— Максим Владиславович, у нас ЧП, — в голосе главбуха Галины Алексеевны Малёвой звучал неприкрытый ужас.
«Паникерша», — привычно подумал Макс, плюхнул шикарный кожаный портфель на свой стол, и уселся, мельком глянув в окно офиса — не подъехал ли Василенко? Но на стоянке, сиротливо стоя под фонарем, покрывалась снегом только его «вольво». Демидов спросил, даже не пытаясь скрыть недовольство:
— Что опять? Потоп, метеорит, эпидемия?… Или вы, как в прошлый раз, платежку потеряли?
Бухгалтерша покраснела в тон терракотовой краске, покрывающей стену офиса.
— Ну, уж вы припомнили мне! — обижено скривилась она, поправляя короткие, морковного цвета, кудряшки, топорщившиеся в разные стороны. Про себя Макс называл ее прическу «ржавым матрасом» — жесткие завитки и вправду походили на пружинный остов, изрядно попорченный временем. Ее широкое, будто скалкой раскатанное, лицо выглядело отечным, и из-за этого еще больше походило на бульдожье. Маленькие блекло-голубые глазки взволнованно блестели за стеклами старомодных очков. Шейный платок — весь в мелкий цветочек, из разряда «веселеньких» — еще больше ее старил. Бесформенное коричневое платье, все в мелких катышках, выглядело неопрятно, и облегало фигуру так невыгодно, что казалось: под ним не женщина — куль с картошкой. Таких Демидов особенно презирал.
— Так что за ЧП-то? — спросил Максим, начиная злиться. Из-за Танькиного взбрыка итак настроения не было, он приехал в офис, надеясь посидеть спокойно, обдумать всё. Рабочий день уже закончился, и он не ожидал, что Малёва до сих пор здесь.
— Контрагенты эти, с которыми мы договоры за последний месяц заключили, на однодневки похожи! — Она открыла зеленую папку с бумагами, начала откреплять файлы и передавать Максиму, перечисляя: — Это вот отделочники, ИП Кунакильдин, договор на пятьсот семьдесят тысяч за ремонт аптечного пункта на Победе. Это ИП Бестужев, озеленение — мы что, правда заказали цветов почти на двести тысяч? И если работы должны быть выполнены в мае, зачем в январе его заключать? А вот еще, посмотрите — ИП Цыбко, устройство и ремонт фонтанов. Фонтаны-то нам зачем?
— За надом, — грубо прервал ее Макс. Ему жутко захотелось выпить. «Какого черта она полезла в папку с договорами? Ее дело — счета оплачивать, да в налоговую ездить. А может, ей Танька позвонила?… Что развод и все такое, Максим Владиславович больше не у дел? — мысли заметались, как напуганные зайцы. — Зря я так с бухгалтершей, не в моих интересах сейчас ее злить». И сказал удрученно:
— Извиняюсь. Жена в больнице, вот и срываюсь на всех…
— Божечки мои, а что с ней такое? — бухгалтерша переполошилась так, что Макс понял: «Не знает. Не звонила ей Танька».
— Да просто обследуется. Но я ж не железный, переживаю, — уклончиво ответил он. Жена просила его никому не говорить о ее очередной беременности, боялась сглазить.
— Ой, ну вы держите себя в руках, — назидательно сказала бухгалтерша.
— А куда деваться? — развел руками Демидов.
Повисла пауза — будто Малева пыталась сообразить, уместно ли сейчас говорить с ним о делах. «Пусть угомонится и выбросит эти договоры из головы», — подумал Макс. И принялся объяснять:
— Да это старый городской фонтан, на Ермолаева который. Денег на него дать человечек из администрации посоветовал. Хотят восстановить, в бюджете пусто, вот и трясут с местного бизнеса — тупо за пиар. Бабла дадим немного, а крику будет на весь город — архитектурный памятник восстановим, все-таки, объект туристической инфраструктуры. Озеленение — ну а чё, пусть красиво будет возле аптек, цветов-кустов насадим. Но оплатить сейчас надо, в сезон это дороже.
«К весне меня здесь уже не будет, поэтому денежки я переведу себе сейчас. И за фонтаны, и за ремонт, и еще много за что в перспективе. Нужно качать нефть, пока сидишь на скважине», — отметил он про себя и продолжил:
— А ремонтники — ну что теперь, раз цены такие. Нам без ремонта никак, аптеки же, всё должно быть чики-пуки.
— Так я как раз насчет ремонтников этих! — взволнованно проговорила главбух. — Я деньги-то туда перевела, как вы сказали. И позвонила им по номеру, который в договоре указан — мне же документы нужны для отчетности! А они не отвечают. Ну, я поехала к этому Кунакильдину. И что вы думаете? Там по юридическому адресу обычная квартира, ну да ладно, это часто бывает, но в квартире этой бабка живет. И говорит, что Кунакильдин этот третий год в тюрьме! Похоже, на его имя кто-то ИП открыл. Я в налоговую звонить, Маше Сусловой, ну, помните — светленькая такая, заходила к нам? Так вот она сказала, что ИП это новое совсем, и никакого движения по счетам еще не было! Первое поступление — от нас! Похоже на фирму-однодневку, таким предоплату переводить опасно. Бегай потом за ними! И озеленение это, фонтан — тоже новые предприятия. Кто их знает, не жулики ли…
Была бы воля Макса, он посадил бы эту бухгалтершу на цепь, чтобы не в свое дело не лезла.
— Не надо паники, Галина Алексеевна, — ободряюще улыбнулся он. — Я, конечно, рад, что мой главбух всегда на стрёме. Но здесь все чисто. Бабка не поняла вас, наверное. Кунакильдин — кореш мой, он нам ремонт по дешевке сделает. А в тюрьме его отец заседает. Фамилия-то у них одна и инициалы одинаковые. Ильдары Ильдаровичи оба. Совпадение. Точнее, семейная традиция — старших пацанов в семье одинаково называть. Не запаривайтесь. Вы от них счета оплатили?
— Ну да, вы же подписали…
— И остальные тоже?
— Ну да…
— Вот и молодец! Знал, что на вас можно рассчитывать! — похвалил он бухгалтершу.
Малёва облегченно вздохнула. Беспокойный огонек в ее глазах почти погас, лицо вновь приобрело спокойно-деловое выражение. Но, не желая выглядеть паникершей, она всё же буркнула:
— Ну, я же должна была вас предупредить…
— Ясен пень. И правильно. Но я ж всегда проверяю контрагентов. И вы это… Не кипишуйте перед налоговой, сначала меня спросите, — ворчливо ответил он.
Поправив сбившийся на сторону шейный платок, Галина Алексеевна кивнула и с видимым облегчением стала собирать сумку. Выключила компьютер, поднялась, отодвинув массивным задом свое широкое крутящееся кресло.
— Хороших выходных! — пожелал ей Демидов. И шутливо погрозил пальцем: — Смотрите мне, без загулов! Знаю я вас, женщин: пойдете в ресторан с подружками, там мужики закрутят-затанцуют! Вы мне здесь нужны в понедельник.
Малёва зарделась — чувствовалось, что слова начальника ей приятны. Попрощавшись, она вышла из офиса. Максим остался в одиночестве и смог, наконец, стянуть с лица доброжелательную улыбку.
Бухгалтерша свою работу знала неплохо, но для Макса обвести ее вокруг пальца было плевым делом. Она ведь тряслась за свое место, с благодарностью проглатывала начальственные «плюшки» в виде премий и похвал (на вторые-то Макс был особо щедр, памятуя, что ласковое слово кого угодно приручит). И в рот Демидову заглядывала, боясь вызвать его недовольство.
Раньше Галина Алексеевна главбухом не была, Макс понимал, что на это ей просто ума не хватало — но она-то считала себя недооцененной. Потому что в кресле рядового бухгалтера Машзавода провела больше двадцати лет, обзавелась кой-какими связями, журналы профессиональные почитывала, хоть и по диагонали — но не видя в этом крамолы. И свято верила, что с такими данными ей прямая дорога в Главные, да вот не пускают. Плюс возраст поджимал, ждать устала, да и обидно было выслушивать претензии от начальницы-сикушки, которую явно пропихнули на Машзавод по блату и которой Галина Алексеевна почти что в матери годилась.
Малева вывалила все это на собеседовании, и Максим понял — подходит. Он специально искал такую после того, как выжил Танькиного бухгалтера. Знал, что, заняв кресло главбуха, она будет вечно благодарна золотому человеку и мудрому руководителю Максиму Вячеславовичу Демидову — единственному, кто разглядел и оценил. Амбициозность Галины Алексеевны была удовлетворена, так что потом Максу оставалось искусственно создать несколько ситуаций, из-за которых она могла лишиться своего места. И самому же её каждый раз прощать великодушно, постепенно внушая: начальник умнее, грамотнее, и если он что-то утверждает — значит, так оно и есть, и перепроверять не нужно.
Татьяна к тому времени совсем отошла от дел, так что Макс мог спокойно проворачивать свои бизнес-схемы. Оставалось только придумывать, на что потратиться сегодня — на неработающий фонтан, озеленение посреди зимы, или на вдвойне подорожавший ремонт, с которого можно отжать половину.
Ну и осторожность терять не стоило, все ж таки Малева не была круглой дурой, да и Танька в любой момент могла воспылать интересом к своему аптечному детищу. А еще теща Елена Степановна — чтоб она трижды провалилась! — постоянно совала свой нос в дела фирмы. Благо, не разбиралась в них вообще.
Демидов удовлетворенно улыбнулся и взялся за стопку счетов, скопившуюся на столе. Парочка из них была от его личных фирм, о которых Танька ничего не знала. Он не впервые выводил деньги налево — ведь для возвращения к Алене ему была нужна солидная сумма. Она копилась, но медленно. Иногда победно прирастала за счет выигрышей в покер или бильярд. Иногда — досадно уменьшалась, когда фарта не было. Но если заняться обналичкой, как сегодня предложил ему Василенко, к весне денег скопилось бы достаточно… «Ч-черт, Танька со своими капризами вообще не вовремя… Развод ей подавай, не, ну нормально?… А если она отстранит меня от работы? Учредитель, имеет право… Аудит может назначить… — он почувствовал, как по шее поползли мурашки. Достал из ящика стола початую бутылку коньяка, рывком выдернул пробку, глотнул прямо из горлышка. — Нет, она не настолько подлая, чтобы делать такое без предупреждения. Сразу бы сказала, чтобы не только из дому выметался… Кстати, что теперь: за чемоданом и в гостиницу? Бля, надо придумать что-то… Но пока не дергаться. Пусть охолонёт, подумает чутка…»
— Чего взбесилась-то? — спросил он у свадебной фотографии, показательно — для сотрудников и тещи — стоявшей на столе. «Танька толстая и в белом — ну прямо пельмень в сметане, — подумал Демидов. Но признал: — а так-то аппетитная, конечно».
— А может, ты уже хахаля себе нашла? — подмигнул он жене, отхлебнув из бутылки. И заржал в голос — настолько нелепой была эта мысль. Его клуша-жена — и любовник?
— Да у тебя кишка тонка его завести, — изобличил Максим, снова обращаясь к фотографии. И протянул с издевкой: — Ты же у нас праа-аавильная!
«Это Алёне было легко найти мне замену, — подумал он. — Но Алена — шикарная женщина, за таких мужики в драку лезут. Хотя тоже дура, как и Танька»
Привычная тоска — замешанная на любви, злости, желании победить, доказать свое превосходство над другими мужчинами — пробудилась в нем, проступила в глазах печалью, потянула вниз уголки его губ. Настроение испортилось еще больше. Пошарив под столом, он включил компьютер, вышел в интернет. И в соцсети, где был зарегистрирован под ником «Бизон», нашел страничку Алены.
Он заходил к ней едва ли не каждый день, ревниво разглядывал фотографии и комменты под ними, дико злился, когда она пропадала из сети. Однажды она не обновляла страничку месяца два, и он уже начал всерьез беспокоиться: что с ней, жива ли?… При ее образе жизни всякое могло случиться, он еще в те времена ей об этом говорил…
Тогда, в Самаре, она обещала ему завязать, обещала много раз — но всё сбегала в свой «Бэзил», блядское гнездо, где каждый мог пялиться из зала на ее возбуждающее до трясучки тело. Где каждый мог сунуть купюру за тонюсенькую ниточку стрингов, назначением которых было подчеркивать — не скрывать. А она танцевала для них — не для него. Ему оставались объедки.
Хмурый взгляд, капризно искривленная губа, затрапезный халат — она стала для него такой после месяца жизни на съемной хате, и продолжала в том же духе следующие три года. Даже когда он начал приносить деньги сумками, ввязавшись в дела Сени Кречета, гонявшего иномарки из Владивостока. Он схватил эту собачью работу, как голодный пёс хватает кость, потому что других знакомых «новых русских» у него не было — а Алена была. И ей нужны были бабки, цацки, шмотки — которые она надевала не для него. И красилась уже не для него, и интеллектом уже не перед ним блистала — но последнее его как раз устраивало. А еще она хотела поехать в Турцию, а еще он то и дело слышал: «Смотри, у соседей тачка новая, а у нас и старой нет! Слышал, Юрка для Светки дом купил, а ты когда мне купишь?» И, кое-как отрываясь от нее, разомлевшей в постели, он бежал искать работу поденежнее — и какой уж был, к чертям, завод, и какая разница, что отец еле выбил для него место?… А она оставалась: золотистая головка на смятой подушке, плавный изгиб спины, вольно откинутая в расслабленности сна рука, а подмышкой — манящая, трепещущая от Алениного дыхания тень, сквозь которую белела тугая, будто налитая амброзией, полусфера груди. Длинное, ровно-загорелое бедро, рассеянно прикрытое хвостом одеяла, перетекающее в крепкое, с робкой складочкой, яблоко колена. Лодыжка, сводящая с ума своей иконописной тонкостью, узкая ступня с маленькими, идеально слепленными пальчиками…
Эта красота стоила ему очень дорого.
Когда Кречет подкидывал заказы и Макс собирался в дорогу, Алена довольно загибала пальцы, подсчитывая, что она купит теперь. И провожала, обещая ждать. Но каждый чертов день, проведенный в дороге, Макс боялся, что вернется в пустую, никчемную без Алены, жизнь — потому что его златовласку уже кто-то увел, уже трахает где-то, и платит за нее в кабаках. Он представлял это так часто и так пугающе-живо, что сердце, протяжно ухнув куда-то вниз, становилось ватно-бессильным, обмирало — а потом, будто озверев, хлестало вскипающей кровью в ослабевшие стенки жил, грозя разорвать их, испечь изнутри. Он бесился, отчаянно вцеплялся в руль, выжимал газ резко и сильно — так топают ногой по собачьему поводку, пытаясь удержать готовую сбежать на случку породистую, дорогую суку. Он не спал по трое суток, чтобы только приехать быстрее, пригнать очередную чертову тачку, за которую обещали отслюнить бабла. Он глотал вонючую дорожную пыль, жрал на ходу какие-то засохшие куски, подрезал длинномеры и проклинал тормозов-гаишников — а она могла спустить его бабки за час, и тут же протянуть руку за новыми. Она пожирала деньги, как пламя пожирает бумагу. И, как пламя, всегда оставалось голодной.
Макс жил тогда, как приговоренный к какой-то нелепой смерти: если где-то был риск, он шел на этот риск, потому что за него платили. Кречет начал крышевать мелких торгашей — Демидов, к тому времени ставший его правой рукой, наращивал «базу» и выбивал с них бабло. Кречет продавал краденый антиквариат — Макс сопровождал его в роли телохранителя. Кречет забивал стрелки — Демидов ездил с ним перетирать. Дважды его чуть не пристрелили, один раз он чуть не сгорел при пожаре, устроенном им же в магазине строптивого торгаша. Но когда Кречет замутил банк и поставил Демидова своим заместителем, даже Алена задницу поприжала — уже к нему, а не к шесту в «Бэзиле». И Макс подумал тогда: ну всё, моя.
Любила ли она его? Да, конечно, любила! По-своему, по-блядски, постоянно мотая нервы, по-прежнему крутя жопой перед другими, пропадая на ночь и приползая под утро с распухшими губами и размазанной тушью. Он каждый раз выл в голос, каждый раз был готов оторвать ей голову, каждый раз зарекался — всё, больше не прощу! — но потом ловил себя на том, что всё это заводило его, как изощренная форма садизма. Ведь возвращалась-то она всегда к нему, к нему — от кого угодно.
В то время он еще не понимал, что она просто не встретила того, кто был бы круче.
А потом сука Кочет смылся с бабками, банк признали банкротом, и Макс как-то вдруг остался не у дел. Купленную к тому времени «трешку» в блочном доме и бордовую «ауди» с кожаным салоном пришлось сдать ментам, чтобы остаться на свободе. Денег не стало. Вообще. За съемную квартиру заплатили обручальными кольцами, которые Демидов буквально за неделю до того купил для них с Алёной.
Она переехала с ним, засела на новой хате среди неразобранных коробок с вещами, открыла бутылку водки и налила себе рюмку. Потом еще одну, еще… Так и не просыхала. И трахалась с ним молча, хотя раньше, даже после крупных размолвок, была любительницей покричать.
Он занял денег, попытался сорвать куш на рулетке — и в первый раз получилось, да как! Он еле приволок домой клетчатый «челночный» баул, расстегнул молнию в коридоре и пнул баул ногой. Тот повалился набок, изрыгнув перевязанные пачки пятитысячных купюр к ногам полупьяной Алены, сидевшей на полу возле стены. И вот тогда Макс в первый и в последний раз увидел, как она плачет.
Тогда он соврал ей, что нашел работу.
Демидов выигрывал, проигрывал, занимал, проигрывал снова, перезанимал, выигрывал, отдавал, занимал снова… А она — то вилась вокруг него, то шлялась где-то, охотясь на мужчин. Искала себе лучшей жизни… Они оба делали это — втайне друг от друга.
Алена остановилась первой.
Просто собрала однажды вещи и ушла.
А его долг к тому времени вырос так, что оставалось только бежать и прятаться.
Но записку, которую он нашел тогда на кухне — среди немытых тарелок, фисташковых кожурок и липких пятен от пивных стаканов — Демидов хранил до сих пор. И хорошо помнил, что там написано. «Поднимешься — приезжай. Упадешь — сдохни».
«Я почти поднялся. Осталось еще немного», — думал Макс, глядя на фотки Алены — теперь сорокалетней, но такой же дерзкой, с ласковой блядинкой в глазах, с волосами цвета небесного золота. Да, у нее появились морщинки, и фигура чуть оплыла — но всё же это была его прежняя красавица-Алёна. Никакая другая женщина не тревожила его так. Никакую другую он не любил.
Многие годы он слышал о ней урывками: что сначала ее приручил Плюгавый Эдик, наживший капитал на торговле недвижухой, потом выкупил законник Ахмет — знакомые самарские морды, которые начинали вспахивать криминальную ниву примерно в то же время, что и Макс, вот только повезло им больше. Сейчас она, вроде бы, была одна, и не при деньгах — по крайней мере, перестала чекиниться в ресторанах и дорогих бутиках, постить фотки с улиц Рима и пляжей Бали. Даже работала — секретаршей в какой-то госконторе. И то, видимо, по протекции — учебу в вузе она забросила почти сразу же после их встречи, оставив всего три курса за спиной. И про образование на ее страничке ничего не было сказано, а, будь у нее вышка, Алена бы обязательно ей прихвастнула.
— Дура ты, — объяснил ей Макс, глядя на улыбающееся лицо в мониторе. И, запрокинув голову, вытряс себе в глотку последние капли коньяка. Поставил пустую бутылку на стол, пьяно ощерился: — Я б тебя на руках носил, если б дотерпела. Я ж мотался все эти годы, деньги для тебя искал. Вот, нашел, наконец. Почти поднялся. Накрывай на стол, скоро буду.
Он закрыл ее страницу и застыл, глядя в одну точку. В памяти киношной лентой бежали кадры. Вот он на северах, дернул туда из Самары, когда за долги прижали. Работал вахтовиком, на прокладке газопровода — недолго, слишком геморройно было. Потом по стране мотался, то легально трудился, то дела мутил. Попался глупо, на угнанной машине. Дали два года, но отсидеть пришлось всего восемь месяцев — повезло, амнистия удачно случилась. После этого чем только не занимался: то таксистом бомбил, то на стройке подрабатывал, то металл сдавал — ну и играл, конечно… Долго не везло. Думал — всё, никогда при деньгах не будет. Оставалось сделать так, как Алена написала: «Упадешь — сдохни». И если б не эта дорога рядом с небольшим подмосковным городком, и не колесо, так кстати проколотое Танькой, может и сдох бы. А так остановился, свозил до шиномонтажки и обратно — в Лексусе этой дурынды даже запаски не оказалось, зато сам Лексус был красавец! — перебортовал колесо. Ну и телефончик взял, не дурак же. Видел, что нет колечка на пальчике.
Ну и, конечно, оболтал, поухаживал красиво — а через полгодика женился. Конкурентов-то не было. Да и Танька была не из тех, за которыми очередь.
Откинувшись на спинку кресла, Макс высоко поднял руки, потянулся. Мышцы затекли, и спать хотелось от выпитого. А Василенко всё не шел. «Может, и к лучшему это? Свяжешься с этой обналичкой — потом проблем не оберешься! — Трусливый холодок вновь пробежал вдоль спины, скользким пятном распластался загривке. Но Максим одернул себя: — Не ссы, все пучком будет. Зато к Алене уже весной сможешь вернуться».
Этот аргумент, как всегда, стал решающим. Демидов расслабился, открыл на компьютере «косынку», и, подперев щеку рукой, клацнул мышкой, передвигая карту. Да, это не покер, конечно, но ничего другого не было, а лезть на геймерские сайты сейчас не хотелось. «Хватит, наигрался уже по пьяни на десятку бакинских», — устало подумал Макс.
Василенко явился минут через двадцать. Перешагнул порог, стряхивая с рукавов снежинки. Сел напротив Макса, закурил, пододвинув пепельницу. Спросил, лениво щурясь:
— Ну что, поучаствуешь ты в нашем маленьком бизнесе?
И Демидов ответил, уже не колеблясь:
— Давай обсудим детали.