Старика бросило в дрожь.
- Когда она слегла, - он обращался к одному Маркэнду, - все осталось, как раньше. Она во всем требовала порядка. И волосы причесывала всегда, точно в церковь собиралась.
- Бьюсь об заклад, что ваша жена не так уж вас обожала; разве что тогда вы были совсем другой, - сказал Лоуэн.
- Я заботился о ней... Я ей покупал красивые шали, чтобы она могла кутаться в них, лежа в постели.
- Это-то верно, - сказал Лоуэн, - когда она заболела, вы о ней заботились. А вот когда она была молодая и здоровая, что вы делали или что вы забывали делать?!
Старик лишь смутно догадывался, о чем говорит Лоуэн, и не обращал на него поэтому большого внимания; он продолжал рассказывать. Но Маркэнду стало не по себе: куда же девалась его симпатия к трогательно преданному старику? Почему в нем вызывал симпатию и зависть Лоуэн, "революционер-бродяга", как он себя называл, - человек, так грубо нарушавший законы благодарности и уважения к старшим?..
Да, Лоуэн нравился ему. Но при чем здесь эта дымная комната, в которой он сидит? Здесь воздух спертый, как в доме старого фермера, а пахнет еще хуже, и никому не приходит в голову отворить окно. Воздух такой спертый, что вот-вот взорвется.
Вуд ни разу не сел, ни разу не снял свою широкополую черную шляпу. Время от времени он бросал на Маркэнда косой взгляд. Вуд направлялся на Западное побережье из Патерсона, Нью-Джерси, где он провел успешную забастовку на шелкопрядильных фабриках и отсидел за это в тюрьме. В комнате разговор шел о борьбе шахтеров Лэнюса. Каждый из шести присутствовавших канзасцев обращался только к Полю Вуду, но он ничего не отвечал, слушал и продолжал молчать. Тревожился ли он об их деле? Он напоминал Маркэнду большого искалеченного мальчишку; значит, наверно, тревожился. То, что говорили о лэнюсской забастовке, не доходило до Маркэнда; он понимал каждое слово, но не мог схватить суть. Вдруг Вуд спросил Маркэнда:
- Вы умеете править автомобилем?
- Да, - сказал Маркэнд; его изумило, что этот большой человек помнит об его присутствии.
Разговор продолжался, дым становился все гуще.
Вуд вытащил из кармана серебряные часы.
- Ну, прощайте пока, - сказал он. А потом посмотрел на Маркэнда. Маркэнда сразу бросило в жар и в холод. Может, это был чисто зрительный эффект, результат физического недостатка, но глаза Поля Вуда, казалось, смотрели на него и в то же время сквозь него, словно его вовсе тут и не было. "Ну ты, франт, - говорили эти глаза, - ты что ж, действительно с нами?.. Это, впрочем, неважно, с нами ты или нет. Неважно, ты ли, другой ли".
Гру проводил Вуда в переднюю. Вскоре он возвратился, в первый раз улыбнулся Маркэнду и положил ему руку на плечо.
- Вот, товарищ, нашлась для вас работа. Дело, правда, пустяковое, но несколько дней сумеете на нем перебиться, а если вы справитесь, может быть, подвернется и еще что-нибудь. Трое из наших ребят должны завтра попасть в Лэнюс. Поездом им не годится ехать, пешком далеко. У нас есть автомобиль, вот вы и повезете их.
- Надеюсь, приятель мой Лоуэн тоже едет?
- Только не я, - протянул Лоуэн. Он молча сидел в углу с тех самых пор, как Вуд вошел в комнату. Он был влюблен, как все юноши, и его сердце принадлежало этому человеку, который пришел из шахт Монтаны, из тюрем, из-под пуль и побоев стрелковой охраны, чтобы вывести рабочих из глухих стен старого мира навстречу новому. Он просидел весь вечер в молчаливом благоговении. Но сейчас его непочтительная натура дала себе волю. Шахтеры - народ не по мне: уж очень у них работа постоянная. Мне кое-кто из ребят в Лэнюсе говорил, что они сто пятьдесят дней в году проводят под землей. Это дело не по мне. Я иду вслед за жатвой, если она не слишком быстро подвигается вперед.
И Маркэнд увидел, что их немедленная и бесповоротная разлука принимается Лоуэном без всякого огорчения. Даже дружба, если она требовала длительной привязанности к товарищу, казалась Ларри Лоуэну проявлением собственничества и потому проклятьем. Товарищеская приязнь, легкая, как воздух, соединяла их в прерии. А теперь - до свидания, и всего доброго.
Маркэнд вел "форд" (должно быть, один из первых, выпущенных в Детройте) по дороге в Лэнюс. Чем дальше от него отходили беседы у журчащего ручья в прерии и за столом старого фермера, тем меньше ему нравилась эта "революция", которую раньше он воспринимал как часть звонкого хохота Ларри. Чем стала она, когда холодные прищуренные глаза Вуда сменили озорные глаза Ларри? Чем была она здесь, в машине с тремя угрюмыми пассажирами? Человек, сидевший рядом с ним, был таким крепким на вид, что, казалось, мог бы грызть гвозди (голова его по форме напоминала пушечное ядро, и спутники называли его Кэннон Болл) [cannon-ball - пушечное ядро (англ.)], но, несмотря на это, он беспрестанно повторял: "Осторожнее, не нужно торопиться. Не налететь бы на что-нибудь" - точно слабонервная старуха.
- Вы первый раз едете в автомобиле? - попробовал поддразнить его Маркэнд.
Но тот нахмурился и ничего не ответил.
Показался Лэнюс - куча унылого вида домишек в кругу шахтных копров и груд шлака. Они остановились на главной улице, перед бильярдной "Эксцельсиор".
- Ждите здесь, - сказал Кэннон Болл, - и не уходите от автомобиля. Если выскочит кто-нибудь из помощников шерифа с винтовками, помните: вы таксист из Централии, и не их чертово дело, зачем вы тут. Кричите, ругайтесь, вас они не могут тронуть. - Он мотнул своей круглой головой спутникам, сидевшим сзади, и все трое вошли в бильярдную.
Город был глухо пульсирующей опухолью на теле прерии. Маркэнд чувствовал его напряженное давление. Всюду по двое, по трое слонялись люди. У одних были винтовки, другие, большей частью те, что расхаживали парами, имели револьверы. Большинство вооруженных винтовками были долговязые длинноголовые парни; у многих на кепках торчали приспособления для шахтерской лампочки. Они казались растерянными. Кольт у пояса носили помощники окружного шерифа, фактически - наемные убийцы и профессиональные штрейкбрехеры на жалованье у шахтовладельцев. Их лица резко отличались от лиц шахтеров: гладкие, невыразительные, очень мало человеческие, слишком тупые для удивления или даже испуга. Кое-кто из них подошел ближе, поглядывая на незнакомый автомобиль, но Маркэнда они не трогали. На мрачной улице попадались и прохожие - женщины с узелками, мужчины, одетые по-городскому. Это были торговцы и их жены, жившие за счет шахт и шахтеров. Они шли торопливым шагом, точно ожидали, что мостовая вот-вот взорвется под их ногами.
Кэннон Болл вышел на улицу вместе с незнакомым человеком в шапке шахтера и с винтовкой в руке. Они поехали к городской окраине, свернули в переулок и остановились у амбара, скрытого за высокой изгородью. Пока Маркэнд сидел за рулем, его пассажиры подняли заднее сиденье и вытащили несколько деревянных ящиков.
- Что это? - спросил Маркэнд.
Кэннон Болл не отвечал; вместе со своими спутниками он перенес ящики в амбар и запер их там.
- Я спрашиваю, что я перевозил, - повторил Маркэнд.
- Вы лучше спросили бы, как вам удрать до взрыва, - сказал Кэннон Болл.
- Это динамит?
- А хотя бы и так?
Маркэнд соскочил на землю, и оба его спутника тотчас же подошли к нему.
- Это нечестно. Я не давал согласия перевозить динамит.
- Ах, извините! Мы и не знали, что стачкой руководите вы.
- Значит, вы хотите взорвать шахты?
Человек с винтовкой улыбнулся; он был умнее Кэннона Болла и понял, что Маркэнд не только возмущен, но и озадачен; этот слабак шуму не поднимет.
- Нет, - сказал он, - мы собираемся выпалить в небо молитвой о мире и добром согласии.
- Можете передать своим товарищам, что они бесчестные люди, - сказал Маркэнд. - Вы не имели права нанимать меня, не сказав, что я должен буду делать. Я твердо намерен...
- Что?! - зарычал Кэннон Болл, в то время как шахтер хладнокровно вскинул к плечу винтовку.
- Не беспокойтесь, - сказал Маркэнд. - Я ничего не расскажу.
Он пошел прочь. Он не был ни на чьей стороне, и от этого ему стало грустно. Он пошел назад, на главную улицу. - Да, здесь идет борьба. - Он видел это. Каждый человек в городе был либо на той, либо на другой стороне. И различить их было нетрудно. На одной стороне - медлительные кряжистые парни с винтовками, слоняющиеся у бильярдных, топчущиеся на мостовой. На другой - лавочники, помощники шерифа, жены торговцев (а где жены шахтеров?). - С кем же я? С безучастными помощниками шерифа; с запуганными женщинами, вышедшими купить бараньих котлет; с клерками. - Это было ему неприятно. Но другая сторона обманом вовлекла его в свои дела. Сам того не зная, он перевозил взрывчатые вещества, рискуя попасть в тюрьму в случае неудачи. Ему вспомнился двойной взгляд Вуда - на него и сквозь пего... Недостаток уважения к личности, конечно; но этот Вуд боролся с голодом; а разве голод и нужда уважают личность?
Маркэнд вошел в бильярдную "Эксцельсиор". С десяток шахтеров, молодых и стариков, сидели за столиками и у стойки, в глубине комнаты. У Маркэнда было несколько долларов, которые еще в Централии уплатил ему Гру; он спросил кружку пива (запрещенного) и потягивал горьковатую жидкость, наблюдая за посетителями. Они нравились ему. Они так спокойно играли и разговаривали. Они, казалось, искренне любили друг друга. В них одновременно чувствовались и сила, и мягкость. И это шахтеры? Их не смущало присутствие постороннего человека, как будто они ни в чем не были повинны и им нечего было скрывать. Знают ли эти смирные парни о динамите? Что думают они о своих вождях... о Вуде, Кэнноне Болле, хитром Стиве Гру? Все это было для Маркэнда загадкой. - Вот люди, к которым жизнь жестока: у них бледные лица, впалые щеки, их крупные тела потеряли упругость юности. Но им самим чужда жестокость. - Маркэнд чувствовал, что в посетителях ресторанов близ Уолл-стрит, где он обычно завтракал днем, жестокости гораздо больше. - Не потому ли они выбирают своими вождями жестоких людей? Видимо, их врожденная мягкость страдает от недостатка жестокости и нуждается в ней... Динамит? - Маркэнд почувствовал себя виноватым, словно он держал сторону... всю свою жизнь держал сторону, противную этим шахтерам. - Беспомощность и динамит идут рука об руку.
Он заплатил за пиво и вышел. Он не был ни на чьей стороне, и ему было грустно.
Городская гостиница представляла собой двухэтажный ящик, наполовину из кирпича и чуть ли не наполовину из сажи. В конце коридора была столовая длинная стойка, у которой присел Маркэнд, и несколько столиков по сторонам. Рядом с Маркэндом сидели два помощника шерифа, выложив кобуры на стойку рядом со своими приборами. Остальные, по виду, были торговцы и коммивояжеры.
Оба помощника уже успели подвыпить.
- Не дают нам повода, сволочи. Ничего не делают. Никак не начнешь, сказал один из них.
- А вы о чем думаете? - огрызнулся местный лавочник из-за соседнего стола. - Ждете, пока они взорвут город, что ли?
- Вот-вот, - подхватил второй помощник.
- Вам бы надо всех забастовщиков, до одного, выгнать из города.