Смяв исписанную салфетку, Залесский бросил её в пепельницу и щелкнул зажигалкой: нельзя оставлять свидетелей. В солнечном луче огонь казался полупрозрачным, но угол бумажного комка с карандашным «…мара» стал чернеть на глазах. Эта чернота, растекаясь, покрываясь дырами, обрела бледно-желтый шевелящийся край, а затем вспыхнула — высоко и ярко. Зализанный бармен скосил глаза из-за стойки, девушка за соседним столиком — конский хвост, вязаное платье, очки в ярко-желтой оправе — шумно вздохнула и отгородилась томиком Бегбедера. Остальным было плевать — впрочем, этих остальных в кафе было человек пять: Василенко специально выбрал для встречи местечко потише. А Залесский специально явился загодя — еще раз подумать, о чем можно рассказывать. Получалось, что ни о чем.
«Интересно, какой у нас счет? — рассеяно подумал он. — Гоняемся за Демидовым, каждый по своему пути. Сужаем круги, расставляем ловушки… Или Василенко не расставляет? А, может, сама эта встреча — ловушка?»
Салфетка догорела, распалась на жирные черные хлопья. Залесский пошевелил в них кончиком карандаша, обнаружил на дне блюдца пару непрогоревших кусочков, для верности сжег и их. Официант вильнул у его столика любопытной рыбкой, сменил пепельницу, наклонился: «Не нужно ли чего?» Заказав кофе — больше для приличия, бодрости, то есть нервозности, итак через край — Залесский сунул ему купюру и отвернулся к окну.
Самара. Интересно, как долго еще придется рыскать по этому городу? Впрочем, чего Бога гневить, на этот раз всё сложилось гораздо лучше, чем в первую поездку.
Фотография Алёны всё-таки стала ключом, открывающим все двери. Сперва её узнал владелец коттеджа, объявление о продаже которого было найдено в куртке Демидова. Оказалось, она приезжала, смотрела дом, согласилась купить, даже не торгуясь. Просила только подождать пару недель, «вот муж приедет — сразу же оформим». Но настоящей удачей стало то, что продавец записал номер её телефона. Тот был отключен, однако получить информацию о владельце Залесский смог уже на следующий день: Леднёва Алёна Николаевна, адрес прописки — Самара, улица Венцека, дом семьдесят девять, квартира девяносто шесть. Юрист, не медля, отправился туда. И слегка разочаровался — оказалось, по этому адресу жила не Алёна, а её двоюродная сестра Екатерина. Представившись старым институтским приятелем Леднёвой, Залесский получил приглашение в дом.
— Вы извините, я тут по хозяйству, — смущено улыбнулась Катя, указывая на кухонный стол. На белой поверхности коричневели горки сухой гречневой крупы. — Может, чаю?
— Спасибо, — отказался он. И, пододвинув к себе одну горку, предложил в ответ: — а давайте я помогу? Меня бабушка ещё в детстве научила, так что я перебиральщик со стажем.
На Катиных щеках вспыхнул румянец, в голубых глазах мелькнула весёлая искорка:
— Дождитесь моего мужа, а? Пусть увидит, что мужчины тоже могут это делать! — сказала она. И дальше разговор потёк гладко, будто между старыми знакомыми.
— Алёнка ведь без жилья, вот и попросила прописать, — рассказывала Катя. — А сама появлялась полгода назад, отдала давний долг. Сказала, на работу устроилась, я уж порадовалась за неё. А как узнала, где, удивилась.
— Почему?
— Представляете, она в похоронное бюро устроилась, секретарём! А сама-то всегда покойников боялась, — округлила глаза Катя. И вздохнула: — Ну а что делать, когда жизнь прижала? Образования-то нет, институт бросила, дурочка, на пятом курсе — ну, вы помните, наверное?
— Я после четвертого в Москву перевёлся, — покачал головой Залесский. — Так и не виделись с тех пор. А почему бросила?
— Ой, ну почему молодые девушки учёбу бросают? Любовь! — Екатерина поколебалась, но добавила: — К тому же, Алёнка всегда с ленцой была. И самонадеянная очень. Всё говорила: выйду замуж за принца, пока вы своих колхозников окучиваете! А в девяностых где принцы водились? В бизнесе, да в криминале. Вот она и пошла в ночной клуб работать, думала, там богатенького подцепит. А как Максима встретила, влюбилась. Знаете его? Демидов Максим, каждый день за ней на занятия приезжал.
— Высокий такой, смуглый? — уточнил Залесский. Фото Демидова лежало в кармане, но показывать его Кате не стоило — незачем вызывать лишние подозрения.
— Да, он, — подтвердила Екатерина. — Сначала обычный парень был, только после армии. А потом зарабатывать начал, Алёнка всё хвасталась, что ради неё. Иномарки из Владивостока гонял, потом стал вроде телохранителя у одного самарского бизнесмена. Поднялся, когда тот банк открыл. Они с Алёнкой квартиру купили, машина у них хорошая была — по тем временам жили, как новые русские. Но этот Макс… Понимаете, они два сапога пара. Оба бедовые.
— В каком смысле?
— Лёгкие деньги любили, спускали всё, о будущем не думали. Пьянки, гости, жизнь — сплошной праздник. И любили друг друга, вот прям как лебеди — но ругались сильно. Алёна говорила, он пьёт, карты любит. Играет, долги делает… Какой женщине понравится?
— Не знаю таких, — усмехнулся Залесский.
— Ну вот, а ему не нравилось, что у неё одни гулянки на уме, да еще она его подзуживала вечно: вот, мол, одни друзья на Кипр ездили, другие дачу купили… Хотела жить лучше всех, да ещё чтобы все это видели. Тыкала ему постоянно, что у подруг мужья больше зарабатывают. А я так думаю — они просто тратили много. Другие вкладывали во что-то, заначки делали на черный день — а у этих всё сквозь пальцы. Потом ещё и банк лопнул, в котором Макс работал. Пришлось всё имущество продавать. И квартиру в том числе. Алёнка с тех пор так и не смогла себе жильё купить.
— И где жила?
— Снимала, то тут, то там. А к родителям не могла вернуться — поругались они, сильно. У неё ведь семья хорошая, дядя Коля с тётей Наташей — приличные люди, образованные, с идеалами. И её воспитывали как для светского общества — по музеям водили, хорошие манеры прививали, а уж образование хотели самое лучшее дать. Жили-то небогато, но книги покупали, возили в Третьяковку и Эрмитаж, Москву и Питер показывали — исторические места, выставки всякие… Тётя Наташа музыкой с ней занималась, дядя Коля — английским, она даже латынь учила…
— Помню, любила она латинские выражения вворачивать! — кивнул Залесский.
— Ой, важничала! — подхватила Катя. — Но ей и вправду интересно было, помню, как она к институтской олимпиаде готовилась, целыми страницами какую-то церковную книгу переводила.
— Церковную?
— Да, вроде бы старинную Библию. Говорила, что там текст построен так, что на нём лучше всего учиться. Что это вроде как база для всего остального.
— Интересно… А с родителями почему не ладила?
Ссыпав остатки гречки в эмалированную миску, Катя задумалась:
— Мне кажется, ценности у них очень разные были. Алёнка говорила: они Достоевским обедают, Моцартом закусывают. А ей другой жизни хотелось. Духовность, трудолюбие, бескорыстие — это всё родительские идеалы. Они как слой краски на ней были, колупни — отвалятся.
Катя неожиданно умолкла, в голубых глазах мелькнуло сомнение — не наговорила ли чего лишнего? Вывалила коллекцию семейных скелетов незнакомому, по сути, человеку. Залесский, не долго думая, выставил свой — из тех, что не жалко:
— Понимаю. У самого мать такая. Актриса, Шекспира и Чехова наизусть читала — а толку… Бросила меня на бабушку с дедом и экономку, сама раз в год появлялась. С виду блестящая, а внутри…
— Значит, вы понимаете, — с сочувствием кивнула Катя. — Вот и Алёнка у нас блистать хотела. Но какая-то червоточинка в ней была, к темному тянуло: к легким деньгам, праздности. А может, родители просто перекормили её высокими материями, кто уж теперь разберёт… Но в итоге она белой вороной в семье оказалась. Родители сначала боролись: Алёна, окстись, к чему ты тянешься? А она: что проку от вашего Баха и Диккенса, если я одета хуже других, и в институт на троллейбусе езжу? В конце концов, они так поругались, что родители её в воспитательных целях из дома выставили — а она и рада была. Вот только потом, после истории с судом, обратно попросилась — но не приняли. Да и я не хочу принимать, порченая она, не в ту сторону смотрит. И добра не принесет. Не умнеет с годами. Ужом крутится ради легкой жизни — но никак не ради того, чтобы кем-то стать, сама чего-то добиться. А ведь жизнь у неё могла совсем по-другому сложиться, все данные для этого были.
— А что за история с судом? — спросил Залесский.
— Это лет пять назад было. Алёна тогда жила с одним из самарских авторитетов. Он несколько автозаправок в городе держал, и пару ювелирных салонов — вот только уже тогда ходили слухи, что это прикрытие, а на самом деле он наркотой занимается. Алёнка всё говорила, врут. А потом их вместе полиция загребла. А сожитель перед арестом Алёну на перо посадил, думал, она его сдала. Полтора месяца в больнице лежала, потом год в СИЗО сидела, я лично ей передачки носила. После суда сожителя посадили, её выпустили. Ну, она к нам с мужем. Отдохнула чуток, и за старое: работать не хотела, деньги с меня тянула — мой супруг неплохо зарабатывает. А потом вообще край: попыталась моего мужа соблазнить…
Теперь Залесский понял, почему Катя говорила с ним столь откровенно: ревность и обида ещё не так языки развязывают.
— М-да, занесло нашу Алёнку… — задумчиво сказал он. — А сейчас она где?
— Да кто ж её знает! Мы как рассорились в тот раз, так я и плюнула: не буду больше помогать, не в коня корм. Пусть сама разгребает то, что натворила. Знаете, — она подняла на него взгляд, в котором обида мешалась с непониманием, — вот говорят, если человек Священное писание читает, душой светлеет, на верный путь становится. А вот Алёнка — она же отрывки из Библии наизусть знала, ещё тогда, в юности! И что?…
— Мало читать — проникнуться нужно, — пожал плечами Залесский. — Да и потом, важно, для чего читаешь: чтобы в жизни разобраться, лучше стать — или чтобы при случае цитатой козырнуть.
— Действительно… — согласилась Катя. — Слушайте, ну, может, всё-таки, чаю? Эклеры мои попробуете, печенье. Вчера пекла.
Залесский почувствовал, как засосало под ложечкой. Но всё же отказался: мало того, что обманом выудил информацию у этой симпатичной женщины, так ещё и закусить этот обман сладеньким, приготовленным ею для своей семьи? Как-то уж совсем непорядочно получалось.
— Спасибо, я недавно обедал, — соврал он. И, спешно откланявшись, спустился вниз к машине. Ещё раз набрал номер Леднёвой — абонент недоступен, возможно, сменила сим-карту. Но складывать оружие Залесский не собирался. По дороге в гостиницу думал, как выманить Алёну через соцсеть — единственный канал связи, который он знал. И придумал-таки историю с найденной Библией.
Дальнейшее было делом техники: связаться с Андрюхой Кузьменко, озадачить его компьютерного гения изготовлением поддельных фотографий — благо, подлинников с изображением Вульгаты Гуттенберга в интернете хватало. Через несколько часов получить изображения страниц, траченных временем, но с участками читабельного текста. И закинуть наживку с аккаунта Кузьмы, изменив имя на Егора Любимова, а город на Самару — партнёр сказал, что старый аккаунт вызовет меньше подозрений. И отдал пароль Залесскому, чтобы тот мог проверять сообщения и, в случае, если Алёна не позвонит, а напишет, ответить ей самостоятельно.
Оставалось только ждать.
«И ходить на свидания с Василенко, — усмехнулся Залесский, глядя, как тот вышел из такси на стоянке перед кафе, поёжился под апрельским дождиком и трусцой побежал ко входу. — Вот у меня работа: иметь дело с такими, подлыми да плюгавыми… Впрочем, не по работе я здесь, из-за Тани».
Он с равнодушным видом отхлебнул остывшего кофе, хотя внутренне подобрался: враг уже направлялся к его столику. Сел напротив, чинно подобрав брючки. И, не здороваясь, спросил:
— Как успехи в поимке мальчика?
Залесский смерил его взглядом:
— Вы говорите так, будто я обязан перед вами отчитываться.
— Никто никому не обязан, — дернул плечом Василенко. На его рыжеватых волосах блестели капли дождя. — Просто хотел поменяться информацией.
— Интересно, какой?
— Вашу девочку отследили. Хорошая идея — улететь на юг. Отдохнуть, погреться… Только почему она не осталась в Геленджике? Зачем-то поехала в Новороссийск. Ну не курортный же город! Вы ей не объяснили?
Залесскому удалось сохранить непроницаемый вид, но пальцы дернулись — так захотелось сжать в кулаке эту тощую шею, свернуть на бок нагловатую ухмылку победителя, которым себя считал Василенко! Так, не нервничать. Возможно, он знает не так много, как хочет показать.
— Новороссийск? — ухмыльнулся в ответ Залесский. — И всего-то? Вы напрасно платите своим ищейкам.
Василенко еле заметно двинул ртом, но улыбка сразу стала приклеенной. «Блефовал, — понял Юрий, и от сердца чуть отлегло. — Но всё равно нужно предупредить Таню, чтобы сидела дома, и Михалыча — пусть сам снабжает её всем необходимым».
— Что-то ещё? — спросил он Василенко, демонстративно глядя на часы.
— Слушайте, ну не делайте вид, что вы торопитесь, — скривился тот. — Мы же деловые люди, партнёры, можно сказать…
— Странное партнёрство: вы мне врёте, пытаетесь запугать. С Демидовым у вас так же было, когда наличку через аптеки качали?
— Я ничего не знаю о его делишках, — быстро сказал Василенко. — Мне просто нужны мои деньги. И я хочу сделать вам предложение: если вы поймаете его первым, и деньги будут при нем, просто отдайте мне вот такую сумму.
Взяв карандаш Залесского, он написал на салфетке цифру. Двинул белый квадратик по ярко-красной поверхности стола.
— На остальное я не претендую, — добавил Василенко. — Можете вернуть их своей клиентке. И аптечная сеть останется при ней.
— А если первым его найдете вы? — уточнил Залесский.
— Тогда вам вообще беспокоиться не о чем. Вы и ваша клиентка можете жить спокойно.
«А у Демидова не будет шансов дожить до суда», — понял адвокат. На колкость Василенко он внимания не обратил: пусть хорохорится, что ещё ему остается делать?
— Знаете, даже если вы перестанете передо мной мелькать, я не остановлюсь, — медленно проговорил он. — Буду искать Демидова, потому что он должен ответить по закону. И если найду труп, отвечать будет кто-то ещё. Например, вы. Кстати, за преднамеренное убийство дают больше, чем за обналичку.
Во взгляде Василенко вспыхнула искра ярости, но её притушил страх.
— Я не собирался идти на крайние меры, — пробурчал он.
— Я рад, — сказал Залесский, понимая, что пришла пора пожертвовать пешкой. А иначе, как пешку, он Василенко не воспринимал — за ним явно стоят другие фигуры, и деньги, которые украл Демидов, наверняка принадлежат им. Кроме того, цели засадить Василенко у него не было — главное, чтобы за решеткой оказался человек, так подло поступивший с Татьяной.
— И я был бы рад ещё больше, если бы вы всё-таки сообщили мне, если найдёте Демидова первым, — сказал юрист. — Тем более, ваше участие в обналичке ещё нужно доказать, что бы там ни начал рассказывать Демидов. Вряд ли наша доблестная, но очень ленивая полиция будет слишком глубоко копать. Это мы, частные адвокаты, привыкли работать быстро и качественно. Но и у нас есть возможность держать язык за зубами и советовать то же другим. Вы понимаете, к чему я?
Василенко кивнул, задумчиво вертя в руках карандаш.
— Хорошо, что понимаете. Надеюсь, что и с памятью у вас проблем нет. Вы же знаете, я в курсе ваших дел. И кое-кто ещё в курсе. Результаты внутреннего аудита, который был проведён в аптеках, очень показательны. А отсутствие на складе дорогостоящих препаратов, которые вы якобы продавали Демидову через подставные фирмы, говорит само за себя. История с поддельными лекарствами тоже великолепна и касается вас напрямую. Но всё это всплывёт в двух случаях: если что-то случится с Татьяной, или если вместо Демидова найдут его тело.
…Распрощавшись с Василенко, Залесский вернулся в гостиницу. Открыв ноутбук, загрузил страничку Алёны. Сердце радостно стукнуло: сегодня, впервые за две недели, она появлялась на сайте! И сообщение выглядело прочитанным. Но ответа нет.
Разглядывая её страничку в поисках нового или не замеченного ранее, Залесский думал о словах Василенко. Как его шавки выследили Таню? Насколько близко подобрались? Стоит ли рассказывать ей, оставляя наедине со страхом? Стоит ли снова срывать её с места?
Он посмотрел на фотографию Алёны, и сказал, будто она могла услышать:
— Пожалуйста, выйди на связь! Богом клянусь, я ничего тебе не сделаю, просто выведи на этого ублюдка! Я должен спасти мою Таню…
И, словно в ответ на его слова, всплыло окошко сообщения: «Здравствуйте, Егор! Да, я знаю латынь и немного разбираюсь в старых книгах. Могу помочь узнать, что именно вы нашли. Но для этого нужно больше фотографий, особенно хотелось бы увидеть фото обложки». Потерев руки — задрожали вдруг, стали слабыми — Залесский набрал: «Спасибо, что откликнулись на мою просьбу! Фото я сделаю, но, понимаете, книга без обложки. Может, лучше встретиться и я вам ее покажу?» Ответ пришел быстро: «Я позвоню вам завтра во второй половине дня, договоримся, где и когда. Но учтите, у меня только один вечер свободный, на следующий день уезжаю, и очень надолго».