— Тетя Таняяя! Смотри, какой у меня роообооот! — Павлик почти визжал от возбуждения. Его щеки разрумянились, глаза живо блестели, и он, подпрыгивая на пятой точке, водил перед собой серебристым, с черной антенной, пультом. А по полу палаты, сверкая красными и зелеными огоньками, вышагивал большой желтый трансформер.
— Это Бамблби, он умет стрелять! — мальчишка нажал на кнопку, и робот послушно поднял руку, будто прицелился. Замигал оранжевой лампочкой на конце бластера и заливисто запимкал, подвывая и бухая, как целое полчище гаубиц. Добрался до темно-зеленой занавески, спускавшейся от окна до самого пола, забуксовал. Все дружно рассмеялись, а Купченко подхватил дрыгающего ногами робота, развернул в другую сторону.
— Дядя Витя с тетей Тамарой балуют тебя, — отсмеяшись, сказала Татьяна, с радостным удивлением глядя на Купченко и его невесту. Те сегодня были в «штатском» — белые халаты лишь накинуты на плечи, как у рядовых посетителей больницы. — Каким ветром к нам сегодня, друзья? Или вы решили жить на работе?
— Не-ет ужж, сегодня мы гуляем! — поправляя по-тициановски медные кудряшки, ответила Тамарочка, сидевшая на кровати мальчишки. — Решили по пути заехать, игрушки и одежду завезти. Помните, Татьяна Евгеньевна, я вам говорила, что от племянников много всего осталось? Ну вот, мы в двести четвертую девочке пуховик передали, да несколько платьев. А Павлику привезли комбинезон и еще там, по мелочи — джинсы, свитера, рубашки. Ну и игрушек пакет, чтобы не скучал.
Она потрепала мальчишку по голове.
— А я, тетя Таня, сразу выздоровел! — с гордостью сказал он, но не выдержал — забухал тяжелым грудным кашлем, вторя грохоту трансформера.
— Ты хоть спасибо-то сказал? — покачав головой, спросила Таня.
— Сказал, поди, он мальчик воспитанный, — женский голос, прозвучавший из-за ее спины, был переполнен язвительностью.
— Мама! — обрадовался Павлик. — Мама, смотри, какого мне робота подарили!
Похоже, Марина вошла в палату только что, но уже сумела оценить ситуацию. Она улыбнулась ребенку:
— Хороший робот. Ты поосторожнее с ним, не поломай.
На Татьяну она посмотрела обиженно и, демонстративно вздернув голову, пошла мимо нее, к сыну. Та стушевалась, упала духом — но вспомнив, что хотела извиниться перед Фирзиной, несмело окликнула:
— Марина, можно с вами поговорить?
— Опять виноватить меня будете? — насмешливо спросила посетительница, поцеловав Павлика в макушку. — Я со вчерашнего дня, кажись, еще не нагрешила.
Мальчик смотрел на них с опаской, будто пытаясь понять, ссорятся они, или просто разговаривают так, по-взрослому непонятно. Татьяна попыталась развеять его страх, сказав миролюбиво:
— Нет, как раз наоборот. Пойдемте, пожалуйста. Я вас прошу.
Марина пожала плечами и принялась демонстративно выгружать из матерчатой хозяйственной сумки пакет с пирожками, печенье, бутылку газировки, связку бананов и яблоки. Ставила на тумбочку, будто всем напоказ.
— А вы кто? — ревниво спросила она у Купченко.
— Да мы работаем здесь, вот, забежали на минутку. Уже уходим, — он поднялся и сделал Тане большие глаза. Подойдя ближе, шепнул на ухо, — пойдем нагрешим, раз больше некому. Сначала в пиццерии праздник живота устроим, а потом — страшное дело! — будем глядеть «Озеро любви». Фильм для взрослых, между прочим. Маме моей не говори, в угол поставит.
Тамарочка прыснула и вышла за ним, на прощанье помахав рукой.
— Я сейчас вернусь, сына, — пообещала Фирзина, и, хмуро кивнув Татьяне, направилась к выходу из палаты. Сегодня она была в стареньком, но чистом, старательно выглаженном синем платье. Распущенные волосы лежали на плечах светлой волной. Да и лицо ее было посвежевшим, а тщательно наложенная косметика почти скрыла синяк у скулы. И, конечно, пахло от нее по-другому: не сивухой, а чем-то цветочным, легким.
«Залесский был прав — взяла себя в руки ради ребенка», — отметила Таня и ее решимость помочь этой женщине мгновенно окрепла.
— Ну? — повернулась к ней Марина.
— Давайте отойдем подальше, — ответила Татьяна. По коридору педиатрии прохаживались мамы с детьми, на сестринском посту сидела санитарка, а Тане не хотелось, чтобы кто-то из пациентов или коллег услышал их разговор.
— Марина, я должна перед вами извиниться, — продолжила Таня, останавливаясь в углу, возле окна, выходящего на сосновый бор. Фирзина повела бровью, прислонилась к стене, сложив руки на груди. Но к неприязни в ее взгляде добавилось удивление.
— Вы меня простите, я была неправа, — искренне сказала Татьяна, прижав руку к груди. — Не учла все особенности вашей ситуации, да и к Павлику прикипела. Знаете, когда увидела у него эти синяки — себя, маленькую, вспомнила… Эх, да что говорить! В общем… Я вам помощь предложить хотела.
Марина посмотрела на нее недоверчиво:
— Какую еще помощь?
— А что вам нужно, чтобы жизнь улучшить? Я вот подумала — но вы поправьте меня, если ошибусь. Итак, работу нужно более денежную, и чтобы времени на ребенка больше оставалось — раз. Жильё нормальное — два. Одежду и продукты для Павлика — три. Ну и образование получить — вы хотели бы?
— Да кто ж от такого откажется, в моей-то ситуации, — хмыкнула Марина. — Только как я учиться пойду, да и на кого?
— В техникум наш, на вечернее можете пойти, — ответила Татьяна. И принялась объяснять: — Вот смотрите, мы можем поступить так. Пока Паша у нас лежит — а это еще месяц, как минимум — я помогу вам найти работу. У моей знакомой есть магазин, там продавец требуется. Зарплата пятнадцать тысяч, но график два через два. И работают они до семи вечера. Я поговорю с ней. У вас в этом деле опыт есть, а это важнее диплома.
— Вот и я считаю, что важнее! — выпалила Марина. — Что в этих корочках, когда человек бестолковый? А у меня всегда касса сходится, и по товару недостач нет!
— Я рада, что вы согласились, — дружелюбно сказала Таня. — А на свободные дни можете подработку взять… Да хоть к нам санитаркой пойти на полставки! Будете еще тысяч шесть получать. И посмотрим с вами, на какую специальность лучше выучиться. Я немного разбираюсь в том, что сейчас востребовано. И оплачивать вам учебу тоже буду я. Хотя по закону, насколько я знаю, среднее образование — если оно первое — вы можете получить бесплатно.
Всё, что она говорила, не просто звучало заманчиво — было вполне осуществимо. Но Фирзина снова сникла, пожевала губами.
— Вы меня извините, Татьяна, — несмело сказала она, — не хочу вас обидеть, но как-то не верится мне в такие подарки! С чего это вы вдруг решили мне помогать?
— Вам и Павлику. Ну… — Татьяна задумалась, — просто у меня есть возможность, деньги есть. Почему бы не помочь тем, кому они нужны больше, чем мне?
— Странная вы, — снова хмыкнула Фирзина, но в ее голосе слышалась нотка уважения.
— Да уж какая есть, — пожала плечами Таня. — И насчет Павлика — давайте я с ним по магазинам проедусь, куплю ему одежду новую, игрушки, учебные принадлежности. Можно в кружок его записать, или в секцию — а расходы я возьму на себя. И мы с вами можем договориться, чтобы вы, когда работаете, у меня его оставляли. А не у той знакомой бабульки, к которой он в последний раз пойти не захотел. Мальчик ко мне уже привык, общий язык мы находим. Дом у меня большой, может даже с ночевкой оставаться. Да и вам проще будет, не станете беспокоиться, где он, и не случилось ли чего.
На лице Марины вновь проступила тревога. Она задумалась, отвернулась к окну. И сказала, не глядя на Таню:
— Насчет работы хорошо бы… А про остальное — подумаю я, ладно? И это… — она заколебалась, но всё-таки спросила делано бодрым голосом: — если собрались помогать, может, денег дадите? Я бы хоть ребенку еду хорошую покупала, у самой-то на самые дешевые продукты только.
Она испытующе смотрела на Татьяну, будто этим вопросом проверяла чистоту ее намерений. Демидова поколебалась, но решила сразу расставить точки над i — чтобы в дальнейшем между ними не возникало недопонимания.
— Давайте так, Марина. Я вам сейчас дам некоторую суму на первое время. Но потом буду покупать вам продукты сама.
— Боитесь, что пропью, — горько сказала Фирзина. — А я ведь честно, на ребенка!
— Боюсь, что сожитель ваш отберет, — немного слукавила Татьяна. Она действительно думала так, но в том, что часть наличных Марина потратит на спиртное, почти не сомневалась.
— Да не появляется он, сбежал после того, как адвокат ваш явился. Так что можете деньги давать, не боясь, — просительно сказала Фирзина.
Таня посмотрела ей в глаза и спросила:
— Слушайте, а почему вы с ним живете? Это не мое дело, конечно, но он же вас бьет, и ребенка вашего! Как такое можно терпеть?
— Приходится, — вздохнула Марина. Уголок ее рта нервно дернулся, взгляд наполнился печалью. — Понимаете, он сосед наш. Прилип ко мне — не отлепишь. А я что могу? Уговаривать его только, силой с мужиком ведь не справлюсь. Нет, вы не подумайте, он не зверь какой. Он нам с Павликом и по хозяйству помогает, и деньгами. Ну а то, что руки распускает и пьет — так где ж мне другого, непьющего-небьющего, найти?
— Марина, вы поймите, что с такими людьми не то, что жить — общаться опасно! — нахмурилась Демидова. — Статистика упряма, а в плане домашнего насилия — просто ужасающа! Вы знаете, что в России от рук агрессивных мужчин ежегодно погибает около тринадцати тысяч женщин? И что в пятидесяти процентах случаев женщины, которые поступают в больницы с тяжелыми травмами — жертвы сожителей и мужей? А вдруг этот ваш Слава изобьет вас до смерти, зарежет по пьяному делу? А вдруг он это сделает с Павликом?
— Нет, что вы, Слава не такой, — Фирзина отпрянула, замотала головой. Чувствовалось, что слова Тани ужаснули ее.
— Откуда вы знаете? — жестко спросила Демидова. — И потом, стоит ли проверять — способен он на такое, не способен? Вдруг проверку не пройдет — так что потом: вас на кладбище, Павлика в детдом? Если жив останется…
— Не говорите так! — взвизгнула Марина, трижды сплюнула через плечо.
— Уйдите вы от него, — попросила Татьяна. — Ради сына своего, если ради себя не можете. Я же вам помогать буду, вы перестанете зависеть от него материально.
— Ага, и куда мне? — огрызнулась Фирзина. — Славка-то в соседней квартире живет, мне от него не спрятаться. Я однажды дверь ему не открывала, ну, поругались мы маленько… Так он эту дверь вынес! Потом вставил, правда, но показал, что никуда он меня не отпустит!
Последнюю фразу Марина произнесла другим тоном, и Таня вдруг осознала, что в голосе ее звучит затаенная гордость. Обычная женская гордость, которая возникает у каждой, кто чувствует, что нужна своему мужчине. Что он ради нее и за моря отправится, и с драконом сразится, и… выломает по пьяни дверь.
И она поняла, что — по крайней мере, сейчас — Фирзина от сожителя не уйдет. Может быть, потом, когда ее жизнь изменится, поменяется мироощущение, повысится ценность себя… Но не сейчас.
«Как хорошо, что Павлик пока под защитой больничных стен», — мысленно перекрестилась Татьяна.
— Как знаете, — сухо сказала она. — Тогда дождитесь в палате у сына, пока я схожу за деньгами. Начнем хотя бы с этого.
Плотнее запахнув свой пестрый больничный халат, она решительно двинулась к выходу из отделения. Марина проводила ее долгим взглядом, в котором интерес мешался с недоумением. И задумалась: «Помогать она собралась! Все-таки странно это… Понять бы, чего хочет на самом деле… Ладно, посмотрим, что дальше будет. Может, так наша с Пашкой жизнь и взаправду изменится? Я же мечтала об этом… Всё думала: вот бы чудо случилось, мы б совсем по-другому зажили! Надо поласковее с этой докторшей. И Павлику сказать, чтобы хорошо себя вел».
А Татьяна, поднимаясь по лестнице, прислушивалась к какому-то новому чувству, возникшему у нее внутри. Но осознать его еще не могла. «Это хорошо, что я все-таки нашла общий язык с Мариной, хоть и по-прежнему осуждаю ее, — думала Демидова. — Да и Павлику я всё-таки смогу помочь. И вообще, мне нравится сама идея поддерживать матерей, попавших в трудную ситуацию! Вот бы создать для них психологическую консультацию, и, может, фонд какой-то. Пусть знают, что есть возможность выбраться из колеи, изменить свою жизнь. Надо бы сделать сайт на эту тему, открыть кабинет. Найму психологов, с детьми сама буду работать… Точно, аптеки ведь после развода можно будет продать. А часть денег пустить на это дело».
Мысль об аптеках заставила ее поморщиться — ведь нужно позвонить Максу, утрясти вопрос с разделом имущества. Общаться с мужем не хотелось, но, добравшись до своей палаты, Татьяна набрала номер Макса. Услышав его голос, замялась было — но ее взгляд как магнитом притянули к себе розы, принесенные ей Залеским. «Фридом» значит «свобода», — подумала она и вздохнула глубже. Ее голос перестал дрожать.
— Максим, нам нужно обговорить детали развода, — спокойно сказала она. — Всё, что касается имущества.
— Ты всё-таки решила? — сухо спросил Макс. — Хорошо, я приеду, когда вернусь в город. Сейчас в роуминге, извини.
— Я тоже считаю, что лучше не по телефону, — согласилась Таня. — Но не затягивай, мне развод нужен быстро. И подумай, пожалуйста, как нам подготовить сеть к продаже и получить за нее хорошую цену.
— Я понял, — усмехнулся Макс. — Это в моих же интересах.
Татьяна дала отбой, повертела телефон в руках. Достала из сумки кошелек. Налички было немного, пара тысячных, да мелочь. Подумав, Таня сунула в карман халата крупные купюры, а сотенные и пятидесятки оставила в кошельке. Мало ли что ей понадобится, пока она в больнице. А карту забрала мать.
«Уехала уже, наверное. Но ведь и была далеко, это я всё пыталась с ней сблизиться… — с легкой грустью подумала Таня, вспомнив, как часто мать говорила, что нельзя цепляться за прошлое, потому что оно вытягивает силы. — Тем не менее, я очень долго жила в том, что перестало быть мне нужным… Так может быть, поступки, которые я начала совершать сейчас, нужны и полезны даже тогда, когда я сомневаюсь в их правильности? Просто потому, что они для меня — нетипичны. А, значит, их делает какая-то другая часть меня — та, которую мне еще предстоит в себе открыть».
И тут она поняла, что именно чувствовала там, на лестнице, когда поднималась к себе после разговора с Мариной. Она ощутила, что ее жизнь, наконец, изменилась — будто кто-то крутанул большое мельничное колесо, вынув из-под него камень. И оно закрутилось, завело жернова… и теперь у нее будет хлеб, и будет солод.
А вовсе не песок и соль, что выходят из доброго зерна во времена хаоса*.
____________________
* отсылка к скандинавской легенде о мельнице Амлоди. В хорошие времена эта гигантская мельница, перемалывая зерно, давала людям изобилие и мир. Но когда ей завладели злые люди, начала извергать соль, песок и камни.