- Что вы хотите сказать?
- Я из Нью-Йорка. И в то же время - нет.
Она засмеялась переливчатым мягким смехом, непохожим на ее глаза.
- Примерно то же самое, - сказал он, - я мог бы сказать о вас.
Она приподняла подбородок с ямочкой посередине.
- Вы не похожи на танцовщицу. И в то же время похожи.
- Вы тоже проницательны. Я танцовщица, но очень плохая.
- Я этого не говорил.
- Зато я говорю. - Он поднес ей огня, и она закурила сигарету. - Если б я была хорошей танцовщицей, я бы не ужинала по ресторанам с незнакомыми людьми.
- Значит, вам приходится это делать?
- Не поймите меня неверно. Во всяком случае - не с каждым встречным и поперечным.
- Я знаю, что вы меня предварительно рассмотрели. - Вдруг он вспомнил, что она вышла без его орхидей.
Она смеялась.
- Отлично, - сказал он, - я вам очень благодарен за откровенность. Постараюсь отплатить тем же. У меня есть то, что нужно вам, и вы получите, сколько найдете уместным попросить. А у вас есть то, что нужно мне. Могу я получить это?
Она доела свиную отбивную, медленно прожевывая ее и запивая вином. Ее маленький ротик был теплый и влажный. Потом она спокойно посмотрела на него, и в глазах у нее появилось что-то от плодоносной нежности ее тела.
Она тронула его руку.
- Поедем ко мне, - сказала она, приподнимаясь. Потом снова села. Постарайтесь меня понять. Я не могу оплачивать свою квартиру из тех денег, которые получаю в театре. Вы это знаете. Но из этого еще не следует, что я готова принять любого, который позвонит у моих дверей. У меня острый глаз.
- Значит, мне посчастливилось.
- Поедем ко мне.
Она зажгла свет в маленькой гостиной, убранство которой ей, вероятно, казалось изысканным. Розовые абажуры затеняли бра; с потолка спускалась люстра из переливчатого стекла; кабинетный рояль, загромождавший середину комнаты, был прикрыт вышитой розами испанской шалью, на которой плясал зелено-бронзовый фавн.
- Погодите тут, пока я переоденусь, - сказала она и вышла.
Он остался стоять, разглядывая натертый паркет, турецкий ковер.
Она возвратилась в бледно-зеленом пеньюаре, в легких волнах которого тело ее было крепким и твердым. Ее волосы, рыжие, с металлическим отблеском, сзади низко спускались на шею, а с выпуклого, как у ребенка, лба были зачесаны назад. Маркэнд взял ее руку, пробежал ладонью до оголенного плеча и притянул ее к себе. У нее были слабые, девичьи бесстрастные губы. - Что ж, именно этого ведь ты и хотел? - Едва заметная судорога прошла по его телу.
- Сядем, - сказал он взволнованно.
Она села на скамеечку у его ног. Ее груди были маленькие и твердые, точно яблоки, но кость широкая, а на плечах и у затылка уже намечалась полнота. - С появлением детей, - думал Маркэнд, - у нее разовьется грудь. - Он поглядел на ее губы; их вкус охладил его; в поцелуе они оставались безжизненными. Можно ли обладать женщиной, спрашивал он себя, не целуя ее губ?
- Расскажите мне о себе, - попросил он, зная, что это говорит его тревога.
- Хорошо. Только не ожидайте от меня рассказа о том, как "я оказалась жертвой роковых обстоятельств".
- Готов побиться об заклад, что вы из провинции, как и я.
- Я так и знала, что вы - провинциал! Парочка провинциалов, которым повезло в столице!
- А вам повезло?
- У меня не было ни гроша в кармане и ни души близких, когда я приехала в Нью-Йорк.
- Сколько вам лет?
- В августе будет двадцать.
- Что вы делали до приезда сюда?
- Я из Лимы, штат Огайо, если это вас интересует. Работала в парикмахерской, самой лучшей в городе, маникюрила мозолистые лапы проезжих коммивояжеров. Скопила триста монет тайком от па и ма - знай они об этом, они б стали драть с меня больше за квартиру и стол. По понедельникам, средам и пятницам вечером я танцевала в Парижской школе салонных танцев. Сперва брала уроки, потом сама их давала. Ну вот, папашка, хватило с вас?
- Ваш отец был, наверное, рабочий?
- А как же. Сигнальщик на "Пенн". Ма работала на фабрике, пока не заболела. Еще что прикажете? - шутливо спросила она тоном кельнерши.
- Я когда-то работал в механической мастерской.
- Вот и чудесно! Парочка провинциальных ребятишек пролезла в класс богатеев и живет припеваючи.
- Что вы называете "жить припеваючи"?
- Детка, я копила денежки, когда полировала чужие ногти, коплю денежки и теперь. А кроме того, я берегу свое здоровье.
- Здоровье, правда, замечательное.
- Рано или поздно наступит и для меня счастливый день.
- Как же это, Бетти?
- Не знаю, "как" я этого достигну, зато знаю, "чего" я хочу. Когда-нибудь я позволю себе растолстеть! - Она приподняла руками свои груди, как будто их тяжесть была так велика, что тянула ее торс книзу. Вот когда придет такой день, что мне можно будет начать толстеть, тогда я и буду счастливой! - Она расхохоталась, потянулась кверху и поцеловала его в губы. Прикосновение ее тела к его коленям разожгло его; ее губы охладили его.
- Сколько вы мне дадите, папаша?
- Пока еще не решил.
- Ну-ну, не пугайте! - Она ущипнула его за нос. - Мне это сейчас все равно. Честное слово, все равно. Конечно, завтра я буду думать иначе... А через пятнадцать лет - и подавно. По сейчас мне безразлично. Вы мне нравитесь. Я бы вас теперь не отпустила, даже если б вы дали мне фальшивую бумажку.
- Смешная вы девочка.