спрятаться.
Сверху снова раздался крик — на этот раз женский.
Затем металлические двери с лязгом захлопнулись, и все погрузилось во тьму. Только бы они их не заперли…
Когда мои глаза привыкли к почти полной темноте, я направился к мешкам с рисом. Я скорее почувствовал, чем увидел сдувшийся мешок — и полез внутрь. Сначала я наткнулся на пачку банкнот, но отложил их в сторону. Потом скажу Малвани, чтобы он послал пару офицеров за анархистскими вкладами. Всё своё внимание я сосредоточил на бухгалтерской книге, которая лежала на дне мешка.
Я схватил гроссбух, засунул его в карман пальто, положил мешок обратно на полку и на ощупь вернулся к лестнице, которая должна была снова вывести меня на улицу.
Но только я протянул руку к двери, как она распахнулась.
Ослеплённый ярким светом, я едва смог разглядеть багровое от злости лицо Мей Лин.
— Что вы здесь делаете?!
— Свернул не туда, — ответил я без намёка на юмор.
— Остальные узнают, — прищурилась она. — Вы будете в опасности.
— Вы угрожаете детективу и полицейскому? — приподнял я брови.
— Я отвечаю за то, что находится здесь, в подвале. Вы не можете их забрать, иначе обвинят меня и мою семью. — Она скрестила руки на груди, преграждая мне путь.
— Мне нужен только гроссбух, — спокойно произнёс я. — Деньги я не трогал. Можете проверить.
Девушка начала спускаться по лестнице, вынуждая меня отступить.
Оказавшись на нижней ступеньке, она бросилась к мешку с рисом, раскрыла его и принялась пересчитывать банкноты и монеты.
Я остался стоять ближе к дверям, из которых падал свет, и открыл гроссбух, просматривая список пожертвований. Большинство из них приходили от самих членов организации и были незначительными: от одного до десяти центов. Более крупные пожертвования в долларах были сделаны организациями, в том числе от Объединённого профсоюза рабочих. Интересно, насколько часто доля от профсоюзных взносов направлялась в анархистскую казну, учитывая их тесную связь?
Я продолжил искать признаки шантажа. Алистер говорил, что письма обычно приходили с запросом от пятисот до двух тысяч долларов.
Таких огромных сумм не было, но от серии записей — каждая по сто долларов — у меня перехватило дыхание.
Они жертвовались через регулярные промежутки времени, и самый последний был на прошлой неделе. В графе «благотворитель» значилось: «Миссия «Белая роза»».
— Я посчитала, всё на месте, — произнесла Китайская Роза, по-прежнему глядя на меня с подозрением. — Думаю, вы сказали правду. Забирайте гроссбух, но, прошу вас, никогда больше здесь не появляйтесь. — Я впервые за наш разговор заметил в её глазах проблеск страха.