Алевтина, получая неземное наслаждение от созерцания человеческих мук, специально выбрала Карину для исполнения заключительной фазы операции. Знала наперед, что Кирилл найдет способ выяснить, кто объявится за флешкой. На то и был расчет, чтобы открыть глаза любовничку на его пассию. Особый вкусный эпизод за последнее время, заставивший Алевтину улыбнуться. Она пробудилась в прекрасном настроении, нарядилась в лучшее платье, в предчувствии особенного торжественного момента. Чудесный повод украсить себя серьгами с бриллиантами, сияющими будто слеза. Тронув запястья капелькой элитных духов, она выбрала для губ помаду кровавого цвета. Зеркало, как и прежде, отразило прекрасную во всех отношениях женщину: дорогую, сияющую, недосягаемую для простых смертных. Неописуемый восторг, почти оргазм.
Но что это? Алевтина приблизила лицо к зеркалу и нахмурила брови. Еще вчера упругая свежая кожа, будто у младенца, обзавелась неприятным приобретением. В самых уголках глаз появились мелкие, но уже заметные морщинки. Оттянув пальцами кожу, она скривилась от злости. К сожалению, со всеми ухищрениями, ей не удалось обмануть время. Ей давно уже не тридцать лет, и даже не сорок: лучшие годы остались позади, оставив лишь воспоминания.
Тяжело вздыхая, она потянулась за баночкой с дорогущим кремом для лица. Если верить рекламе, то после его нанесения, морщины разглаживаются, а кожа молодеет на глазах. Но, видимо, это всего лишь уловка для наивных дурочек. Крема осталось почти на донышке, а эффекта так и не наступало.
Алевтина, рассуждая о теории соответствия душевной и наружной красоты, всегда делала акцент, на внешней привлекательности, как основного женского достоинства. Дурнушки в ее понимании должны существовать для контраста для таких особей, как она. К сожалению, с каждым новым днем, она наблюдала, как ее красота увядает, меркнет, и наступает тот самый период, пережить который слишком сложно. Она наносила тонны косметики, посещала косметолога, делала инъекции в проблемные области, но все эти методы теряли свою эффективность.
Чтобы забыться и не впасть в депрессию, она полностью посвящала себя служению той цели, для которой двадцать лет назад она перешагнула порог этих замшелых стен. Ведь это именно она стояла у истоков создания сложной системы. С самого первого задания под грифом «Секретно», она верила в то, что может изменить мир, сделать его чуточку лучше. Вначале она остро переживала гибель добровольцев, вступивших в борьбу по ее распоряжению, но с каждой новой группой, стала принимать это как должное. Очерствев сердцем, она навсегда забыла, что такое слезы.
С недавнего времени, получив безграничную власть над темпераментным Ником, она расслабилась. Тотальный контроль — это все, что доставляло ей истинной удовольствие. Новобранец, будто специально созданный для реализации ее планов, понимал ее с полуслова, старался понравиться и никогда не противоречил.
— Ник! — стуча пальцами по столу, звала она.
— Моя госпожа!
Молодой мужчина ради нее готов Землю перевернуть. И дело вовсе не в том, что она занимает главенствующее положение. В этой женщине он обнаружил источник для своего вдохновения. Сложно это восприятие считать влюбленностью, скорее поклонением. Она поработила его душу, сердце, полностью обволакивая невидимыми путами. Ник, кстати, не мечтал избавиться от такого влияния, наоборот, радовался любым знакам внимания с ее стороны. Стоило услышать ее голос, как сердце начинало биться чаще.
— Я же просила не называть меня госпожой! — с улыбкой на лице, мурлыкала Алевтина.
— Не могу иначе! Вы для меня — центр Вселенной!
— На что ты готов ради меня? — провоцировала она комплимент.
— Если нужно — убью, закопаю целую сотню!
В глазах Ника светились искры безумства.
— Это самые приятные слова, которые я слышала за всю жизнь, — убедительно отвечала Алевтина.
Своего рода игра. Ник сиял от счастья, все больше увязая в сладком болоте. Он фанател от каждого движения начальницы, каждого взмаха ее длинных ресниц.
Алевтина никогда не была поклонницей особей мужского пола, к женскому телу она так же была равнодушна. Ее не привлекали телесные радости от сексуальных утех. Ее плоть молчала, не требуя нежностей и прикосновений. Ничуть не стесняясь слова, которое некоторые женщины боялись даже произнести, считала фригидность избавлением от зова плоти, своего рода защитой от искушений. Она не разу не влюблялась, но и не испытывала горести от измены или неразделенных чувств. Зато она умело использовала мужские преимущества — силу, ум, способность логически оценивать окружающий мир, разделяя его на черное и белое, без полутонов. Под ее бдительным взором прошли самые лучшие самцы с атлетическими фигурами, красивыми лицами, но ни один из них не оставил в ее холодном сердце следа. Она раздражалась от вида их волосатых тел, крепкого запаха пота. С омерзением морщилась от их тупых шуток «ниже пояса». Никто не смел трогать ее своими влажными пальцами.
Обстоятельство личной жизни строгой руководительницы не было известно Нику, возомнившему себя ее фаворитом. В своих мечтах, он обладал этой женщиной всецело. Он все еще надеялся, что в один прекрасный момент исполнится его заветная мечта. Его наглухо отмороженный мозг будоражили сотни, а может даже и тысячи самых буйных фантазий. Страшно, но вместе с тем слишком волнительно. Его еще больше заводила неизвестность: какая она без одежды, что она предпочитает в сексе? Сердце Ника начало биться намного быстрее, когда воображение перебирало самые приятные моменты в обществе Алевтины.
Закрыв глаза, Ник представлял, как перед ним возникала «хозяйка его снов». Каждый раз одна и та же тема: он покорный раб, а она — строгая госпожа. На ней высокие лакированные сапоги, короткая кожаная юбка, соблазнительно обтягивающая шикарную попку, тугой бюстгальтер, поддерживающий роскошный бюст. Особого шарма придавала сочная красная помада на пухлых губах. В изящной руке «хозяйки» была зажата плетка из крученой кожи.
Ник ощущал, как его штаны в этот момент заметно напрягались. Он, будто наяву слышал неповторимый голос, который приказывал ему встать на колени.
— Да, моя госпожа, — шептал он, пребывая в мучительном томлении.
Падая ниц перед своей госпожой, он со всем пылом целовал ее сапоги, дабы услужить ей.
Она толкала его с силой:
— Как ты смеешь!
Тут же следует хлесткий удар плеткой по ягодицам.
— Простите, госпожа, я исправлюсь! — жалобно умоляет Ник.
— Ты никто, и зовут тебя никак! Уясни это раз и навсегда!
Далее последовал второй удар еще сильнее первого.
— Заткнись! Тебе разрешено говорить только тогда, когда я разрешу!
— Слушаюсь, моя госпожа!
— Разденься! — командует Алевтина, с металлом в голосе.
Хотя он очень быстро избавлялся от одежды, она все время злилась и принуждала ускориться.
— Ты неповоротливый, ленивый раб, заслуживающий наказания…
— Как вам будет угодно, — покорно соглашается он, подставляя себя под удары плетки.
Обнаженный телом и душой он вновь опустился на колени. Вспыхивая от каждого прикосновения упругой плетки, он жаждал еще более острого чувства. Кожа горела огнем, покрываясь алыми полосами.
Алевтина приготовила еще один сюрприз для непокорного раба. Одевая ему на шею ошейник с шипами, она поволокла его за собой. Никогда Ник не испытывал подобного смешанного чувства возбуждения и унижения одновременно. Сверху накрыла волна нестерпимого удовольствия на грани безумия.
Алевтина, пользуясь превосходством, затащила его в спальню.
— Сложи руки за спину! — велела она.
Связав свою жертву по рукам и ногам, она приступила к следующему этапу наказания.
— Служи своей Госпоже, как подобает хорошему мальчику!
Ник же, опутанный кожаными ремнями, мог передвигаться только ползком, да, и то при невообразимых усилиях, доставляющих боль при каждом телодвижении.
Теряя терпение, Алевтина зашипела ругательства. Прежде ей не доводилось видеть такого неповоротливого раба, плохо исполняющего ее распоряжения. Из алого рта, как из рога изобилия, посыпались крепкие словечки, унижающие корчившегося на полу мужчину.
Он, шевеля конечностями, пытался ослабить путы, чем еще больше сердил хозяйку. Опробовав на голенище лакового сапога плетку, Алевтина с силой опустила ее на обнаженную спину Ника: один раз, второй. Раб прорычал от острой боли, услаждая слух строгой госпожи.
— Ни звука! — выкрикнула она, — пока я не позволю!
Выбрав наиболее уязвимое место между лопаток, она поставила туда ногу, сильно надавив острым каблуком.
Ник непроизвольно застонал, ощущая удары плетки на коже ягодиц. Эта сладкая боль, вперемешку с небывалым чувством наслаждения, размывала все вокруг. Не в силах прекратить муки на грани, он жаждал еще. Его возбуждение становилось все сильнее, отзываясь тяжестью в паху.
Со словами: «Плохой мальчик!», Госпожа оттолкнула его ногой, сваливая на бок.
— Перевернись!
Ник снова заставил свою хозяйку злиться. Ему никак не удавалось принять ту позу, которую выбрала она. За каждую долю промедления его спина и пятая точка, все лучше знакомилась с плеткой. Уже вся поверхность кожи покрылась ярко-розовыми полосами.
— Уже лучше, — наконец-то удовлетворенно сказала Госпожа, позволяя рабу приблизиться к себе.
Поманив изящным пальчиком за собой, она разместилась на постели. Ник тут же начал ползти к ней, повинуясь. Когда он подобрался близко, она выставила ноги вперед:
— Снимай сапоги!
Ник опешил, ведь руки были крепко связаны за спиной.
Дернув за поводок, прикрепленный к тугому ошейнику, на его шее, Алевтина побудила его ткнуться ртом в один из сапогов.
Ник, ухватив зубами за длинный каблук, потянул что есть силы. Сняв с трудом один, он таким же образом справился и со вторым, тратя слишком много времени.
— Неловкий! — она вновь взмахнула плеткой. На этот раз удар врезался в обнаженный бок.
Ник и на этот раз удержался от вскрика.
— Почему не кричишь?
— Вы запретили.
— А теперь разрешаю. Твои стоны — музыка для моих ушей. Когда мне надоест, я могу заткнуть твой рот кляпом.
В тайных мечтаниях Ник именно так представлял власть женщины над собой. Ему нужна была Госпожа, которая не будет жалеть, миловать, легонечко шлепая по мягкому месту. Он ждал того момента, когда будет молить о пощаде, ведь он скверный мальчишка, заслуживающий хорошей порки.
Алевтина как раз только-только стала входить во вкус. Она, чутко улавливая флюиды нестерпимого желания раба, заставила себя совершать удары еще более жестокими. Верткий кожаный хлыст разрезал воздух, падая на его спину. Простому смертному терпеть такую боль невыносимо. Однако Ник не из слабаков, держался долго.
— Ты у меня закричишь! — зло бросила Госпожа.
Ник откликнулся протяжным стоном на новый удар, задевший чувствительный участок. А после и вовсе закричал.
Госпожа прервала экзекуцию, устав.
— Моли о пощаде! — приказала она, выдыхая с шумом.
— Молю, о, Госпожа! — медленно протянул Ник.
— Не верю!
— Молю! — громко выкрикнул он.
— Целуй мою ногу! — смилостивилась она.
Ник бросился жадно лобызать. Наконец-то ему позволено коснуться госпожи. Так долго ожидая ее милости, он мог об этом лишь мечтать.
Она откинулась на подушки и протянула ему для поцелуя другую обнаженную ножку.
Ник не верил своему счастью. Для него это высочайшая награда. Млея и краснея, он вновь приник обсохшими губами к вожделенной коже. Трепетное осознание действительности, почти невозможное от его нынешнего положения рядом с этой женщиной.
— Довольно! Думаю, в следующий раз ты получишь еще большую награду…
Окрыленный Ник на таких моментах возвращался в реальность. Внутри все пело, требуя продолжения. Он — самый настоящий раб, наконец-то встретивший на своем жизненном пути ту самую Госпожу! И, пусть, она пока пребывает в неведении, он обязательно найдет шанс испытать сладкие мгновения от ее руки. В тайных мечтаниях он дошел уже до момента, когда ему будет дозволено не только касаться Госпожи, но и получать от нее ласки.