Позволь своему сердцу почувствовать горе и несчастье всех людей.
(Джордж Вашингтон)
Время тянулось словно резина. Череда врачей сменяли друг друга. Никогда не любила больницы, вот и в этот раз я уже на второй день попыталась уйти. Но не тут-то было, и мою очередную попытку пресёк доктор Оливер.
— Куда это вы собрались? — входя в палату осведомился мужчина.
— Домой. — застегивая куртку, ответила я вошедшему.
— Вы не можете… — начал было док, но я его перебила.
— Со всем уважением, доктор, но мне здесь делать нечего. — взмахом руки я не дала ему возразить, — У вас есть пациенты и по сложнее меня, а я здорова и просто маюсь бездельем, да и занимаю чьё-то место.
— Вас надо наблюдать и вам нужен покой. — всё-таки вставил слово мужчина.
— Вы сказали, что у меня треснуты рёбра и легкие царапины. Синяки и ушибы уже почти зажили, а рёбра проверят и врачи в Нью-Йорке. Посудите сами, доктор, зачем мне здесь оставаться.
— Вам нужен отдых. — не унимался врач.
— Отдохнём на том свете. — мужчина недовольно покачал головой и что-то записал в блокнот.
— Значит, вы отказываетесь от пребывания здесь? — а он не долго сопротивлялся.
— Именно так, док. Выписываете меня или я уйду сама.
— Хорошо, хорошо, но я рекомендую вам врача в госпитале Маунт Синай на Манхэттене, и передам ему вашу карту.
— Как скажите, только верните меня домой.
***
Ещё никогда ранее я не была так счастлива вернуться домой. Шум мегаполиса и его дикий ритм вдохнули в меня энергию. Хотелось прямиком направиться в участок и погрузиться в работу, но надо было успокоить родных. Мама, скорее всего, не спала несколько дней и свела с ума отца своими расспросами.
Паттон организовал мне перелёт из Бетесды в Лейкхерст. Из того, что смог сообщить мне командир, я поняла лишь одно — миссия прошла успешно. Остальное — сопутствующие обстоятельства. Донимать его разговорами не было смысла, ведь большего он сказать всё равно не сможет. И уже садясь в вертолёт капитан добавил:
— Это была мина. Водитель, ваш проводник, погиб на месте. Мы выдвинулись на поиски, как только вы не прибыли в назначенное время. Поправляйся Куин. — и мужчина удалился, больше не сказав и слова.
О самочувствии остальных я могла только догадываться, но то, что они живы, облегчало дальнейшее существование. Мы все рискуем отправляясь на миссии и каждый знает, чем это грозит и чем может закончиться.
Но это осталось там, за грифом «секретно». Осталось пылиться на полках с такими же «тайными» собратьями, и только память, которую ни спрятать, ни сжечь, ни уничтожить, будет напоминать периодически о свершенном.
Подъезжая к дому родителей меня слегка разморило, а предстоящий праздник для желудка — подбадривал. Несовместимые вещи в последнее время очень часто возникают в моей жизни.
Зайдя в дом, меня придавило к порогу каменной тяжестью великолепных ароматов. Желудок свернулся клубком и начал прыгать, пытаясь выйти через горло. Я и не задумывалась, как скучала по маминой стряпне. Сглотнув пару раз собравшиеся слюни я медленно двинулась в столовую.
Сегодня воскресенье и значит вся семейка в сборе за обеденным столом. Передвигаясь бесшумно, словно мышка, я прошла к комнате и встала в дверях. Всё сидели за столом усердно жуя и что-то обсуждая. Папа, во главе стола, сурово и молчаливо наблюдал за сборищем. Тёмные круги под глазами выдавали его бессонные ночи. Прибавилось и морщинок вокруг глаз, и его классический суровый взгляд говорил о многом. Печаль и обеспокоенность скрывала маска требовательного полковника.
Шон и Дилан, как всегда, непринужденно болтали обо всём и ни о чём одновременно. Рядом с ними сидел Тимати и пытался успеть понять, осмыслить, обсудить, уследить за всем, что творилось за столом. Его присутствие ничуть не напрягало, а только согревало душу. Молодой парень, наконец-то, вышел из тени одиночества и замкнутости.
Дерек и Шарлотта — вечно влюблённые и слоящиеся по пустякам и сейчас не могли что-то поделить.
За всем этим семейным бардаком безмолвно наблюдала мама, слова ей и не требовалось — за всё говорили её глаза. Любовь искрилась в шоколадном взгляде. Нежность, понимание, усмешка, переживание, теплота и ласка — всё это было готово вылиться дорожкой слёз, стоит только нажать на нужную эмоцию.
Сердце ёкнуло в груди от умиления, но в следующее мгновение ярость захватила всё тело. Словно спазм или окоченение, всё тело впало в ступор, а глаза наливались кровью.
Последний индивидуум, что сидел за столом, никак не вписывался в общую картину. Он вообще был лишним. От нахлынувших воспоминаний, временного ступора и той яркости, что я испытала увидев своего бывшего счастливо болтающего с моими родными, вывел громкий вскрик и нечто отдаленно напоминающее моё имя.
— Райли! — отовсюду слышалось моё имя, и разобрать кто говорил было сложно.
— Солнышко, — еле сохраняя самообладание, чтобы не разрыдаться, проговорила мама. Тёплые и любящие объятия, словно кокон, укрыли от напастей жуткого мира вокруг. — Боже мой, детка, ты вернулась!
— Привет, — уткнувшись ей в грудь, пробормотала я.
Всё по очереди начали подходить, обнимать и говорить, как они рады моему возвращению. Отец остался сидеть на месте, но его взгляд изменился, потеплел что ли. Осанка изменилась и еле заметно было как он облегчённо вздохнул и еле заметно улыбнулся. Сторонний человек бы и не заметил изменений, но я-то увидела, что непробиваемый ледокол Джексон Куин слегка растрогался.
— Привет, красавица, рад твоему возвращению. — раздалось из противоположного конца комнаты.
Ничего не ответив, я уселась на свободное место. Хвала небесам, оно было не рядом с Марком. Терпеть его присутствие с каждой секундой было невыносимо, а чтобы ещё и сидеть с ним рядом — вот уж увольте. Зачем и как он тут очутился, меня не очень волновали. Хоть мы и были в статусе «бывшие», но наши родители продолжали крепко дружить. А зная папу, если бы он узнал подлинные причины нашего разрыва, то вся дружба полетела бы к чертям.
— Всё хорошо? — тихо спросила мама, заметив как я буравлю взглядом непрошеного гостя.
— Всё супер, мам, не беспокойся, — попыталась успокоить я её, — Я так голодна, что готова слона съесть, причём живого.
— Ох, милая, чего же ты молчала… — Катрина засуетилась, накладывая мне полную тарелку.
Вечер продолжился в более или менее дружественной обстановке, не считая того, что меня изнутри раздирала злость, ярость и обида. Мне так хотелось выкинуть этого засранца, приветливо улыбающегося и строящего из себя святошу, из дома родителей, но тогда пришлось бы раскрыть все карты. А огорчать маму с папой, ой как не хотелось.
После плотного ужина я решила подышать воздухом, пока ДиШо помогали маме убрать посуду и приготовить стол к десерту.
Свежий воздух хорошо прочищал мозги и моя ярость немного поутихла. Смотря на уже потемневшее небо, я выискивала заезды. Для их часа было ещё рано, слишком светло в атмосфере, чтобы мы их видели…
— Райли, — прервал моё размышление о вечном, голос напарника, — ты как?
— Нормально, Тим, и не такое бывало. — приободрила я парня.
— Правда что ли? — изумился тот.
— Ага. Я как-нибудь расскажу тебе занятную историю…
— Мои родители приглашают тебя на ужин. — вдруг выпалил парень, немного замявшись.
— Отлично, напарник. Буду рада познакомиться с ними. — похлопав молодого мужчину по плечу, я вдруг заметила тень возле двери. Её там не должно было быть, и в голову пришла только одна догадка — это Марк, пытается что-то вынюхать.
— Правда? — воодушевился Тимати.
— Конечно. Узнай у мамы когда им будет удобно.
— Ох, потрясно! Папа фанат полковника, так что жди миллион вопросов. — хохотнул парень и бросился меня обнимать.
— Ти-и-им, — застонала я. Резкая боль пронзила всё тело. Мои рёбра! Из глаз чуть ли не посыпались искры.
— Ой, прости. — испугался парень и резко отстранился.
— Ничего, борта ещё помятые, но жить буду.
Парень звонко засмеялся и в этот раз обнял меня только за плечи.
— Рад, что ты вернулась. — тихо, но серьёзно сказал напарник.
— Была причина…
— К чаю! — раздался громкий голос младшего брата из самых глубин дома.
— Пошли, Райли, у твоей мамы такие потрясные вкусняшки. — словно проснулся ото сна Тим.
— Иди, я подойду через минуту.
Что-то буркнув себе под нос молодой мужчина унёсся словно торнадо.
— Какие нежности! — послышалось из того места, где я заметила ту тень.
— Выходи, Марк!