— Карин, идем с нами!
— Тин, ты же знаешь, что я должна вернуться к Кириллу. Ну, или хотя бы попробовать…
Тут, вмешался, наблюдающий за их диалогом Михаил:
— Подожди, пока кипеж уляжется, потом вернешься обратно к своему гению. Сейчас бродить по городу — самоубийство. С годик проживем в деревне, куда вряд ли пожалуют незваные гости. Только представь: кругом ни души, свежий воздух без примесей. Хочешь по лесу гуляй, хочешь — в речке купайся. Огородик разобьем: морковка, капустка. Молоко козье с утра вместо завтрака. Сядем вечерочком у костерка, чайку со смородинкой заварим. М-м-м-! Сказка!
Михаил мечтательно закатил глаза.
— Я остаюсь, — кусая губы, решительно ответила Карина. Все же в упертости ей равных нет.
Тинка кинулась к ней с обнимашками.
— Ты хоть, понимаешь, что мы больше никогда не увидимся? Михаил предупредил, что до поры никаких сотовых. Это все равно, что носить маячок в кармане.
— Я отыщу вас, — пообещала Карина, — не смей никому уступать место крестной для твоей малышки.
— Пора, — подхватывая на руку внушительную сумку, торопил Михаил.
— Подожди, ты не заметил, когда Динка пропала? — на всякий случай поинтересовалась Карина.
— Сбежала сразу же, как увидела Ника и Алевтину без признаков жизни.
— Что ж, значит, я остаюсь совсем одна.
— Одна.
— А охрана? Я так и не поняла, куда все подевались. Где же те солдатики, которых Алевтина в случае чего эксплуатировала в качестве подручных?
— Так, это вахтовики. Они в стройбате поблизости служили по контракту, а заодно и всю территорию охраняли. Теперь они на новый объект переехали. По слухам за двести километров южнее отсюда.
— То есть, они даже не в курсе кого охраняли?
— Почему же? Для них своя легенда. Что-то вроде лагеря для трудных подростков, состоящих на учете в полиции. Алевтина — воспитатель, я физрук. Все, как и положено: учителя приходили, физподготовка, соревнования.
— А Клара?
— Скажем так: она здесь человек не постоянный.
— Сплошные загадки, чем дальше, тем интереснее.
— Ее из Центра присылали по особой надобности. Для контроля и порядка. Она исчезала и появлялась, когда ей заблагорассудится.
— Сколько у меня времени?
— До пятницы всего день, — напомнил Михаил, — а дальше, беги, как можно дальше. Перекрась волосы, смени внешность. Вот, на всякий случай.
Он протянул Карине новый паспорт.
— Кириллова Арина Викторовна.
— Издеваешься?
— Игра слов, чтобы развлечь тебя. Да, и так запомнить новое имя будет гораздо проще, привыкай! Прощайтесь, — кивком головы скомандовал он подружкам.
Проводив глазами машину, увозящую единственных друзей, Карина вернулась обратно в казарму.
Поражаясь абсолютной тишине, она зевнула. Сказывалась бессонная ночь. Вдвоем с Михаилом пришлось заворачивать тела в черные полиэтиленовые мешки, обвязывать веревками, в то время пока Тинка лезла с советами.
— Ты чума! — заорал он на Карину, — вся измазалась!
И то верно! Пальцы, густо выпачканные кровью, оставили отпечатки на ее светлом костюме.
— И на лице тоже, — указал он.
Некогда было озираться и соблюдать аккуратность. Виной длинная челка, все время выбивающаяся из прически.
— Умойся, переоденься. Поедешь, со мной, — приказал Михаил Карине.
Та согласно кивнула.
— А я? — не унималась беременная подружка.
— А ты остаешься здесь, приберешься. В медчасти найди перекись водорода, чем больше, тем лучше.
— Зачем?
— Смочи тряпку, и ототри все пятна крови. Потом возьми спирт и обработай все поверхности: дверные ручки, подлокотники кресел, ну и все, за что можно споткнуться.
— Отпечатки пальцев, — догадалась Тинка.
— Умница моя! На лету схватываешь!
— А с этим что делать?
Тинка двумя пальчиками брезгливо взяла пистолет.
— Выбросим в речку по дороге. Он свое уже отстрелял!
Завернув пистолет в шелковый шарф хозяйки, Михаил засунул его за пазуху. После подогнал фургон под самое крыльцо, куда надрываясь, что есть силы, закатили длинные свертки, бывшие когда-то Алевтиной и Ником.
— Надеюсь, на пути не встретится ни одна собака, — вместо напутствия пожелала Тинка.
— Ночью все собаки спят, — поддержал ее Михаил, прыгая за руль.
Отъехав от базы на приличное расстояние, они свернули на грунтовую дорогу и «поскакали» по незнакомой местности, пока не оказались в глухом безлюдном месте. Вдали виднелись полуразрушенные избенки заброшенной деревушки, заросшей ивняком и высокой травой.
- Что ты задумал? — со страхом в глазах произнесла Карина.
— Так, костерок соорудить. А ты что против?
— Не хотела бы я, чтобы меня хоронили подобным образом.
Отвернув крышку канистры с бензином, Михаил плеснул в самую гущу пламени.
— Обидно, конечно, что без почестей и красивых слов, но поверь, по этим двоим никто не станет слезы лить.
— Я не хочу на это смотреть!
Карина с омерзением отвернулась. Едкий дым, клубами закружившийся вокруг, попал в глаза, защекотал в носу, выбивая слезу.
— Не замечал прежде у тебя сентиментальных наклонностей. У каждого своя судьба. Ник, например, нисколечко не раздумывал, когда по указке Алевтины убирал одного за другим неугодных «бракованных» бойцов. На завтра на их месте могла быть ты, — убедительно сказал Михаил, выставляя вверх указательный палец.
Украдкой, чтобы Михаил не заметил, Карина рукавом вытерла горячую слезинку:
— Неправда. Ты специально на него наговариваешь. У вас с первого дня не сложились отношения.
— Ты права. Я нюхом учуял, как в его жилах кипит отравленная кровь. Знаешь, такой особенный запах, ни с чем не спутаешь: резкий, трупный. Про таких у меня особое мнение.
— Какое?
— Стервятник.
— Птица?
— Скорее — определение, разновидность личности. Действует исподтишка, не брезгует падалью. Главная страсть — пожирание чужой плоти. И в прямом, и в переносном смысле.
— Мерзость.
— Даже я опасался к нему приближаться. Он, видишь ли, метки свои на людях ставил, вроде клейма.
— Как ты думаешь, за что он Алевтину? Со стороны казалось, что у них близкие, приятельские чувства. Шептались, интриги против всех строили. Они, как никто другой стоили друг друга. Из них получилась бы прекрасная пара.
— Ага! В лучших традициях криминальных сводок, — буркнул Михаил, ковыряя палкой в разгоревшемся пламени.
— Ты увиливаешь от ответа?
— Думай, как нравится, но я не из тех, кто чужие тайны на всеобщее обозрение выставляет. Пусть умрут вместе с владельцами. Не нам их судить.
— Им, значит можно, а нам…
— Не бурчи! Сходи лучше за ветками. Видишь, огонь еще пищи требует.
Карина огляделась вокруг, подняла голову в черное небо, в котором горели синие созвездия. Луна, похожая на блин, смотрела с высоты своего величия. Она своим белым сиянием, таинственным и тревожным, пугала Карину, шарящуюся в поисках хвороста. До дрожи в коленках. От вскрипов высоких деревьев, шороха травы душа уходила в пятки.
Вернувшись обратно с большой охапкой, она залюбовалась сказочной картиной: отблески костра метались на листьях кустарника, сотни малых искр кружили в темноте, мерцали и тут же таяли, длинные тени, размытые, живые тянулись вокруг, дрожали. На секунду она позабыла, о причине приведшей сюда, достойной фильма ужасов, где она не в самой завидной роли.
— Ты долго, — заметил Михаил, — нужно до рассвета успеть. Не то дым заметят издалека. Под утро опустится густой туман, прикроет наше мероприятие.
Пока Карина ползала по зарослям, он перенес свертки из машины и расположил их неподалеку.
— Ладно, — сжалился он, — разрешаю панихиду.
— Пожалуй, воздержусь, — равнодушно откликнулась она, вздрагивая не то от холода, не то от страха, — закончим быстрее и смоемся.
— Так-то лучше. Ты за ноги, а я за голову.
Взяв с обеих сторон, сначала Алевтину, а потом то, что было когда-то Ником, они перенесли их к костру. С трудом, пыхтя и охая, им удалось водворить их поверх пламени.
— Теперь обложим их со всех сторон ветками, — продолжал приказывать Михаил, взяв на себя роль старшего.
— Кажется, достаточно, — уставшим голосом решила Карина.
Она опять вся выпачкалась, на этот раз сажей.
— Не все попадают в рай, — философски изрек Михаил, поливая костер остатками бензина.