В некоторых миссиях перерывы едут вместе с вами. На других вы берете несколько на ходу. На некоторых вы их не получите.
Как только я завернул за угол на улицу Ганса Гайера. Я подумал, что у него могут быть идеи, как добраться на самолете до Будана.
Фары освещали узкую улицу. На нем была припаркована единственная машина, прямо у ворот Гейера. Это был грязный «мерседес» официального вида. Я проехал мимо. Там было пусто или водитель спал на сиденье. Последнее было маловероятно. Я набрал скорость и объехал угол. Мысленным взором я мог видеть Эрику в этих шортах и свитере с высоким воротом.
Я оставил фиат в парке. Не было ни пешеходов, ни даже бродячей собаки, которая могла бы смотреть, как я мчусь по улице, идущей параллельно Гайеру. У меня была веревка, чтобы перебраться через промежуточные стены и через территорию виллы, которая стояла за двухэтажной историей Хана в мавританском стиле. У него было крыльцо с арками и плиткой. Из окна первого этажа падал свет. Как бы я ни хотел добраться до дома, я сначала обошел дом.
Посторонней охраны не было. Был только мертвый Тор. В него стреляли несколько раз. Между его стиснутыми клыками был кусок оливкового цвета. Я бросился в бой через окно.
Было что-то в этой сцене, чем-то напоминавшее предыдущую, в которой я играл ничего не подозревающего Подглядывающего Тома. У этого был какой-то комический подтекст. В этом не было ничего смешного. Ганс Гайер, с распухшим и окровавленным лицом, изо всех сил пытался вырваться из хватки тяжелого человека в оливково-зеленой форме, который наполовину душил его одной рукой, прижимая острие ножа к горлу механика.
Усилия Ганса заключались не столько в том, чтобы спастись от своего похитителя, сколько в том, чтобы спасти свою дочь. С Эрики сняли одежду, и она лежала на обеденном столе. Позади нее, держась за запястья, стоял еще один узнаваемый заклинатель оливково-зеленого цвета. Ноги Эрики свисали по обе стороны стола, лодыжки были закреплены веревкой. В конце стола стоял уродливый сукин сын. Одет он тоже был бы в оливково-зеленом. Руководил и направлял маленькую домашнюю сцену полковник Мохаммед Дуза. Он сидел лицом к спинке стула, опираясь подбородком на его гребень.
Я оставляю философию философам, но я всегда считал, что единственный способ справиться с насильником — это лишить его способности насиловать. В случае с Шемой я не думал, что это когда-нибудь будет изнасилованием, по крайней мере, в том смысле, что здесь должно было произойти. Эрике заткнули рот, и все мускулы ее тела были напряжены и выгнуты, крича, требуя освобождения.
Я видел, как Дуза кивнул головорезу, услышал, как Ханс крикнул: «Ради всего святого, я тебе все рассказал!»
Затем заговорила Вильгельмина. Один раз для предполагаемого насильника, который с воплем упал. Один раз сделала третий глаз в голове мучителя Ганса. Еще раз, чтобы заплатить третьему человеку, который держал Эрику за запястья. Дав ей возможность отправиться на поиски своего оружия.
Дуза был на ногах, положив одну руку на свой 45-й калибр. «Замри, или ты мертв!» Приказал ему на французском. «Просто дай мне оправдание, Дуза!» Он передумал. «Поднимите руки над головой! Лицом к стене!» Он повиновался.
Ганс и Эрика были в шоке. «Ганс!» Я перешел на английский. «Выходи! Хватай пистолет! Если он хоть моргает, стреляй в него!»
Ганс двигался, как человек, идущий во сне. Я разбил оставшуюся часть стекла прикладом Вильгельмины, желая попасть внутрь. К тому времени, как я сделал это, Эрика освободилась и исчезла. Корчащийся персонаж лежал на полу, скомкнувшись, и все еще в собственной крови, без сознания или мертв.
Ганс плыл на ногах, его глаза оставались остекленевшими, не совсем уверенный, что кошмар закончился. Я освободил его от ФН и похлопал по плечу. «Купи себе пояс этого бурбона. Я позабочусь обо всем здесь».
Он тупо кивнул и, шатаясь, вышел на кухню.
Я сказал Дузе. «Повернись.»
Он подошел ко мне, желая увидеть, был ли я тем, кем он меня считал. Он начал ухмыляться, когда сказал: «Vous serez…»
Мой бэкхенд по его отбивным не только убрал ухмылку и остановил слова, но и ударил его головой о стену, и с его губ потекла красная струйка.
«Ты будешь молчать», — сказал я, когда его мгновенный шок превратился в сдерживаемую ярость. «Ты ответишь, когда с тобой заговорят так, как ты меня проинструктировал. Не искушай меня. Я на грани того, чтобы выпотрошить тебя. Чего ты хочешь от этих людей?»
«Этот проклятый ублюдок хотел знать, что я знал о катастрофе». Ганс вымыл лицо, держал бутылку в руке, и хотя он все еще дышал, как человек, который бежал слишком далеко, его хриплый голос вернулся в гармонию, а стеклянность глаз исчезла. «Только он мне не поверил, когда я ему сказал. Дай мне разбить эту бутылку ему по черепу!» Он вышел вперед, на его покрытом синяками лице написано напряжение.
«Пойди посмотри, как поживает Эрика». Я схватил его за руку.
Он внезапно вспомнил об Эрике и бросился прочь, окликнув ее по имени.
«Почему вас волнует то, что он знает о катастрофе?»
Дуза пожал плечами. «Моя работа — заботиться. Если он знает, как это произошло, то он должен знать, кто это сделал. Тебя хорошо проинформируют…»
Мой кулак далеко не ушел. Это ранило его. Я подождал, пока этот негодяй остановится и он не вернется, затем я воспроизвел ему его собственную пластинку: «Я сказал, что ты ответишь, а не издаешь глупых звуков. Очевидно, он не знает кто, даже если знает как. Или как вы думаете, он откажется отвечать, пока вы позволите одной из ваших обезьян изнасиловать его дочь?»
Голос Дузы свистнул в его горле. «Это моя работа — выяснять».
«Моя тоже.» Я воткнул люгер ему в живот и воткнул острие Хьюго ему под подбородок. «У меня очень мало времени, полковник. У вас будет еще меньше, если вы не будете сотрудничать с вами». Я прижал его к стене, шею назад, подбородок, отведенный от острия стилета. «Почему Менданике хотел видеть Абу Османа?»
Сквозь зубы, качая головой, он подавился: «Перед Аллахом клянусь, я не знаю!»
Хьюго пролил кровь. Дуза попытался отступить через стену. «Клянусь Кораном! На могиле моей матери!»
Я немного ослабил давление. «Почему Менданике хотел видеть посла Петерсена?»
Он покачал головой. «Я всего лишь начальник службы безопасности! Я бы не знал такого!»
На этот раз Хьюго не просто щекотал. Дуза стукнулся головой о стену и завизжал. «Еще раз. Я сказал, почему? Это единственный раз, когда ты получишь».
Он рассыпался и начал лепетать, всхлипывая: «Потому что! Потому что! Он боялся переворота! Потому что боялся, что генерал Ташахмед собирается убить его!»
«И вы убили нашего посла».
«Это был несчастный случай!»
«Как будто саботаж самолета был несчастным случаем. Тасахмед боялся, что Менданике попытается заключить сделку с Османом».
«Нет нет!» Он покачал головой из стороны в сторону. «Вот почему я пришел сюда, чтобы допросить Гейера. Мы разговорились о том, что он знал, как произошла авария, и…»
«И ваше время вышло». Я отступил, и он посмотрел в ствол Вильгельмины, его глаза были широкими и черными, как ее дуло. Он упал на колени, как будто услышал, как муэдзин призывает верующих к молитве. Почему-то он не впечатлил меня своей мягкостью под огнем, но тогда никогда не знаешь, сколько стоит слово в твоей речи.
Если то, что он сказал, было правдой или хотя бы наполовину правдой, то не только его время истекло, но и мое тоже. В этой куче не было украденного ядерного оружия, только кучка третьесортных участников переворота третьего мира. Игра была достаточно ясной. Тасахмед заключил сделку с Советским Союзом. Ламана была призом, а Менданике — жертвенным козлом. Менданике понял, что на самом деле не имело никакого значения, кто разбил его самолет или как… и все же — и все же — «Я мог бы все это собрать и уведомить Хоука, чтобы тот начал искать в другом месте, или я мог бы использовать потратить драгоценное время и разыграть его до победного конца».
«Просто стой на коленях», — сказал я, когда Ханс и Эрика вернулись в комнату. На ней были брюки и другая водолазка. Она была бледна, но ее глаза были ясными и контролируемыми.
«Как поживаете?»
У нее была слабая улыбка. «Я в порядке… благодаря тебе».
«С удовольствием. Почему бы тебе не пойти в другую комнату, пока мы здесь обо всем позаботимся?»
Тела на полу, живые и мертвые, выглядели как финальная сцена из «Гамлета». В качестве медсестры в этой части мира она, несомненно, видела свою долю запекшейся крови и не могла испытывать особого милосердия к останкам. «Я поставлю тебе завтрак, к которому ты собирался», — сказала она, пробираясь через комнату.
«Что ты собираешься с ним делать?» — сказал Ганс, глядя на поверженного начальника службы безопасности.
«Я еще не решил, выстрелить ему в голову или перерезать ему горло».
Ганс склонил голову ко мне, не уверенный, имел ли я это в виду. Единственная причина, по которой я этого не делал, заключалась в возможности того, что Дуза живой может быть полезнее, чем Дуза в раю. «Я вернулся сюда, чтобы задать вам вопрос», — сказал я.
«Приятель, — покачал головой Ханс, — у тебя есть постоянное приглашение прийти сюда в любое время дня и ночи, чтобы спросить меня о чем угодно!»
«Хорошо. Ответьте хорошо. Мне нужен самолет, чтобы доставить меня в Будан прямо сейчас. Где мне его найти?»
Он посмотрел на меня, моргнул, потер подбородок, а затем, ухмыльнулся, как Чеширский кот, и направил бутылку на Дузу. «Этот сукин сын мог бы заказать нам один. Это два NAA Dakotas, сидящие на линии, проверенные и готовые к работе. Один из них должен отправиться в…»
«Мне не нужна их история полетов. Где нам взять команду?»
«Он может заказать экипаж.
Все, что ему нужно сделать, это позвонить в службу поддержки. Плохая телефонная связь, но в такой час…»
«Вставай, Дуза».
Ему не нужно было повторять дважды, но я видел, что он частично восстановил самообладание. В его глазах снова вспыхнул блеск. Он начал оттряхивать форму.
Телефон был в вестибюле. В нем были белые стены и паркетный пол. В столовой все было затемнено, но здесь, при включенном свете, мы все четко выделялись. Дуза посмотрел на меня так, словно мое лицо он хотел запомнить, но в то же время хотел бы забыть.
«Я дам вам несколько инструкций», — сказал я. «Вы следите за ними, или мы оставим вас для сборщика трупов и мусора. Вы закажете самолет, вы закажете команду. Они будут ждать вашего прибытия». Я сообщил ему подробности, пока Ханс связался с полетами.
Когда мы вышли из дома, мы с Хансом были в форме двух людей Дузы. На минуту я подумал, что Ханс разрушит представление. Он увидел, что они сделали с его собакой, и пошел за Дуза. Полковник был вдвое выше его, но не мог сравниться с разъяренным механиком. Это все, что я мог сделать, чтобы вытащить его, пока Эрика его успокаивала. Затем я снова поставил Дузу на ноги и создал некое подобие марширующего порядка. Я не хотел, чтобы он выглядел таким измученным, чтобы не пройти проверку.
Ганс ехал с Дуза рядом с ним. Я сел за полковником, Эрика рядом со мной. Большую часть пути она молчала, то и дело поглядывая на меня. Я протянул руку и взял ее за руку. Она держалась крепко, ее хватка была теплой и благодарной.
«Вы чувствуете себя хорошо?»
«Я уже в порядке.»
«Было бесполезно оставлять тебя позади».
«Ты не мог оставить меня».
«Вы бывали в Будане раньше?»
«Часто. Я работаю во Всемирной организации здравоохранения. Я регулярно посещаю там клинику».
«Хорошо. Тогда поездка не будет потрачена зря для тебя».
«В любом случае это не будет потрачено зря». Она подняла термос. «Хочешь еще чашку?»
«Не сейчас, спасибо».
Ханс не отвлекался от вождения, а я не спускал глаз с Дузы. Я хотел посадить его сзади со мной, но в этом случае Эрика оказалась бы впереди. Внимание привлекла бы женщина, едущая перед служебной машиной в этот час. Дуза знал, что он был на расстоянии пальца от смерти. Он был либо трусом, либо хорошим актером. Если бы мы были наедине и было время, я бы достаточно быстро узнал, кем именно. Но пока мне приходилось играть наощупь, и мне не очень нравилось то, что я чувствовал.
Дуза дал инструкции по телефону, что он прибудет к воротам контрольно-пропускного пункта примерно в 02:30. Дежурным сообщили, что задержек быть не должно. Это был не тот приказ, от выполнения которого я мог зависеть. «Давай убедимся, что ты знаешь свои реплики, дружище. Когда нас остановят, как ты с этим справишься?»
«Я объявлю, кто я…»
«По-французски, а не по-арабски».
«И я прикажу им пропустить нас, если они не сделают этого автоматически».
«Предположим, вас попросят выйти из машины?»
«Я останусь на месте и попрошу увидеться с командующим».
«Ганс, если что-то пойдет не так и я пристрелю полковника, что ты будешь делать?»
«Я выпью еще и проверю самолет. Нет, я сперва пойду к ангару. Мы выскочим из этой штуки у бокового входа, пройдем через ангар и заберем мою багги, где я его оставил, на другой стороне. После этого я оставляю это вам».
После этого мы будем играть строго на слух. Я надеялся, что в этом нет необходимости, но из-за страха Дузы или его скрытого актерского таланта этого не произошло.
Когда мы подошли к воротам контрольно-пропускного пункта ангара, на нас попал ослепляющий свет. Ганс остановился, а Дуза высунул голову в окно и сердито заорал.
Мы прошли через калитку, отвечая на салют стражи. Это не могло быть более гладким. Я почувствовал, как Эрика расслабилась, ее дыхание перешло в долгий вздох. Я похлопал ее по колену.
«Когда мы подъедем к самолету, Эрика, ты выйдешь из моей стороны, пройди мимо меня и сядь на борт. Не тебе нечего сказать никому. Дуза, ты следуй за ней. Я буду прямо позади. вы идете в тыл. Пилот захочет узнать, куда мы едем. Скажите ему, что в Будану, и что он может отправить свой план полета после того, как мы взлетим».
Наш самолет найти было несложно. Фонари на поле освещали линию полета, и мы могли видеть двух человек летного экипажа, которые проверяли старый DC-3 Dakota. Ханс подъехал к ней, но не вышел из машины, как было сказано. Я реализовал свой план.
Почему. Помимо пилотов, было еще два специалиста по техническому обслуживанию NAA, которые проводили инспекцию в последнюю минуту. Даже в его плохо сидящей форме, Ганс решил, что они узнают его.
Эрика быстро поднялась на борт. Пилоты вытянулись перед Дузой, приветствуя его. Он дал им инструкции, и они стояли в стороне, ожидая, когда он поднимется по ступеням.
Я не мог рискнуть оставить Ханса позади и, конечно же, не мог отвести глаз от Дузы. Я знал, что наземных бойцов нельзя убивать. При старте самолета им пришлось стоять с огнетушителями. Они парили у входа в самолет, как пара мотыльков.
«Полковник, сэр, — сказал я, — вы хотели проверить, поступил ли этот звонок. Не мог ли один из этих людей сделать это?» Я кивнул паре. «А другой может взглянуть на нашу заднюю ось».
Дуза быстро учился. Он на секунду тупо посмотрел на меня через плечо, а затем отдал приказ.
«Сэр, — сказал пилот, — мы можем связаться с операциями базы по радио и узнать о вашем звонке».
«Нет необходимости. Он может использовать этот самолет». Он указал на более округлого из двух и затем поднялся на борт. Я последовал за ним, размышляя, что следует мне делать дальше. Это было слишком чертовски рисковано. Но что бы это ни было, оно приводило меня туда, куда я хотел, и удерживало Дузу в живых, и это было номером один в его списке.
Пилоты последовали за нами, и через несколько секунд вошел Ганс. Он активировал механизм закрытия двери кабины. Закрепив его, он устало прислонился к нему. «Боже, оба этих персонажа работают на меня!»
«Пилоты знают вас?»
«Нет. Они военные из Руфы. Когда такой ублюдок летает, они используют военные команды».
Дакота была представительским типом для VIP-персон. В нем было несколько широких холлов, идущих по бокам, бар, стол, кресла с откидной спинкой и ковровое покрытие.
Второй пилот высунул голову из двери кабины и сказал: «Никаких сообщений для вас, сэр. Вы пристегнете ремни безопасности? Мы сразу взлетим».
Через несколько секунд я услышал, как мотор начал строить гудеть, затем двигатель задохнулся, закашлялся и ожил с сильной вспышкой. «Все на борт Будана», — сказал Ханс, глядя на бар.
Полковник сел напротив меня, пристегнув ремень безопасности, и расслабился. Его выражение лицо было достаточно пустым, но я увидел намек самодовольства в его глазах.
«Дуза, если ты не саботировал самолет Менданике, как ты думаешь, кто это сделал?»
«Возможно, мистер Гайер скажет вам это», — сказал он, пытаясь вернуть игру на круги своя.
«Мне было бы интересно услышать ваши теории», — сказал я. «Это не только долгий путь до Будана, это будет долгий путь от высоты, на которой мы летим, до земли. Вы можете выбрать этот маршрут, а мы — другой».
Он задумался на минуту, пока самолет остановился и начал проверку двигателя перед взлетом. «Подумай, пока мы не поднимемся в воздух», — сказал я.
Это было другое ощущение, когда мы взлетали в старом двухмоторном самолете. Вы задавались вопросом, наберет ли эта штука достаточная скорость, чтобы лететь, и тогда вы поняли, что летите.
Как только двигатели были заглушены, я сказал Гансу идти вперед и попросить пилота выключить верхний свет. «Вы едете с ними. Когда мы будем примерно в часе езды от приземления, я хочу, чтобы они связались с Буданом, чтобы в штаб-квартиру службы безопасности можно было проинформировать, что их начальник прибывает. Ему нужна последняя информация о местонахождении Османа, а также машина, ожидающая у аэропорта».
«Вы делаете ставку». Ганс встал с бутылкой в руке.
«И вам лучше оставить это здесь. Вы не хотите вызывать подозрений и не хотите заводить какие-либо дурные привычки».
Он нахмурился, посмотрел на бутылку и поставил на место. «Хорошо, приятель, все, что ты скажешь».
«Эрика», — сказал я, — «почему бы тебе не лечь там и не спрятаться?»
Она улыбнулась мне и встала. «Да сэр.»
Выключив главный свет и включив всего пару габаритных огней, мы с Полковником сидели в тени. Я не предлагал ему сигарету. «А теперь давайте послушаем это громко и ясно. Вы клянитесь Кораном, что ваш босс не прикончил Менданике. Кто это сделал?»
«Мы подозреваем внешние силы».
«Не надо говорить мне чушь про ЦРУ».
«Мы не знаем кто. Советы, китайцы, израильтяне».
Я знал, что он лгал на счет советских, что означало, что он лгал, точка. «Каковы ваши основания?»
«Поскольку мы этого не сделали, это сделал кто-то другой. Османа поддерживают китайцы».
«Конечно. Итак, Менданике спешит увидеть Османа, и они сбивают его, прежде чем он скажет им, почему».
Дуза пожал плечами. «Вы спросили меня, кто. Ничего особенного. Авария выглядела как обычная авария. Твой друг сказал, что знал о ином».
«Естественно, мы хотели знать, мы…»
«А как насчет наемников, которых вы привели, симпатичных мальчиков из Южного Йемена и других точек?»
Это принесло момент тишины. «Эти люди вошли в страну по приказу Менданике. Он никогда не говорил почему. У нас просто было указание впустить их. Это беспокоило генерала Тасахмеда. Мы…»
«Где тусовались эти наемники?»
«В основном в Пакаре».
«Что там?»
«Это наш второй по величине город. Он недалеко от ливийской границы».
«Что они делали для волнения».
«Ничего. Просто болтались».
Это была банка змей и банка лжи. Это все это еще добавляло очевидного. Этот ублюдок был начальником отдела казней НАПР, но, как и Тасахмед, он все еще был для меня больше ценен живым и в достаточно хорошей форме, чем мертвым — по крайней мере, до тех пор, пока у меня не будет возможности поговорить с Османом.
В задней части самолета имелся небольшой туалет. Я засунул туда полковника. Чтобы убедиться, что он не двигался, я связал ему руки и ноги вверевкой из штанов той формы, в которой он был. В полосках из брюк получилась довольно светлая веревка. Я оставил его сидеть на троне, его собственные штаны были стянуты до щиколоток для надежности. Затем я растянулся в гостиной напротив Эрики и заснул через две минуты.
В какой-то момент в рай попал не Дуза, а Ник Картер. Теплая и нежная рука расстегнула мой пояс. Она стала меня ласкать и гладить. Она расстегнула пуговицы и расстегнула молнию. Она распространился по моему телу, и к ней присоединилась другая рука. Моя грудь, мой живот, все мое прикосновение было тончайшим прикосновением к ночной музыке.
Я проснулся, когда ее губы и тело коснулись моих. Я обнял ее, с удивлением обнаружив, что на ней нет свитера, а только округлые груди. Мягко исследуя наши языки, я перевернул нас на бок, и моя рука опустилась, чтобы обнаружить, что то, что было раздето наверху, было обнажено внизу. Я начал отвечать ей любезностями, и она застонала, кивнув головой, а затем прошептала мне в губы: «О, да! Да!»
Я заглушал ее слова своим ртом и позволял другой руке сосредоточиться на ее груди. Мои губы тоже жаждали их.
«Пожалуйста!» она задохнулась, когда я расслабил ее под собой, чувствуя, как ее бедра ищут общий ритм.
Я медленно вошел в нее, ее пальцы очень хотели ввести меня в нее. «Замечательный!» она ахнула.
Для нее это была отчасти эмоциональная реакция на то, что чуть не произошло, а отчасти — невысказанное, но быстро узнаваемое влечение между нами. Я знал это, когда занимался с ней любовью, и поэтому не было усталости. Вместо этого было глубокое отдавание и получение, стремительная взаимность удара и встречного удара.
Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго, и слишком срочно, чтобы мы оба могли найти выход. Мы пришли, она рыдала от восторга от оргазма, я знал, что ты не найдешь рая, если спишь.
Мы лежим в гостиной, отдыхаем и курим сигарету. Постоянный рокот двигателей снова убаюкивал меня. «Знаешь, — сказала она задумчиво, — я не знаю, кто ты».
«Я еду в Будан, путешествуя на ковре-самолете первого класса».
«Но на самом деле это не имеет значения, — проигнорировала она мой ответ, — по крайней мере, сейчас».
«Напомни мне однажды представиться официально».
Она взъерошила мои волосы и наклонилась, чтобы поцеловать меня. «Я думаю, ты мне гораздо больше нравишься в неформальной обстановке. Мне нравится, что ты спасаешь меня от насильников-мужчин, и ты мне нравишься здесь, в небе, где нас никто не побеспокоит».
Я притянул ее к себе. «Может быть, вы хотите повторить выступление».
«Я бы хотел повторить выступление». Ее рука поднялась, чтобы погасить сигарету.
«Один хороший поворот заслуживает другого», — сказал я.