- Посмотрим!
Потом, резко повернувшись, вышел из кабинета, таща за собой брата.
После этого Бурун не показывался на кладбище Тюлкю Гельди, но примерно через месяц в старом ресторане "Интурист" случайно встретился с Василием и, не сдержавшись, при молодой девушке (Василий пришел в ресторан с очередной молодой и красивой девушкой) вылил Василию на голову полбутылки коньяку, дал крепкую оплеуху. Бурун по-своему, вот так отомстил Абдулу Гафарзаде.
Разумеется, ресторанная история тотчас стала известна Абдулу Гафарзаде, и через два дня, под вечер, в машину Буруна сели четверо, велели ехать в Загульбу, а когда выехали из Баку, остановили машину, избили Буруна до потери пульса, сняли с него брюки и ушли. Брюки под утро повесили, как знамя, над уличными воротами дома, где жил Бурун, и все парни махалли, все женщины и дети видели то позорное знамя.
Бурун и Гюльбала трижды собирались напасть на Абдула Гафарзаде, но каждый раз отступали посрамленные, их срам доставлял удовольствие Абдулу Гафарзаде, он вспоминал о нем, когда ему становилось тоскливо, и настроение улучшалось. На какое-то время Бурун исчез, не показывал носа, и его было забыли, но однажды открылась дверь кабинета Абдула Гафарзаде - и Бурун вошел:
- Помоги мне, Абдул-гардеш12!
Выяснилось, что учитель физики из Самарканда Сайзулла Мирзамухаммедов так обманул Буруна, такое навлек ему на голову, что теперь Бурун бьется как рыба об лед, а выпутаться не может.
И Абдул Гафарзаде помог Буруну.
И Бурун с газетным свертком в руке вошел к нему в кабинет, чтобы выразить уважение и вручить подарок.
И Абдул Гафарзаде серыми глазами сквозь очки мельком взглянул на газетный сверток и сказал:
- Не нужно... На праздники поздравишь...
Тогда был канун Новруз-байрама, и начиная с того времени Бурун стал поздравлять Абдула Гафарзаде подарками на каждый Новрузбайрам.
И однажды Абдул Гафарзаде вызвал к себе Агакерима:
- Кроме Новруз-байрама разве праздников нет? Бурун - не советский человек, что ли? Есть 7 ноября, есть 1 Мая, есть День Конституции... Я верха поздравляю, а этот ведет себя так, будто живет в Иране, будто он племянник Хомейни и кроме Новруз-байрама праздников не признает... Нет, как более двухсот миллионов советских людей живут, так пусть живет и Бурун!... Иди, передай ему!
И после этого Бурун поздравлял Абдула Гафарзаде со всеми праздниками, и Абдул Гафарзаде с улыбкой принимал подарки.
Их прекрасные отношения дошли до того, что Бурун, скандаливший когда-то с Абдулом Гафарзаде, теперь курить при Абдуле Гафарзаде не осмеливался - из уважения.
Абдул Гафарзаде поручил Агакериму сдать морг в аренду шести студентам по 70 рублей в месяц - два человека в комнате. Приехавшие в Баку из далеких сел на учебу в техникум студенты были спокойные люди, и когда работы бывало много, Агакерим, Мирзаиби, Василий заставляли и их бесплатно рыть могилы, как алкоголиков.
Студенты ежемесячно давали 420 рублей караульщику Афлатуну (ответственность за квартирантов лежала на караульщике Афлатуне, то есть если бы вдруг аренда вскрылась, отвечал бы Афлатун, Абдул Гафарзаде, конечно, ни о чем не имел и понятия), и Афлатун передавал деньги Абдулу Гафарзаде. Абдул Гафарзаде 20 рублей из них давал караульщику Афлатуну (и караульщик Афлатун всегда брал деньги и клал в карман с одними и теми же словами: "Да не лишит нас Аллах, как это называется, ну это, тебя у нас над головой!... Да наполнит Аллах твой карман, как это называется, ну это, благодатью!... А мы живем в твоей тени!...), а остальное брал себе. Конечно, 400 рублей в месяц для Абдула Гафарзаде ничто, но в каждом деле должен быть порядок и точность, к тому же Абдул Гафарзаде не тот человек, который отказывается от малых сумм, поскольку зарабатывает большие деньги, - у каждой суммы свое место и своя цена.
... В тот апрельский день Абдулу Гафарзаде сначала вспомнился Фарид Кязымлы, а потом Бурун с братом, и Абдул Гафарзаде, широко раскинув руки, с удовольствием потянулся, улыбнулся, нажал звонок, вызвал молодую и красивую девушку-секретаршу, и, когда девушка-секретарша вошла, Абдул Гафарзаде впервые за десять дней хорошенько рассмотрел ее с головы до ног и сказал:
- Позови Василия...
Покрасневшая под взглядом Абдула Гафарзаде девушка-секретарша даже не помнила, как вышла из кабинета: никогда в жизни никто не смотрел на нее так откровенно... А как на самом деле смотрел на нее Абдул Гафарзаде? Как на арбуз или дыню на базаре, мол, какой окажется внутри, если купишь...
Все женщины, работающие в управлении кладбища, помимо того, что были прекрасными специалистами своего дела, были еще и красивы.
От машинистки Бадуры-ханум до главного бухгалтера Евдокии Станиславовны. Их отбирал и брал на работу сам Абдул Гафарзаде. Правда, некоторые из них уже постарели, но Абдул Гафарзаде держал их на работе несмотря на это и, как всегда, оказывал им уважение. Как всегда - то есть как в их молодости. Каждая в свое время была любимой Абдула Гафарзаде...
Однажды женщины сели позавтракать. И главный бухгалтер, Евдокия Станиславовна, почему-то вдруг задумалась, голубые глаза ее повлажнели... Она глубоко вздохнула и сказала: "Абдул всех нас надул..." А кассир Маргарита Иосифовна внесла поправку: "Абдул всю советскую власть надул!..." В общем... Это всего лишь бабыли сплетни кладбища Тюлкю Гельди...
Абдул Гафарзаде взял на работу Василия Митрофанова по рекомендации своих друзей из Ростова, и Василий вместе с матерью-старухой переселился из Ростова в Баку. За двенадцать лет работы в управлении кладбища он полностью оправдал рекомендацию. Голубоглазый блондин, худощавый, красивый, на первый взгляд кажущийся простодушным, он с одной улыбки, с одного взгляда понимал, чего хочет Абдул Гафарзаде, и поэтому был, может быть, самым близким Абдулу Гафарзаде человеком (разумеется, кроме членов семьи). Вообще люди на земле делились для Абдула Гафарзаде на две части: члены семьи, то есть Гаратель, Севиль, Омар, маленький Абдул (прежде еще бедняга Ордухан!), и - все остальные люди.
Абдул Гафарзаде помог Василию получить в Баку двухкомнатную квартиру. Василий обставил ее с особым вкусом антикварными вещами, украсил прекрасными (альфрейными) малярными работами. Иногда квартира оказывалась нужной Абдулу Гафарзаде, и Василий вручал Абдулу Гафарзаде ключи, а сам со старухой матерью отправлялся к одному из бесчисленных приятелей в Баку. Они возвращались домой только после того, как Абдул Гафарзаде подаст сигнал - через три часа или через три недели.
Портрет Василия как передового рабочего был вывешен на районной Доске почета, среди передовиков производства. Абдул Гафарзаде часто упоминал имя Василия в своих победных рапортах, в докладах, даже в печати. Дважды Василий получал медали, и теперь Абдул Гафарзаде собирался представить его к ордену. Иной раз под хорошее настроение Абдул Гафарзаде, улыбаясь, говорил Василию: "Жаль, что ты числишься могильщиком!... У нас могильщиков не ценят... Если бы ты был на другой работе, дорогой, хоть бы, например, парикмахером, я бы теперь тебя героем сделал, и вся страна бы о тебе говорила!... Ей-богу, я бы депутатом тебя сделал! А теперь что? Пропади оно пропадом, это кладбище!"
Ну не Героем Социалистического Труда, не депутатом, а в партию Абдул Гафарзаде его провел и секретарем первичной партийной организации управления кладбища избрал. Рабочий к тому же, русский - образец нерушимой дружбы народов, и к тому же оценка преданности Абдула Гафарзаде центральной власти.
В Ростове Василий Митрофанов зарабатывал деньги (и немалые!) организацией оргий для некоторых высокопоставленных и денежных людей. По приезде в Баку, ознакомившись с дневной и ночною жизнью кладбища Тюлкю Гельди, он сумел верно оценить здешнюю ситуацию и некоторое время отдавал себя прежней профессии, вызывая знакомых девушек из Ростова в Баку. Он вошел в деловой контакт с бакинскими проститутками, и по ночам клиенты, приезжавшие на кладбище Тюлкю Гельди, кроме водки или анаши, за деньги, разумеется (сумма зависела от качеств проститутки и платежеспособности клиента, шестьдесят процентов проститутке, сорок - Василию), мог увезти с собой на ночь девушку (сколько она сорвет с клиента дополнительно - ее проблемы, чем она умнее и опытнее, тем больше и сорвет!). Но эта постепенно расширяющаяся деятельность Василия длилась недолго, Абдул Гафарзаде категорически запретил Василию приводить шлюх на кладбище Тюлкю Гельди и вообще предаваться этому идиотскому занятию.
Василий больше не приводил девиц на кладбище Тюлкю Гельди, он занялся молодыми русскими девушками, жившими в Баку, в стороне Баилова, и пристрастившимися к анаше. Он снабжал их анашой и отдавал во временное пользование денежным председателям колхозов, директорам совхозов, руководящим партийным и советским работникам районного уровня, работающим в районах Азербайджана, а также районах Грузии, Армении, Дагестана, в Краснодарской и Ростовской областях. Районные деятели проводили свои отпуска в санаториях Кисловодска, Сочи, Юрмалы, и девушки, получив у Василия месячную дозу анаши (некоторые перешли на морфий, кокаин, и Василий, ругая их про себя, должен был находить и покупать эти наркотики, гораздо более дорогие, чем анаша), за счет районных деятелей снимали прекрасные квартиры поблизости от санаториев в Кисловодске, Сочи, Юрмале, развлекали своих покровителей, потом возвращались в Баку. Василий получал плату и с девушек, и с почтенных районных деятелей, и все при этом неплохо зарабатывали.
Абдул Гафарзаде считал, что для мужчины унизительно в делах зависеть от проституток. Если в дело вмешивается женщина (а особенно проститутка!), тогда делу вообще конец! Поэтому Василий Митрофанов стал посредником и организатором интимных дел одного только Абдула Гафарзаде.
Хотя Василий был очень близким Абдулу Гафарзаде человеком, он всегда знал свое место, близостью не злоупотреблял, не курил при хозяине (если в руке была сигарета, то, завидев Абдула Гафарзаде, он прятал ее за спину) и не пил, и Абдул Гафарзаде высоко ценил его такт.
Абдул Гафарзаде ездил в командировки в другие города в основном по двум вопросам: либо по любовным делам, либо по картежным. Деловые вопросы решались в Баку, и если нужен был человек из другого города, его приглашали в Баку.
Теперь Абдул Гафарзаде в карты давно не играл. И не потому, что, выехав последний раз на карточный сбор в Ригу, он в одну ночь проиграл наличными сто десять тысяч рублей - карты есть карты, и тот, кто играет, должен уметь не только выигрывать. А потому, что прежних игроков уже не было: большинство поумирало, кого-то убили, кто-то, отказавшись от советского гражданства, под маркой Израиля уехал за границу и теперь изредка подавал весть из США, ФРГ, Италии, Турции, Греции, да и из Израиля тоже.
А когда-то они жили в Москве, Ленинграде, Тбилиси, Ташкенте, Ереване, Таллинне, в других городах и по своему весу в обществе, то есть не по одному только огромному богатству, а по степенности (солидные были люди!), рассудительности, умению себя вести были равны Абдулу Гафарзаде. Они не были шпаной, дешевкой, они не связывались с мелкими ворами, но теперь место тех видавших виды мужчин заняли люди, у которых молоко на губах не обсохло, и хотя денег у них побольше, чем у прежних, сами они гроша ломаного не стоят. Новое поколение управляло значительно большими территориями. Конечно, у территорий было партийно-советское руководство, но было еще и теневое, реально управлявшее заводами, фабриками, торговлей, общественным питанием, бытовым обслуживанием, торговлей наркотиками, проститутками, часто между теневым руководством и официальным устанавливалась хорошая связь. И все-таки новое поколение состояло из совершенно несерьезных людей. Конечно, немало оставалось еще и старых друзей (как Абдул Гафарзаде), но они старели...
Размышляя об этом, Абдул Гафарзаде про себя усмехался, потому что советские газеты, радио, телевидение с утра до вечера писали об отвратительной мафии в капиталистических странах, и в тех же газетах печатались хвалебные очерки о каком-нибудь, например, председателе колхоза, Герое Социалистического Труда из Средней Азии, о каком-нибудь видном хозяйственнике из Ростовской облети, из Прибалтийских республик, а это был тот самый Герой Социалистического Труда, тот самый хозяйственный руководитель, с которым Абдул Гафарзаде лично только что играл в карты в Одессе, в Ереване или в Кисловодске и, играя, решал деловые вопросы...
Образ жизни нового поколения был совсем не по душе Абдулу Гафарзаде, и поэтому он больше не ездил на картежную игру. Внешние стороны каждодневной жизни этих молодых людей - и виски, что они пили, и проститутки, одетые ими по последней моде и обвешанные драгоценностями, которых они водили рядом с собой, анаша, которую они курили, морфий, которым кололись, сотни, которые они швыряли в ресторанах официантам каждый раз после трапезы сверх счета, их роскошные усадьбы, сооружаемые откровенно, у всех на глазах, без всякого стеснения, "мерседесы", в которых они разъезжали, - все это очень не нравилось Абдулу Гафарзаде.
Нельзя было, сидя на корабле, так откровенно бросать вызов капитану. Все это, по мнению Абдула Гафарзаде, могло плохо кончиться. Правда, дела этого мира наперед знать нельзя, но похоже было, что до конца жизни Брежнева оставалось немного, его ведь под руки водят, а выступая, он так мямлит, что и понять невозможно. Кто придет после Брежнева? Конечно, может прийти такой, что дела пойдут еще лучше (Абдул Гафарзаде был почти убежден, что так и будет! Общество, в котором говорят одно, а делают прямо противоположное, невозможно исправить, потому что начнешь исправлять, так оно вообще развалится, и поэтому руководство оно должно избирать под стать себе!), но дурного не ждать, так и доброе не придет, мог к руководству прийти и такой (это Советский Союз, это история - может быть все что угодно!), что все перевернет с ног на голову... Правда, Абдул Гафарзаде хоть и ни во что на свете не верил, а в силу денег верил на сто процентов, но... Все равно новое поколение ведет себя неправильно, совершенно неправильно!
Прежде они перезванивались от Москвы до Херсона, съезжались, и тогда и карты, и оргии, и веселье были, в сущности, лишь предлогом, потому что главная цель была другая: они обменивались идеями, советовались, протягивали друг другу руку помощи, готовили будущие деловые встречи. А теперь цель - сами карты и сами развлечения, потому что деньги слишком легко даются, сами в руки идут, слишком много дающих взятки и берущих слишком много. Прежде настоящие мужчины общались с профессорами, видными артистами, композиторами, художниками, писателями, известными врачами... Правда, и у нового поколения профессора, начальники, министры были под рукой. Но Абдул Гафарзаде с течением дней все больше убеждался: теперешние профессора, писатели, композиторы, артисты, обладатели высоких должностей измельчали и продолжают мельчать. Ряды прежних мужчин редеют...
... Вошел Василий. Абдул Гафарзаде сказал:
- Поговори с Москвой. Двухместный номер в гостинице нужен на завтра.
Василий удивился и на чистом азербайджанском языке (у него был, как видно, особый талант к языкам, всего через год после переселения в Баку он стал чисто говорить по-азербайджански) спросил:
- Вы едете в Москву, Абдул Ордуханович?
Абдул Гафарзаде скривился, подумав о сыне свояченицы, Фариде Кязымлы:
- Нет, знакомый едет.
- Люкс, Абдул Ордуханович?
- Пускай... - Абдул Гафарзаде, сняв очки и протирая стекла платком, усмехнулся: - У тетиного мужа денег много.
Василий ничего не понял, но задавать вопросы и прояснять ситуацию было не в его стиле, поэтому он спросил как обычно:
- Больше ничего не нужно, Абдул Ордуханович?