Василенко пнул бесчувственное тело Макса, лежащее на заднем сидении черного «мерса», и смачно выругался. Сидеть рядом с Демидовым было противно: от него воняло, как от свиньи. Обделался, будто младенец — когда они вошли в номер, в нос сразу шибанул этот запах. Макс лежал на кровати вниз лицом, джинсы и трусы были приспущены, будто собирался снять, да так и заснул. Браткам, которых Василенко нанял для поимки Демидова, пришлось натягивать их обратно и застёгивать, чтобы не свалились по дороге. Надо было уже тогда заставить их вытереть Максу зад и поменять одежду.
Василенко закурил, но табачный дым в сочетании с навозным амбре показался на редкость противным. Он закашлялся и швырнул сигарету в окно.
— Откройте всё, вонища же, неужели не чувствуете! — визгливо сказал Василенко, и стекла в дверях машины тут же поехали вниз.
— Под клофелином он, зуб даю. Это после него организм все шлюзы открывает, — хмыкнув, обернулся с переднего сидения Леший, один из бугаев, помогавших вытаскивать Макса из гостиницы. Его брат Володя, которого почему-то называли Лёва, сидел за рулём.
— Ну так приведите его в чувство! — недовольно бросил Олег. — Или я вам плачу, чтоб вы тут ржали?
Эти самарские дурни порядком раздражали его. Но они единственные, с кем он не побоялся иметь дело: проверенные были, нашел по старым связям.
— Капельницу надо, — сказал Лёва. — Можно к Перепелу поехать, он много кого без больнички выходил.
— Так езжай! — прикрикнул Василенко.
У знака с надписью «Багры 14» машина свернула на грунтовку, затряслась на ухабах. Олег хмуро смотрел на проплывающие мимо поля, покрытые зелёной порослью. Вдалеке виднелась кромка леса.
Миновав обгоревший комбайн, стоящий на обочине, «Мерс» в очередной раз подпрыгнул на колдобине, и из салона пахнуло свежей порцией говна. «Жук навозный, — подумал Василенко, с ненавистью косясь на Макса. — Столько сил потрачено, чтобы найти эту свинью — но бабла всё равно нет. А ведь все сроки прошли, нужно было давно вернуть деньги, которые давал Максу для обналички! Теперь придётся возвращать с процентами, а счетчик тикает, каждый день наматывая приличную сумму… А тут ещё новые расходы: врачу, ведь нужно любой ценой привести в себя этот полутруп и вытрясти, наконец, из него деньги. Но он может и не прийти в себя, клофелин дело такое».
— Долго ещё? — нервно спросил он у Лёвы.
— Да минут десять, — откликнулся тот.
Вскоре они въехали в деревню, медленно покатили по улице, распугивая стаи кур и гусей. Двинулись к стоящему на отшибе кирпичному дому, обнесённому глухим забором. С его шиферной крыши густо свисали серые плети девичьего винограда, покрытые едва вылупившимися листочками. Лёва посигналил, и через несколько минут лязгнул засов калитки. К «мерсу» подскочил суетливый мужичок лет сорока: низенький, с небритым лицом и маленькими обезьяньими глазками, плутовато блеснувшими из-под низких надбровных дуг. Красная майка с Че Геварой, закатанное по колено черное трико, и взгляд, шнырявший по сторонам с показным простодушием, делали его похожим на ветерана партизанского движения.
— Здоров, Перепел! — сказал Лёва, пожимая ему руку. — Пациента примешь?
Мужик глянул в сторону деревни. Дорога была пуста, никто из местных не наблюдал за ними.
— К пристрою подгоняй, — кивнул он и пошел открывать ворота.
Василенко с облегчением выбрался из машины и, вдохнув свежий воздух, встал, с любопытством рассматривая двор. Он оказался просторным и ухоженным: тротуарная плитка, выстилавшая его, была чисто выметена, справа стоял добротный сарай, обитый бордовым сайдингом. Рядом желтел бок поленницы — будто гигантская мозаика, неумело собранная ребенком. На широкой берёзовой колоде, в которой застрял клюв топора, алела полоса свежей крови.
— Сын курицу рубил, в первый раз, — сказал Перепел, проследив за взглядом Василенко. — Накосячил мальца. Оно ж бегает.
— Может, нашему тоже башку отрубить, чтоб забегал? — криво улыбнулся Олег.
Перепел блеснул зубами и поинтересовался:
— А чего приключилось?
— Коктейль с клофелином выпил.
— Не полезно, — с сочувствием кивнул Перепел. И крикнул бугаям: — В пристрой заноси! Да не вперёд ногами!
Василенко направился за ними — по бетонному трёхступенчатому крыльцу, мимо толстой железной двери, явно сваренной вручную. Пристрой состоял из крохотной прихожей и двух комнат: маленькой, с застеклённой дверью, из-за которой пробивался синий свет кварцевой лампы, и побольше — та была открыта. Посредине стояла кушетка, застеленная клеёнкой — почему-то цветастой, такую кладут на дачные столы. Вверх от кушетки уходил железный штатив для капельницы. Вдоль стен расположилась пара узких застеклённых шкафчиков, в которых теснились батареи пузатых медицинских склянок, коробки с лекарствами, пачки ваты. Здесь же стояла покрытая той же цветастой клеёнкой деревянная тумбочка, на которой стояла двухконфорочная электроплитка. Рядом железными горками высились разнокалиберные стерилизаторы, лотки, и прочая дребедень.
Демидова уложили на кушетку. Перепел нацепил мятый чепчик и облачился в замызганный белый халат; голые ноги, заросшие тёмными волосками, нелепо торчали из-под подола. Шаркая тапочками, он деловито суетился: измерил Максу давление, посветил в глаза фонариком, раздвинув пальцами веки. Открыл стеклянный шкафчик с лекарствами — тот, потревоженный, мелко затрясся, зазвенел, недовольно блеснул открытой дверцей. Перепел достал пару пузатых бутылок с круглыми алюминиевыми крышками, и зашуршал, распаковывая капельницу. Поймав напряженный взгляд Василенко, беззаботно бросил:
— Не парься, жить будет.
Василенко почувствовал себя так, будто долго тащил на хребте бревно — и, наконец, его бросил. Он распрямил плечи, втянул носом колючий озонированный воздух. В горле сразу запершило. Он недовольно сглотнул и спросил у братьев:
— Выпить есть?
— Так в машине, в бардачке — фляга, — отозвался Леший.
Василенко вышел на улицу, закурил, подходя к «мерсу». В бардачке действительно нашелся коньяк. Олег отхлебнул, и пошел прогуливаться по участку, то и дело прикладываясь к фляжке.
За домом оказалось г-образное пространство, полностью отведённое под сад и огород — только в дальнем конце стояла кирпичная баня и два деревянных сарая: в сетчатом загоне возле них бродили белые и рыжие куры. А рядом спал трактор «Беларусь», выкрашенный весёленькой голубой краской. Но решётка радиатора была тёмной, как чёртовы рёбра, сбоку капота выпирали черные железные внутренности. Будто доктор-садист вспорол пациенту брюхо, и не удосужился зашить.
В голове у Василенко заворочалась какая-то хищная мысль — ещё не оформившаяся, призрачная. Он покусал губы, вспоминая всю эпопею с Демидовым. Гадёныш, столько времени и бабок на него извёл!
…Он вышел на след Макса, когда просматривал видео с камер ГИБДД — жопой чувствовал, что тот поедет в родную Самару. И не ошибся: знакомый автомобиль несколько раз мелькнул на трассе и свернул по направлению к Коломне. Василенко пришлось ехать туда самому. Он гулял по авторынкам, шерстил с помощью знакомых гаишников автосервисы и конторы такси. Потратил немало времени и денег, но, в конце концов, повезло: один из таксистов узнал Демидова по фотографии, вспомнив, что отвозил его из дома отдыха «Аврора» в третьесортную автомастерскую. Ну а дальше было просто: взяли хозяина мастерской за жабры, он и раскололся. Сказал, какую машину Макс забрал вместо своей, дал номер мобильного, с помощью которого они держали связь. Василенко пробил его — оказалось, что уже с неделю эта сим-карта не в сети, но в последний раз её пеленговала вышка при въезде в Самару.
Олег поехал туда, снял номер в шикарном отеле, походил лошком, спрашивая с невинным видом, где найти компанию для игры в покер. Тем же вечером к нему подсел в баре тучный мужик, завел разговор о картах — прощупывал. А когда понял, что Василенко свой, пригласил его на партию. Потом они играли в других местах, он знакомился с новыми людьми, и каждому из них показывал фотографию Макса. Один партнёр его вспомнил, порассказывал кое-что о девяностых: о Максовом карьерном взлёте от простого водилы до рэкетира и замдиректора банка. Обмолвился и про Алёну, но в тот момент Олег не придал этому значения — и, как выяснилось, зря. Ну а сегодня утром к нему подошел один из партнёров, с которым играли на прошлой неделе. И сказал, что накануне видел Демидова в отеле «Прибрежный» — мол, он приятель хозяина, познакомились вчера за покером…
Он вернулся к дому, отдал фляжку с коньяком стоявшим на улице Лёве и Лешему. И снова пошел в пристрой. Перепел сидел возле Макса, чинно сложив руки на коленях, и наблюдал за капельницей.
— Ну как он? — спросил Олег.
— Лучше уже, — мотнул головой Перепел. — Минут через сорок пробздится. Вы куда его потом?
— Да тут поговорим. А если не скажет, что хочу услышать, придётся силу применить.
Перепел почесал переносицу и глянул с опаской:
— Ну, насчет силы я вот что скажу: если здесь прессовать будете, то тариф тройной.
— Деньги не проблема, — повёл бровью Василенко. И, подойдя к окну, снова посмотрел на огород. Синяя «Белорусь» по прежнему стояла там.
— Рабочий? — хмуро спросил Василенко.
Доктор Перепел подошел к окну, хмыкнул:
— Куда ж без него.
Повисла пауза.
— А твои — дома? — искоса глянул Олег.
— На базар поехали. Я ж говорю — сын курятины нарубил. А жена зеленуху повезла. У нас с ней уговор: что продаст — то её, тратит, куда хочет. А я вот… лечу. И язык за зубами держу, — с намёком сказал Перепел.
— Я тоже держать буду. И заплачу хорошо. Если дашь на тракторе прокатиться, — Василенко сжал кулак и показал большим пальцем через плечо — туда, где лежал Демидов. — Память вот этому вернуть, если отшибло.
— Только со двора потом его увезите, — кивнул Перепел. — Я огород-то вспахал уже и засеял, закапывать негде.
Василенко молчал, обдумывая, шутит он, или последняя фраза была сказана на полном серьёзе.
— Умммбэээ… — застонал Демидов. Его голова прерывисто задвигалась, изо рта толчками вырывался воздух — будто лопались невидимые пузыри.
— Это он блевать хочет, а нечем, — деловито прокомментировал Перепел. — Видать, не жрал ничего с утра. Сейчас ещё в туалет запросится, я ему мочегонку вколол. Ну и всякое прочее, чтобы в себя пришел быстрее.
Он вернулся к кушетке, начал натягивать на руку Макса манжету тонометра. Демидов приоткрыл глаз, посмотрел, не узнавая. Василенко осклабился и помахал ему рукой.
— Ровнее лежи! — гаркнул на Демидова доктор. Тот снова уронил голову на кушетку. Тонометр порычал, накачивая воздух, а потом будто выплюнул его. Пискнул, выдавая результаты.
— Ну вот, сто десять на семьдесят, — удовлетворённо сказал Перепел, и похлопал Демидова по щекам: — Алё! Ал-лё! Ссать хочешь?
Макс вяло кивнул.
— Щас утку дам, — пообещал доктор. И пояснил Василенко, натягивая резиновые перчатка: — А то свалится, кумпол расшибёт.
Олег брезгливо отвернулся, пока врач помогал Демидову облегчиться. Когда журчание за спиной прекратилось, он выждал ещё пару минут и снова повернулся к Максу. Взгляд Демидова заметался — узнал, собака! Макс поднял руку, потёр лоб.
— Чё, башка болит? — хмыкнул Перепел. — Так нефиг пить, что попало! Кто тебя опоил-то?
— Чем? — Демидов растерянно потёр лоб. — Я не помню…
— Э, ты бы не включал здесь кинофильм, — угрожающе сказал Василенко. — Не помнит он.
— А, может, и не помнит, — неожиданно вступился врач. — Клофелин кукушку отшибает. Что было перед тем, как он коктейль выпил, точно не скажет. Пока.
— И надолго это? — нахмурился Василенко.
— Как пойдёт.
— Но недавние события он помнит же? — допытывался Олег. — Что неделю назад было, и раньше?
— Должен, — кивнул Перепел.
— Слышь, Олежа, браток, — просипел Макс, — я тебе объясню. Я ж всё сделал по-правильному: доверенность от Таньки настоящая была, цену на аптеки скинул, как ты просил. А что я те бабосики взял, которые лишними были — так я верну.
— Вот только ты мне забыл рассказать, как доверенность получил, — мрачно сказал Василенко. — Ты хоть в курсе, что жена твоя в тот же день из ивээса вышла? Адвокат у неё нашелся, бучу поднял. Так что обломался я с аптеками. Остался и без бабла, и без прачечной. Да ещё и важным людям денег должен. Ты же их спёр!
— Я всё верну! — остатки хмеля понемногу слетали с Макса, но язык ещё ворочался с трудом. — А что потратил — отработаю.
— А как вернёшь-то? — вкрадчиво спросил Василенко. — Денег в номере не было. Только сейф пустой.
— Как — не было? — обескуражено уставился на него Демидов.
— А вот так. Может, ты бабе своей код сказал?
Макс вскинул на Василенко враз потемневший взгляд, в котором проступили злоба и ревность.
— Не говорил я ей!.. — и тут же осёкся. Сморщил лоб, будто от резкой головной боли. В глазах появилась обиженная растерянность, уголки губ скорбно опустились. Он сцепил пальцы, и Василенко увидел, что его руки дрожат.
— Баба, значит, взяла, — резюмировал Олег. — Развела тебя, как лоха. Про любовь, поди, говорила? А сама — клофелинчику в коньячок…
— Она ни при чем, — упрямо буркнул Макс. — Это я чемодан перепрятал. А куда — не помню.
— А что перепрятывал — помнишь? — уточнил Василенко.
— Ну да.
Олег смотрел на него, прищурившись, зло покусывая губы. Демидов сидел, опустив голову — с поникшими плечами, будто побитый. Его лицо казалось морщинистым и дряблым, будто он постарел сразу на двадцать лет.
— Ничего личного, Макс, — сказал, наконец, Василенко, — но сейчас я верну тебе память.
Он повернулся к Перепелу:
— Верёвка есть? — тот кивнул. — Тащи. И подгоняй трактор.
Он вышел во двор. Братья сидели в «мерсе», лузгая семечки. Василенко объяснил им задачу, и через минуту они вытащили из подсобки Демидова — тот повис у них на руках, почти не сопротивляясь. Казалось, ему было всё равно, что с ним станет.
Следом показался Перепел, который нёс в руках внушительный моток толстой верёвки. Бросил её Василенко, а сам скрылся в направлении огорода.
Олег отмотал длинный кусок, и, положив верёвку на колоду, рубанул топором. Потом отрубил второй кусок. Лёва и Леший уже прижали Макса к земле посреди двора. Василенко бросил им куски верёвки и вытащил сигарету, глядя, как они вяжут узлы вокруг запястий Макса. Закурил, прислушиваясь: на огороде утробно запыхтел трактор.
— Давай веревку! — скомандовал он Леве, и тот послушно протянул ему конец своего куска. Василенко протиснулся за поленницу, и обвернул верёвку вокруг заборного столба. Протравил, пока привязанная рука Макса не вытянулась к забору. Натянул веревку, как струну, и завязал узел.
— Теперь твою, — сказал он Лешему, обходя лежащего на земле Демидова. Забрал верёвочный хвост, и проделал то же самое — но закрепив его на противоположной стороне, где стоял бетонный столб под электросеть. Братки отошли от Демидова. А он, распятый за земле, услышал приближение трактора и беспокойно завошкался, озираясь. Сказал угрожающе:
— Э-э, не беспредельничайте! Вы что задумали?
Но в голосе проскальзывал страх.
— Атракцион! — сделав лицо мрачного шута, возвестил Василенко. — Возвращение памяти со скоростью пять километров в час.
Демидов попытался сесть, но растянутые руки не давали даже оторвать плечи от тротуарной плитки.
— Вы, уроды, я ж вас уничтожу! — заорал он, пытаясь оборвать верёвки. Его лицо покраснело, на лбу выступил пот.
А во двор вырулил трактор, и остановился, угрожающе ворча.
Демидов запрокинул голову и уставился на него, испуганно выкатив глаза. Василенко встал над ним, держа в руке тонкий прутик.
— Так где же мои деньги? Припоминаешь?
— Да не помню я! — извиваясь, выкрикнул Макс. — Бля буду, не помню!
— А так? — Василенко провёл прутиком по его лицу, чувствуя, как внутри нарастает злость. Пощекотал под подбородком; Демидов втянул его, и тот ушел в складки шеи, как черепашья голова. Хлестнув Макса по губам, Олег залез кончиком прута ему в нос. Демидов дёрнулся, как укушенный, и оглушительно чихнул. Братки дружно заржали.
— Лучше сейчас скажи, — вкрадчиво сказал Василенко. — Так где мои бабосики?
И он пощекотал в другой ноздре. Демидов отпрянул, но вновь не сдержался — чихнул. Из его носа вылетела сопля и легла в угол рта.
— Какой-то ты жадный в последнее время стал, Максимушка, — посетовал Василенко. — Сначала жену свою обобрал до нитки. В тюрягу чуть не отправил, ни за что. Потом мне решил накозлить. Тоже ни за что. Думал, всё тебе с рук сойдет?
Макс смотрел на него молча, но в глазах всё ярче разгорался страх.
— Значит, думал, что сойдет… — вздохнул Василенко. — Придётся тебя переубедить. Чтобы ты руками своими загребущими не лазил, куда не надо. Но ты, если память вернётся, скажи. Только быстро говори, чтобы я успел притормозить.
Отбросив прутик, Олег направился к трактору. Злость и неутоленная жажда мести кипели в душе. Он вспомнил всё. Как чувствовал себя последним лохом, поняв, что Демидов его кинул. Как оправдывался перед людьми, которые доверили ему деньги. И как его прессанули через неделю после бегства Макса, в оконцове сказав, что ставят на счётчик. Как бегал по Коломне и Самаре, унижался, пытаясь выведать хоть что-то. Сколько бабла слил в покере, пока удалось найти этого урода. Всё, он всё помнил!
Василенко забрался в кабину и посмотрел через лобовое стекло на привязанного Демидова. А потом утопил педаль сцепления, сдвинул рычаг переключения передач, и отпустил педаль. Трактор дрогнул и медленно попёр вперёд, а Олег, злорадно сжав губы, вывернул руль вправо.
Глаза Демидова выкатились и он заорал, быстро дёргая ногами — танец обезумевшего паяца, так дрыгаются ноги у кукол над ширмой, когда кукловод заставляет их злиться или трусить. Василенко остановил трактор и высунулся из кабины.
— Ты что-то хотел сказать? — спросил он.
— Я правда не помню, где они! Не помню!!! — скулил Демидов. — Подожди, Олежа, братан, дай в себя прийти!
— Может, баба твоя подскажет? — уточнил Василенко.
— Ни при чем она! — Макс набычился, в голосе зазвенело упрямство.
…Конечно же, он знал — деньги взяла Алёна. Понял это в ту самую минуту, когда Василенко сказал про открытый сейф. Знал — но сначала не мог поверить. Это был удар такой силы, что махом отправил в нокаут. Будто протаранил душу, разбив стену иллюзий. И оставил на её месте огромную дыру, в которую заглядывать-то страшно. Алёна!.. Он ведь в лепёшку ради неё, а она почему-то… Почему? Подпоила его, забрала всё и сбежала. «Я же люблю тебя, а ты снова ушла, — думал он, чувствуя, как в душу возвращается неизбывная тоска, мучившая его последние четырнадцать лет. — И ты ведь тоже любишь меня. Тогда почему так?… Зачем?… Ведь у нас всё было. Да я бы ещё заработал, да купили бы мы дом и всё, что ты хотела…»
И потом, когда его вытащили во двор и повалили на землю, думал: будут пинать, почки, печень отобьют — но он ничего про неё не скажет. Когда привязали к столбам, думал: будут издеваться, унижать — ну и пусть, он всё стерпит ради неё. Потом найдет, вернёт как-нибудь… Бросит пить, играть, бросит делать всё, что её бесило. Перестанет обращать внимание на её шрам, примет, какой есть. Лишь бы рядом была. Лишь бы была рядом…
Даже когда он увидел трактор, решил: если будут убивать, я всё равно ничего про неё не скажу. Просто умру молча. Ведь это даже хорошо — умереть, потому что уж лучше так, чем тосковать по ней до скончания века.
А потом трактор попёр на него. Остановился, давая последний шанс — и снова попёр. Черное ребристое колесо — тяжеленное даже на вид — надвигалось на него, роняя комья грязи: будто бешеный зверь, изо рта которого капает слюна. И этот зверь рычал, а колесо с каждой секундой становилось всё больше — и всё ближе к его правой руке.
Макс замер от ужаса, поняв, что задумал Василенко. И заорал, когда колесо медленно надавило на руку и расплющило её. Кости захрустели, как раздавленные горошины. Выгибаясь и сумасшедшее дёргая ногами, Демидов завизжал:
— Стой! Я скажу!.. Алёна, с-с-сука!..
И трактор тут же смолк, выпустив из твердых чёрных зубов его руку.
Вспышка боли пронзила его — ещё сильнее, оглушительнее, ярче. Он снова заорал, почти теряя сознание. Всё тело мелко тряслось, затылок дёргался, поднимая и опуская голову странными механическими движениями. Руку словно накачали жидким металлом, она болталась, как резиновая. Демидов часто моргал, разгоняя белёсую муть, застлавшую глаза. А когда проморгался, увидел над собой перевёрнутое лицо Василенко.
— Так, всё-таки, Алёна? — полуутвердительно спросил он.
— Да, я всё расскажу, только не дави больше! — зарыдал Демидов. — Алёна Леднёва, телефон у меня в сотовом, пробей сам, потому что я правда не знаю, где она живет. Кроме неё, некому было взять. Она это!
— Давно бы так, — сказал Василенко.
Презрительно сплюнув, он отошел в сторону и закурил.
— Руку! Руку мне залатайте! — умолял Макс, мотая головой, чтобы стряхнуть слёзы. — Я отработаю! Я помогу найти бабло, живцом буду!
Василенко вопросительно посмотрел на Перепела.
— Не-е, — протянул тот. — Тут рентген нужен. И нейрохирург.
— Тогда в больницу отвезите, пожалуйста! — всхлипнул Демидов.
— Так ты же там расскажешь всё, — развёл руками Василенко. — Как тебя трактором давили, как деньги вернуть убеждали… Хотя нет, ты же не скажешь! Ведь тогда придётся объяснить, что за деньги, и почему они были у тебя.
Он явно издевался.
— Да понял я, понял! — всхлипнул Макс. — Отвяжите! Я сам доберусь, скажу, что несчастный случай, ДТП… отоврусь как-нибудь!
Что-то звякнуло. Василенко вынул из кармана смартфон, провел по экрану пальцем и обрадовано вздёрнул брови. Пропущенный от Залесского, а он за рёвом трактора и не слышал. А теперь СМС. С хорошими новостями.
— Отвязывайте! — махнул он браткам, а сам пошел за угол дома, перезвонить.
«Спрошу, где он взял деньги, — решил Олег. — Если будут совпадения с тем, что сказал Макс — значит, это не ловушка».
— Демидов у вас? — спросил Залесский, не здороваясь.
— Да. А у вас, как я понимаю, мои деньги, — ответил Василенко. — Просто чтобы убедиться… Скажите, где вы их взяли?
— У любовницы Демидова. Некая Алёна Леднёва.
— Тогда это действительно мои, — улыбнулся Василенко. — Где обменяемся?
— Где вам угодно.
— Тогда давайте у поворота на деревню Багры. Там ещё табличка есть — Багры, четырнадцать.
— Буду через полчаса, — холодно сказал Залесский.
Василенко почесал нос, раздумывая. Всё-таки будет лучше, если Макс заговорит, когда они уже будут далеко.
— Слушай, а можешь ему вколоть что-нибудь посильнее? — тихо спросил он, подойдя к Перепелу. — Чтобы проспался, как следует.
Тот оценивающе глянул на Демидова, который сидел на земле, баюкая больную руку. И кивнул:
— Проспится. Оно ведь ещё и обезболивает.
…Макс был в полной отключке, когда Лёва и Леший перетащили его на заднее сидение машины Залесского. Василенко открыл чемоданчик, поворошил пачки с деньгами.
— Вроде бы, почти всё на месте, — сказал он.
— А вы думали — я вам кукол* напихаю? — Залесский посмотрел на него, как на идиота. — Надеюсь, ваши претензии по поводу аптек отпали?
— Это были его претензии, — Василенко кивнул в сторону Макса и пошел к "мерседесу".
Закурив, Залесский достал вторую пару наручников и пристегнул к дверце машины здоровую руку Макса. Набрал номер Кузьмы:
— Андрюха, отпускай барышню. И накрывай на стол, есть, что отметить.
— Поймал? — радостно хохотнул Кузьменко.
— Да. Только он какой-то потрепанный весь, — Залесский перегнулся через спинку сидения и оглядел лицо Макса. Тот дышал еле слышно, и — будто через раз. Озадаченно сдвинув брови, адвокат отогнул край заляпанного кровью полотенца, намотанного на правую руку Демидова. На месте пальцев багровело и пухло кровоточащее месиво, и желтоватая пластинка ногтя свисала с указательного пальца на тонкой кожистой сопле. Залесский присвистнул и сказал Кузьменко: — Слушай, я его сперва в больницу сдам. Сдаётся мне, его дружки пытали. А это, как мы знаем, статья.
И, уже отъезжая, он пробормотал себе под нос:
— М-да, жизнь… Придётся спасать того, кого удавить бы…
____________________
*кукла (здесь) — фальшивая пачка денег