6.
Лёжа на своей жертве, маньяк считал про себя и внимательно следил за её состоянием. Он не обманулся, когда мышцы девушки свело судорогой, сворачивая её тело в тугую пружину. Терпеливо дождавшись момента, когда она безвольно обмякла, раскрыв рот и уронив блестящую капельку слюны на его локоть, он повременил ещё пару секунд и лишь после этого чуть ослабил хватку. Жертва не дёрнулась, не пошевелилась, не вздохнула резко, как делали те, кто притворялся. Успокоившись, он скатился с Кати и, встав на колени, перевернул её на спину. Послушал сердце, прижавшись ухом к рёбрам. Прикосновение упругих грудей к лицу порадовало и позабавило его, и он счастливо улыбнулся.
Сердце билось. Грудь едва заметно вздымалась. Лишь убедившись, что девушка не умерла, мужчина позволил себе расслабиться и пересел в более удобную позу. Неторопливо закурив «Приму» без фильтра, он сноровисто обшарил карманы жертвы. Выдернул из найденного телефона аккумулятор, сломал напополам сим-карту. Хотел было выбросить свои трофеи в кусты, но передумал и сунул их в карман. Продавать дорогую игрушку он не собирался. Просто, по его мнению, было куда надёжнее спрятать улики, выбросив всё в реку. Концы в воду, так сказать.
7.
Марина и Света вернулись с пляжа ближе к обеду. Раздражение от утренней ссоры ещё не сгладилось, но к теме разговора они больше не возвращались. Сжимая в руках сложенные банные полотенца, женщины шагали по пыльной улочке, засыпанной щебнем. Слева и справа от них стояли покосившиеся старые дома, все как один щеголявшие запущенными палисадниками с чахлыми цветочками. Перед некоторыми заборами стояли дорогие автомобили приехавших в гости к старикам родственников.
Грачёвск умирал. Света в который уже раз подумала, что время маленьких провинциальных городков уходит безвозвратно, но так и не озвучила эту мысль сестре. Во-первых, Марина бы не согласилась. А во-вторых, с этого началась бы новая перебранка.
В последние несколько лет младшей из сестёр казалось, что с каждым их приездов город выглядел всё хуже и хуже. Если многоэтажная его часть, в которой уже успели появиться супермаркеты и ночные клубы, ещё держалась, то частный сектор агонизировал. Дома ветшали на глазах, огороды зарастали бурьяном настолько быстро, что их престарелые хозяева не успевали бороться с сорняками. Словно неведомая зараза поразила городок и выкачивала из него соки. Даже лица людей будто посерели, словно…
— Катька-то дома уже, наверное, — подала голос Марина, прервав Светины размышления.
Света слегка удивлённо посмотрела на свою сестру.
— С чего ты взяла?
— А ты думаешь, она там будет полдня шататься? Прошлась небось по краешку, да и домой развернулась.
Света кивнула. Она вообще сомневалась, что дочка заходила в лес. Скорее всего, стоя у самой кромки, написала ей сообщение и пошла обратно, читать или играть в планшет.
Сзади коротко рявкнул клаксон. Света испуганно вздрогнула, машинально отскочив в сторону, а Марина, более привычная к подобным выходкам, обернулась и грозно махнула полотенцем на водителя:
— Да что творишь-то, дурак!
Впрочем, в её голосе слышалась улыбка. Шутника-водителя она неплохо знала.
— Извините, Марина Витальна! — громко выкрикнул он, высунувшись из окна ржавой «четвёрки» насыщенного баклажанового цвета. — Тороплюсь очень, Пашка дома один!
Марина отошла в сторону и широко улыбнулась мужчине, когда тот проезжал мимо.
— По делам мотался, Андрей Семёныч?
Но толстяк не ответил. Машина, тонко завывая ремнём генератора, промчалась мимо сестёр, обдав их клубами пыли.
— Это Андрей Семёныч! — крикнула Марина своей сестре. — Узнала? Святой человек! Сына отсталого один растит, да ещё и бизнесом занимается!
Света устало кивнула. И мужчину, и его умственно неполноценного сына она смутно помнила. Андрей Семёнович происходил из племени неулыбчивых людей, которые всегда замкнуты в себе и сосредоточены на своих проблемах. Такие зачастую прямо-таки истекают злобой, каждый день для них — это бой со всем остальным миром. Насколько Света знала, он единственный раз был женат, и его жена скончалась не то при родах, не то вскоре после них. И мужчина остался один на один со своим отпрыском, у которого скоро обнаружили серьёзное психическое отклонение — мальчик, даже став подростком, внутренне навсегда остался шестилеткой. Света припоминала, что будучи ребёнком, он каждое утро оглашал окрестности истошным воем, пугая её саму и Катю. Потом, повзрослев, орать перестал. А может, помогло вовсе не взросление, а в мощные затрещины, которые Андрей Семёнович, не жалея, раздавал своему наследнику.
— Каким бизнесом-то? — отстранённо поинтересовалась Света.
Андрей Семёнович ей не нравился. Мерзкий, грязный и неухоженный, злой, скрытный, за что им восхищаться? Но вот её сестра, похоже, могла бы с ней поспорить. Света мимолётно подумала, уж не положила ли Маринка глаз на толстяка? Характер у него не сахар, однако же вон, сумел дело организовать в таком захолустье.
— Бизнесом? — Марина выглядела слегка растерянной. — Да никто толком и не знает. Овощами какими-то торгует вроде бы. Занятой мужик, в разъездах всегда.
— Ну, удачи ему… — пробормотала Света и через газон подошла к двери сестриного дома.
Женщина постучала костяшками пальцев по окну, думая, что её дочь заперла дверь изнутри на засов. Никакой реакции не последовало. Она постучала ещё раз, громче. И сразу же повторила стук. В её груди заворочался первый червячок сомнений и беспокойства. Неужели Катя действительно гуляет в лесу? Одна, да ещё так долго…
— В наушниках сидит, наверное… — пробормотала женщина и сама поразилась тому, как неуверенно звучит её голос.
Марина, не отвечая, отпихнула Свету в сторону и вставила ключ в личинку замка. Громко щёлкнул, открываясь, старый механизм. Сёстры переглянулись.
8.
Звонок застал Артёма на пороге дома новой любовницы. Кристина убежала вперёд, чтобы привести себя в порядок, а он задержался на несколько минут, чтобы купить конфеты, шампанское и презервативы.
Настойчивая телефонная трель раздалась сразу же, едва он вошёл в квартиру. Несколько мгновений он хмуро глядел на экран смартфона, размышляя, стоит ли поднимать трубку. Вообще-то у них со Светой существовала договорённость созваниваться строго в определённое время, и потому подходить не хотелось. Тем более в тот момент, когда Кристина в чём-то коротком и полупрозрачном мелькнула в конце коридора, переходя из одной комнаты в другую. Но с другой стороны, если он проигнорирует вызов, эта тупая истеричка сперва накрутит себя, потом накрутит дочь. И тогда они вдвоём будут названивать до тех пор, пока трубка не раскалиться. Плавали, знаем. Какие уж тогда развлечения с Кристинкой? Тяжело вздохнув, Артём смахнул большим пальцем по экрану телефона, принимая вызов.
— Да?
— Тёма! — Света, как и ожидалось, панически задыхалась. — Тёма, у нас беда! С Катькой беда!
Кристина, легко покачивая бёдрами, подошла к Артёму и покрутилась перед ним, задев взметнувшимися волосами. Мужчина почувствовал, что у него сладко засосало под ложечкой.
— М-м-м, Свет, не до того сегодня. Давай в темпе! — он подмигнул беззвучно прыснувшей любовнице.
Света, похоже, его не слышала. Тяжело всхлипывая в трубку, она продолжила тем же тоном:
— Тём, у нас беда тут. Очень большая беда!
Кристина позволила обнять себя за талию. В голове Артёма слегка зашумело.
— Что за беда?
— Катя пропала!
Отвлёкшись от игры с любовницей, мужчина замер. Непонимающе нахмурился, глядя в пустоту.
— Чего? Куда она пропала? Где?
— В лесу!
Раздражённо ткнув любовника в грудь острым кулачком, Кристина подхватила с табуретки коробку конфет и, обиженно надув губы, удалилась на кухню. На смену минутному замешательству Артёма быстро пришла злость. Ну куда могла пропасть эта мелкая трусиха?
— Света! Ты чего несёшь вообще! В каком лесу?
— В Казачьем! Она ушла туда гулять сегодня утром, одна. И её до сих пор…
Не договорив, Света громко всхлипнула. И это разъярило Артёма ещё больше.
— Значит, вернётся вечером, Света! Чего ты истеришь-то? Чего меня звонками достаёшь опять? Света, ей семнадцать лет! Семнадцать! Вынь уже титьку у девки изо рта. Встретила мальчика, гуляет с ним, о времени позабыла.
Жена попыталась было ему возразить, но Артём прервал её быстро и решительно:
— Всё! Конец разговора! Я занят. И не названивай мне больше, чёрт возьми!
Не слушая больше плачущий голос женщины, он повесил трубку. Чёртовы идиотки! Обе, что жена, что дочь! Раздражение медленно таяло, стоило ему подумать обо всём хорошем, что ждало его в квартире Кристины. В конце концов, впереди у них ещё куча времени, Кристинин муж вернётся только в понедельник утром. С мечтательной улыбкой скинув ботинки, Артём пошёл на кухню.
9.
Пашку трясло, как в ознобе. Подумать только! Просто ух! Отсталый паренёк метался по комнате, бесцельно хватая все предметы подряд и, не глядя, швырял их на пол. Этот день обещал стать самым удивительным и чудесным в его жизни!
Отец, вернувшись из леса, сразу же загнал машину в гараж, а это означало, что в багажнике «четвёрки» лежал очередной пленник. Пленников Пашка любил. Папа иногда разрешал ему поиздеваться над ними, а когда те оказывались женщинами и девушками — даже повторить то, что однажды показал на видео. Мужики тоже могли поразвлечь. Очень смешно было сесть напротив них, прикованных к стене, и слушать. Все они действовали одинаково. Сначала пытались подружиться с Пашкой. Потом подкупить дорогими подарками и деньгами. А потом, когда понимали, что толку в этом нет, начинали проклинать его и биться на узкой койке, пытаясь освободиться. В такие моменты Пашка хохотал, как припадочный, а однажды его даже стошнило от смеха.
Но это всё приносило покой и радость лишь на время. Даже несмотря на свою умственную отсталость, Пашка понимал, что пленники — не его друзья. Игрушки, да, и притом отличные, таких нет больше ни у кого! Но всё же он неосознанно мечтал о дружбе. Эти мечты во многом строились на его смутных и отрывочных воспоминаниях о матери, умершей очень рано. Что-то родное и тёплое, кто-то, кто принял бы его и любил…
Но такого он никак не мог ожидать!
В просторном багажнике универсала, неловко подогнув под себя ноги, лежала девчонка. Да ещё какая! Никаких грязных цветастых юбок, провонявших потом и блевотиной телогреек. Без огромных синяков под глазами, вены не покрывала вереница уколов. Её лицо не оплыло от пьянства, и даже все зубы, скорее всего, оставались на месте. Настоящая девчонка, красивая, как в телевизоре!
— О-о-о… — только и смог выдавить из себя Пашка.
— Нравится? — с гордостью спросил Андрей Семёнович. Несколько лет назад, когда он ещё не добавлял позорное, как ему казалось, уточнение «бывший» к слову «охотник», он с такими же интонациями интересовался у сына, нравится ли ему очередной привезённый из леса зверь.
И так же, как несколько лет назад, Пашка ответил, на этот раз шумно сглотнув слюну:
— О-о-очень! — и тут же торопливо добавил, чтобы отец не подумал лишнего и не рассердился: — Наша новая игрушка-развлекушка, да?
— Не, — Андрей Семёнович усмехнулся. — Это твоя жена.
И увидев, как взметнулись Пашкины брови, добавил:
— Будущая.
— Ого!
Умственно отсталый не знал толком, как ему на это реагировать, и предпочёл ответить нейтрально-удивлённо. Андрей Семёнович объяснил с несвойственным для него терпением:
— Это как игрушка-развлекушка, только навсегда. Или пока не надоест. Только твоя игрушка.
Пашка густо покраснел, глядя на Катю. Ещё несколько часов назад он и представить не мог, что сможет хотя бы прикоснуться к такой красивой девушке, а тут вот как оно обернулось! Собственная! Жена! Навсегда! Но на всякий случай он решил всё же кое-что уточнить.
— А жену её, ну… можно? Ну, это?
— Ага, — Андрей Семёнович широко улыбнулся. — Даже нужно! Как только тебе захочется. И можно ни с кем не делиться.
— Вау… Ну, с тобой я поделюсь, если захочешь!
Не сдержавшись, мужчина расхохотался.
— Посмотрим, Пашка… Ты пока погоди, нужно ещё, чтобы она согласилась. Жену в погребе держать нельзя, она…
Пожевав губами, мужчина махнул рукой.
— В общем, не сразу всё. Но со временем получишь, обещаю. А пока давай её вниз отнесём.
Андрей Семёнович ещё раз проверил, не наблюдает ли кто из соседей, после чего выгрузил пленницу на пол и прикрыл кучей тряпья. Выгнав машину на улицу, он вернулся в гараж и плотно прикрыл за собой дверь. Пашка с лихим гиканьем спрыгнул в смотровую яму и, ловко сняв с места держащуюся на магнитах фальшивую стенку, прогрохотал пятками по ведущим вниз ступеням.
Мужчина откинул в сторону прикрывавшие пленницу тряпки и провёл пальцем у неё под носом. Дышит. Ему не хотелось лишать сына такого лакомого кусочка. Он и сам бы не прочь повеселиться с этой «игрушкой-развлекушкой», как называл пленников Пашка…
Нет, нельзя. Мужчина рывком поднялся на ноги и вытер руку о штанину. Он всё же отец, и притом хороший отец. Нельзя так поступать с сыном.
— Готово, пап! — донёсся снизу Пашкин голос.
Будь девчонка кем-то из обычных пленников, он бы, не церемонясь, ухватил бездыханное тело за лодыжки и потащил вниз, с улыбкой слушая, как затылок стучит по бетонным ступеням. Но он надеялся, что в будущем она осчастливит его сына. Улыбнувшись, Андрей Семёнович заботливо поднял Катю на руки. Скоро ей предстояло очень волнительное знакомство.
10.
Дядьке Митяю перевалило за восемьдесят, и он давно привык к званию городского сумасшедшего, хотя и не считал себя таковым. Он просто был чуть более внимательным, чем окружающие. Возможно, чуть более чувствительным к вещам, которые бывает сложно объяснить. Но уж никак не умалишённым.
За свою долгую жизнь он научился разбираться в своих ощущениях. Если из глубины леса словно дул сухой горячий ветерок, который не ощущал никто, кроме него — в этот день стоило отправляться на охоту, жар сулил удачу. Холод обычно предвещал несчастья. В тот день, когда случился пожар на элеваторе, в котором погибло почти полтора десятка молодых мужчин и женщин, он проснулся от того, что его тело бил озноб, а мышцы сводило судорогой. Будто с разбегу нырнул в полынью на реке. С того дня минуло почти тридцать лет, а ему по-прежнему снилось в кошмарах это жуткое ощущение.
Сегодня же его настигло совершенно иное чувство. Он испытывал его и раньше, но так сильно — никогда за всю свою долгую жизнь. Это не походило ни на холод, ни на жар. Его душу саднило и дёргало, как руку, в которую впилась заноза. И он прекрасно знал, что если заноза останется в теле, то очень скоро на месте крохотной и почти незаметно ранки вздуется чудовищный гнойник, избавиться от которого можно будет только с помощью хирурга. И не факт, что обойдётся без ампутации.
Пообедав жидкой похлёбкой, он прилёг отдохнуть, спрятавшись от полуденного зноя в своём домике на окраине Грачёвска. После пятидесяти лет дневной сон легко и незаметно вошёл в привычку, и старик не видел причин отказывать себе в этом маленьком удовольствии. Но едва его голова коснулась подушки, как он тут же вскочил на ноги, позабыв о больных ногах и сорванной ещё в молодости спине. Вытянувшись, как караульный на посту, дядька Митяй встал посреди избы, мелко дрожа и судорожно пытаясь пропихнуть в лёгкие хотя бы малый глоток воздуха. Каждый удар сердца отдавался болью. Ему даже показалось, что у него инфаркт, которым так давно пугали внуки, предлагая переехать к ним, в большой город.
Но боль быстро прошла, и остался только страх. И ещё странный привкус на языке, словно он, как в детстве, засунул в рот медную монетку. Привкус крови. Заноза вошла в ткань мироздания, и он, как обычно, узнал об этом первым.
Когда-то давно он бы тут же отправился к участковому и рассказал ему обо всём, пытаясь предупредить. Но с тех пор дядька Митяй изрядно поумнел, заматерел и набрался опыта. Он прекрасно понимал, что никто ему не поверит. Поэтому и действовать требовалось самому.
Торопливо натянув сапоги, старик со всей возможной скоростью вышел во двор. С крыльца его жилища открывался вид на широкое поле, за которым темнела лента Казачьего леса.
— Ух, ё… — пробормотал старик.
Лес, обычно исполненный спокойствия и умиротворения, кричал. Он пульсировал своим смолянистым дыханием и размахивал верхушками сосен, словно взывая о помощи. Поджав губы и прикусив их беззубыми дёснами, дядька Митяй спустился на ступеньку вниз. Идти одному не хотелось. Боль уже утихла, но осталась мелкая дрожь. Что уж там, идти не хотелось вообще. Но старик понимал, что сила, наделившая его такой чувствительностью, не слишком интересуется чьими-либо желаниями.
Неловко взмахивая руками, дядька Митяй спустился во двор. На негнущихся ногах пересёк его и открыл калитку. Ещё некоторое время он стоял, прислонившись к рассохшейся двери, пытаясь успокоить дыхание, и, наконец, нашёл в себе силы двинуться вперёд. Ему следовало бы дойти до дороги и по ней добраться до леса, но в голове старика даже не возникло такой мысли. Как в трансе, он ковылял к сосновому бору напрямик, разводя руками высокие стебли терпко пахнущей полыни и разрывая сапогами побеги вьюнка.
Чуть легче ему стало, лишь когда он вошёл в лес. Тени деревьев охладили пылавший, как в лихорадке, лоб, а пахнущей смолой и хвоей ветерок высушил нездоровый вонючий пот. Дрожь прошла, оставив после себя тянущую слабость. Приступ закончился так же резко, как и начался.
Дядька Митяй присел на поваленное дерево и, непослушными пальцами достав из кармана самокрутку, сунул её в рот. Прикурить удалось с третьего или четвёртого раза: спички, слабо чиркнув по коробку, падали на землю, не загоревшись. Наконец, старик добыл пламя. Горький серый дым густым облаком растёкся в воздухе, извиваясь на ветру и беспрестанно меняя форму.
Сгорбившись и опершись лбом о сухую, покрытую застарелыми мозолями и глубокими морщинами ладонь, дед заплакал. Он стал слишком стар и слаб для всего этого. Он опоздал. А значит, теперь совершившаяся беда будет расти, как запущенный гнойник, в утробе которого вызревают страшные последствия.
11.
Пашка, возбуждённый и радостный, умчался в свою комнату. Андрей Семёнович не сомневался, чем тот займётся в ближайшее время, но в этот раз мешать не собирался. Пусть выпустит пар, а то с него станется разболтать всему Грачёвску, что папка ему жену привёз…
Мужчина вздохнул и закурил, сев на край ямы в гараже, одна из стенок которой скрывала вход в подвал. Неожиданное, даже спонтанное решение больше не вызывало у него сомнений. В конце концов, Пашка вырос, и уже с трудом мог обойтись без подружки. Сколько он ещё продержится, даже время от времени расслабляясь с «развлекушками»? Месяц? Год? Два? Да и Андрею Семёновичу было по-отечески неудобно подкладывать под сына бомжих и алкоголичек, которых он ловил возле железнодорожных путей и на лесных тропках. Пашка, конечно, не брезгливец, да и не понимает ничего почти. Но и его тянет к своим сверстницам. К молодым, с ясными глазами, чистой и упругой кожей…
Всё это явно шло к изнасилованию. Парень просто не выдержал бы. А совершив преступление, вряд ли попытался бы хоть как-то замести следы. И тогда за ним придут менты. А долго ли сможет продержаться дурачок на допросах? Прежде, чем с перепугу решит рассказать о том, что у его папы есть подвал, о котором никто в городе не знает. И о том, как именно его папа этот подвал использует…
Андрея Семёновича передёрнуло, когда он подумал об этом. Вторым Чикатило, страшной сказочкой для взрослых, она становиться не хотел. Пока всё тихо — пусть оно так и остаётся. Он же не ищет славы, как многие идиоты. Просто хочет спокойно дожить свой век.
Но вот девка, Катя, вызывала у него некоторые сомнения. Она вовсе не выглядела строптивой. Но что-то в ней виделось такое… А ведь её присутствие, несомненно, будет выводить Пашку из равновесия. Одно дело — смотреть на неё через забор, он и на местных девчонок так смотрит. И совсем другое — знать, что она всего в нескольких метрах, беспомощная, доступная… У него и у самого немного начинала кружиться голова от этих мыслей. А каково сыну с его особенностями?
Андрей Семёнович понимал, что его мир застыл в шатком равновесии. Если что-то пойдёт не так — рухнет всё, вся его выстраданная и выстроенная тяжким трудом жизнь. Чтобы этого не произошло, действовать придётся жёстко. Если она не сломается достаточно быстро, девку придётся пустить в расход. Это будет просто, он перерезал на своём веку достаточно глоток. Вопрос только, как это воспримет Пашка?
Хотя в любом случае, пока всё шло хорошо. Реализовать первую часть плана у него получилось именно так, как он и хотел, за исключением пары нюансов. А значит, можно было надеяться, что и в дальнейшем проблем не возникнет.