— Это не я!
Наталья сжалась, едва не плача. Ее, бесстрастное обычно, лицо исказилось от страха. Прижавшись спиной к стене палаты, она смотрела на Волегова снизу вверх.
— Мне это зачем? — ее горячий шепот был искренне-негодующим. — Депутат чертов! Мать своего ребенка прибить готов, лишь бы о нас с дочерью никто не узнал!
— Да тихо ты! Вику разбудишь, — убедившись, что бывшая любовница не связывалась с его конкурентами, Сергей отступил на шаг и опустил руку с зажатой в ней газетой. А ведь до этого действительно стоял с ней, будто таракана прибить хотел. Он почувствовал стыд за своею агрессию — ведь набросился на эту женщину, схватил за шиворот, припер к стенке… Напугал ее, как уголовник какой-то. «Но разобраться стоило, — холодно напомнил он себе. — Я должен знать, кому можно верить, а кому нет».
Он глянул на часы: минут пятнадцать у него еще было. Чёртовы газетчики! Из-за этой статьи Волегову пришлось сразу из штаба рвануть в больницу, хотя в Минтрансе у него намечался довольно сложный, плотно загруженный день. Секретарша Нина Васильевна звонила уже трижды, торопила, волновалась. И Волегов клятвенно обещал ей, что не опоздает на встречу с австрийскими партнерами.
— Извини, я погорячился, — сказал он Наталье, и та неохотно кивнула, глядя в сторону. — Сядь, поговорить надо.
Он бросил газету на больничную кровать. Стараясь ступать как можно тише, подошел к дочкиной люльке, склонился, разглядывая спящую малышку. «Всего год, принцесса, — шепнул он. — Я тебе обещаю».
Куницына проскользнула между стеной и кроватью, села, облокотившись на подушку. Бросила в спину Волегову тяжелый, полный обиды, взгляд. Потянулась за газетой, попыталась разгладить смятые листки — хоть посмотреть, из-за чего Серёга так распсиховался…
— Да оставь ты эту гадость, — поморщился он, и Наталья послушно отложила газету. А Волегов задумался и продолжил, тщательно взвешивая слова:
— Глава моего избирательного штаба считает, что это дело нельзя так оставлять. Иначе и я слечу с выборов, и тебе не поздоровится — журналюги заклюют. Значит, сделаем так: расскажешь, что познакомилась со мной пару недель назад. У тебя болел ребенок, требовались деньги на операцию, помочь некому — и ты решила обратиться к кандидату в депутаты от партии «Звезда демократии». Запомнила название?
Куницына подавленно кивнула.
— Хорошо. Потому что когда ты будешь давать интервью, скажешь, что доверяешь только этой партии. Так вот, ты нашла меня, и я согласился помочь. Дал денег на операцию. Отцом ребенка я не являюсь, тебе я никто, просто кандидат в депутаты. Поняла?
— Но как же… — попыталась запротестовать она. — У нас же дочь! Ты будто отказываешься от нее!
— Ни от кого я не отказываюсь! — раздраженно зашипел он. — Всё будет, как раньше. Я продолжу вас обеспечивать, ты — получать свои деньги. Но ради будущего нужно сделать, как я сказал. Наши уже готовят пресс-конференцию, журналистов соберут через четыре дня, в холле этой больницы. Вику как раз прооперируют, всё хорошо будет. Выйдем к журналюгам вместе, дадим интервью, нас сфотографируют — и всё! Это вопрос решенный.
Говоря, Волегов не спускал внимательного взгляда с лица Натальи. И видел, что его слова потрясли ее.
— Я этого не сделаю, — решительно отказалась она. — Это как-то… Это ужасно, Серёжа!
— Наташ, ничего плохого в этом нет! — Волегов попытался вложиь в свои слова максимум убедительности. — Это же просто газетчики, и статья — да ее же толком читать никто не будет, пробегут по диагонали, и забудут к вечеру! На наш с тобой контракт она никак не повлияет, на Вику — тоже. А вот меня это избавит от целого букета проблем. Так что я прошу: сделай, как нужно, а не как хочется.
Она молчала. Но поджатые губы и упрямое выражение на лице лучше слов сказали ему, что она не согласна. И тогда Волегов пустил в ход козырь:
— Наташ, если ты согласишься меня поддержать сейчас, в будущем и я смогу дать тебе гораздо больше. Через год другие выборы — там меня уже выдвинут всерьез, я пройду в депутаты. И это скажется на твоих доходах. А если всё рухнет, я уже не смогу давать тебе достаточно денег. Просто неоткуда будет брать.
Она метнула в него недоверчивый взгляд, нахмурилась. Но Волегов видел, что она колеблется. Покусывая губы, помолчала еще немного, и решила уточнить:
— Серьезно? Ты готов платить больше?
— Обещаю, — кивнул он. — Но для этого нужно кое-что еще.
— Что именно? — снова напряглась Наталья.
— Вам с Викой придется уехать. Скорее всего, на год. Это требование моего политтехнолога — он хочет быть уверенным, что наши с тобой контакты не возобновятся до тех пор, пока не закончатся следующие выборы. Чтобы никто не смог выследить меня снова.
Она скривилась так, будто ощутила острую боль. Волегов даже удивился: если так реагирует, похоже, она привязана к нему не только из-за денег… Неужели влюбилась, дурочка? Или просто не хочет менять комфортную столичную жизнь на что-то другое?
— Послушай, куда бы ты ни решила поехать, я вам лучшие условия обеспечу, — заверил он. — Вы по-прежнему не будете ни в чем нуждаться. А я смогу вас навещать. Не часто, но… Приезжать буду. Ну, что ты думаешь?
Она, не ответив, отвернулась к стене. Помолчала. А потом посмотрела на него — как ему показалось, с презрением. И холодно сказала:
— Хорошо. Мы уедем. Но помни, что ты сам этого захотел.
— Что ты имеешь в виду? — вскинулся Волегов.
— Так, ничего, — пожала она плечами. И усмехнулась. — Да и какая теперь разница? Я же тебя знаю. Если не соглашусь, ты всё равно что-нибудь придумаешь, и в итоге выйдет по-твоему… Сама уеду. Но — при одном условии. Ты заплатишь мне еще пять миллионов.
— С чего вдруг? — недовольно бросил он.
— А я не хочу зависеть от твоих прихотей. Ты просил меня родить тебе ребенка, обещал, что не бросишь нас — а теперь просишь увезти Вику подальше. По сути, ты нас бросаешь, то есть нарушаешь обещание. А завтра что? Вообще передумаешь заботиться о ней? Оставишь нас без денег? Нет, дорогой, этого я не допущу!
Он быстро прикинул в уме. Деньги есть, да и плата за спокойствие, в общем-то, небольшая. Карьера дороже.
— Хорошо, — холодно сказал он, поднимаясь. — Куда поедешь?
— К маме, в Новороссийск, — подумав, ответила Наталья. — Там море, тепло. Вике хорошо будет. Да и поможет мама с ребенком. Мне тяжело одной, а тут всё-таки — родная бабушка…
Волегов облегченно кивнул. И предложил:
— Давай я закажу тебе билет на день выписки? Сможете сразу из больницы поехать в аэропорт.
— Сама всё сделаю, — уязвленно сказал она. И вдруг попросила с горечью: — Сёреж, уйди, а? Уходи прямо сейчас, пожалуйста! Мне нужно побыть одной…
И он вышел, сутулясь от неловкости — ведь что-то мелькнуло в этих ее словах, какая-то неизбывная, глухая боль. И это он виноват в том, что ей больно. Затворив за собой дверь палаты, Сергей потоптался в коридоре. Что-то было не так. Хотя… Ведь договорились же обо всем? И Наташка согласилась без особых пререканий. «Даже цену назначила, не растерялась», — усмехнулся он. Выбросив из головы сомнения, он зашагал прочь.
И не увидел, как Наталья с ногами забралась на кровать, села, согнув колени и прижав подушку к животу. И заплакала, согнувшись, вжавшись в нее лицом.
Как он мог? Как мужики вообще такое могут — гулять от жен, заделывать детей на стороне, держать их, как хомячков в клетке?… А если надоедят, переносить эту клетку, куда хочется: в другую комнату, куда никто не заходит, или же вообще на улицу!
Обида, злость, разочарование накатывали на нее, мешаясь друг с другом. Но самым страшным было ощущение собственной неполноценности — ведь он только что окончательно дал ей понять, что она проиграла по всем статьям: и как женщина, и как потенциальная жена. Она не нужна этому успешному, сильному мужику. Такие, как она, ему — не ровня.
Она вытерла слезы и тупо уставилась в окно.
Волегов так легко от нее отказался! Придумал за ее спиной этот мерзкий план, а сейчас просто поставил перед фактом. По сути, приказывал ей, как служанке. Уезжай — и всё тут! Но если он так просто готов сбагрить ее, если не пожелал признаться во всем газетчикам, значит, она никогда не играла в его жизни важной роли. Сначала была забавой на одну ночь, затем — живым инкубатором, а теперь стала филиалом молочной кухни. Вот и всё, для чего она годится — по его мнению. Так что зря она надеялась всё это время, что он когда-нибудь бросит жену.
«Он говорил — ты просто не хотела слушать», — от безжалостности этой мысли она сникла еще больше. Сама виновата — напридумывала себе.
Ей жутко захотелось курить. Наталья достала из тумбочки початую пачку: захватила с собой из дома перед тем, как лечь в больницу. Но здесь так ни одной и не выкурила — хотела бросить, хотя бы на срок кормления. Хотела стать хорошей мамой…
А, кому это теперь нужно!
Она прошла в пристроенную к палате ванную. Чиркнула зажигалкой. От первой затяжки закружилась голова, и Куницына оперлась плечом о стену.
«Волегов жену любит, а не меня, — мрачно думала она. — В попу целовать готов свою Анечку, всё трясется, как бы она не узнала… А историю эту, с помощью матери-одиночке, придумал еще и для того, чтобы перед ней отмазаться! Потом еще газетку ей покажет — типа, смотри, какой у тебя муж молодец, чужим детям помогает… Подонок!»
Она бросила сигарету в унитаз. Окурок пшикнул, мгновенно набух от воды.
«Газету покажет, — крутилось в голове. — Газету».
Она опрометью кинулась в палату. «Если он не забрал… Ха, он не забрал! — ее лицо просияло. Прищурив глаза, Наталья ехидно улыбнулась. — Как это так, господин Волегов? Вам изменила ваша привычная осторожность?»
В ногах кровати валялась забытая Сергеем газета. Куницына взяла ее, развернула, наскоро пробежала глазами статью на первой полосе. Да, это действительно бомба. Не зря он так переживал.
«А теперь будешь переживать еще больше!» — мысленно пообещала она, доставая смартфон. Сделала несколько снимков, стараясь, чтобы уместилось всё — и текст, и фотографии. А потом зашла на сайт Анюты — туда, где была размещена форма обратной связи. Прикрепила фото, задумалась, что бы написать. И решительно набрала:
«А директор вашего балета знает, что ее муж обманывает избирателей?»
Хотела приписать еще что-нибудь, но остановила себя — во всём нужна мера.
«Пусть думает, что это письмо конкуренты по выборам послали, — Наталья мстительно прищурилась, перечитав текст. — Мне всё-таки не нужно портить с ним отношения. А вот его жена… Посмотрим, испортит ли их она!»
И Куницына, зло поджав губы, ткнула пальцем в кнопку отправки.