Когда я подъезжал к аэропорту, свет угасал в выжженном солнцем небе. Горели полевые фонари, и маяк на вышке отражал тяжелые красные сумерки. Теперь перед подъездом стояли три броневика вместо двух. Я знал, что вход в аэропорт также будет охраняться. За мной не следили из города, и никто не наблюдал за моим доступом в посольство или из него. Впереди блокада будет немного сложнее.
Я свернул с главной подъездной дороги на небольшой отрезок дороги, ведущей к ангарам. В конце дороги стояли посты охраны, а рядом — французский командирский джип AMX и бронетранспортер TT 6. Некоторые люди бездельничали, пока не увидели, что я приближаюсь. Затем они огрызнулись, как будто я был той силой вторжения, которую они ждали. Мне жестом сказали остановиться в добрых пятидесяти футах от ворот.
Сержант вывел отряд из четырех человек с боевыми силами наготове. Приветствие было резким и по-арабски. Я был на запретной территории. Какого черта я думал, что делаю!
Мой ответ был на французском. Я был представителем Парижского аэронавтического общества. У меня были дела с м-сье Гайером, шеф-механиком Mecanicien des Avions Africque Nord. Было ли это неправильное место для входа? С этим вопросом я предъявил свой официальный французский паспорт с должной печатью.
Сержант взял документ и удалился с ним в будку охраны, где два офицера сосредоточились на перелистывании страниц. Мои четыре стражника смотрели на меня без любви. Я ждал следующего шага, прекрасно зная, каким он будет.
На этот раз сержанта сопровождал лейтенант. Он был чуть менее недружелюбен и обратился ко мне по-французски. Какова была цель моего визита? Почему я хотел увидеться с м-сье Гейером?
Я объяснил, что у NAA возникли проблемы с авионикой своего нового Fourberge 724C, и меня послали из Парижа для решения этой проблемы. Затем я доверился лейтенанту и жестами описал в технических деталях все, что произошло. Я воодушевился. Наконец, он насытился, вернул мне мой паспорт и махнул мне рукой, отдавая приказ пропустить меня.
«Аллах маак!» Я крикнул и отсалютовал, проходя через ворота. Салют был возвращен. Мы все были на одной стороне. Да благословит Аллах и слабую безопасность.
На стоянке у ангара стояло всего две машины. Я ожидал встретить дополнительных охранников, но их не было. Пройдя через периметр, вы оказались внутри. На линии полета была пара старых DC-3. Внутри ангара находился еще один с выпотрошенными двигателями. Помимо «Каравеллы» и нескольких двухдвигательных самолетов поменьше, был еще и потрясающий новый самолет Gulfstream. Под окном кабины находилась эмблема НАПР. Несомненно, это была версия Air Force One Менданике. Зачем ехать на DC-6 в Будан?
Если у вас был такой шикарный самолет?
Обращая внимание на разные самолеты, когда я проходил через внутреннюю часть ангара, я не заметил движущихся тел. Это было во время увольнения, это было точно. Вдоль задней части ангара находилась застекленная офисная секция. В его окна я увидел свет и направился к нему.
У Ханса Гейера было озорное лицо с хитрыми глазами, похожими на пуговицы. Его лысый купол был цвета обработанной кожи. Он был невысоким и коренастым, с крупными предплечьями и большими руками, покрытыми жирными ямками. У него была способность склонять голову, как малиновка, выслушивающая червя. Он посмотрел на на меня, когда я вошел в дверь.
«Мистер Гайер?»
«Это я.» Его голос был натерт наждачной бумагой.
Когда я протянул руку, он вытер свою грязный белый комбинезон, прежде чем протянуть его. «Вы хотели видеть мистера Саттона?»
Он внезапно насторожился и посмотрел через стеклянную перегородку, а затем снова на меня. «Ты не Саттон».
«Верно. Меня зовут Коул. Мы с мистером Саттоном знаем друг друга».
«Хммм.» Я слышал, как за его сильно нахмуренным лбом щелкают колеса. «Как ты сюда попал? У них это место застегнуто плотнее, чем коровья задница во время доения».
«Я пришел не для того, чтобы доить».
Он посмотрел на меня секунду, а затем рассмеялся. «Довольно хорошо. Садитесь, мистер Коул». Он указал на стул с другой стороны его захламленного стола. «Я не думаю, что нам кто-то будет мешать».
Мы сели, он открыл ящик стола и достал бутылку скрепленного бурбона и несколько бумажных стаканчиков. «Чувствуешь себя нормально? Нет льда?»
«У тебя тоже все в порядке», — сказал я, кивая на бутылку.
«О, я немного путешествую. Скажи, когда». — сказал я, и после того, как мы миновали аплодисменты и зажгли наши собственные бренды, Ханс склонил голову ко мне и подошел к делу. «Что я могу сделать для вас, мистер Коул?»
«Я думаю, что все происходит наоборот. Вы хотели нас видеть».
«Чем вы занимаетесь в посольстве, мистер Коул? Я думал, что знаю всех там».
«Я приехал сегодня днем. Генри попросил меня его заменить. Люди, для которых я работаю, дали мне инструкции — не теряйте времени зря. Мы займемся этим?»
Он сделал глоток из своего стакана и запрокинул голову. «У меня есть некоторая информация. Но я обнаружил, что в этом мире нет ничего легкого или дешевого».
«Без аргументов. Какая информация? Какая цена?»
Он засмеялся. «Господи, ты точно не араб! И да, я знаю, у тебя нет времени терять зря». Он наклонился вперед, положив руки на стол. От верхнего света на его куполе блестел пот. «Ладно, потому что в душе я патриот, я отдам вам это за копейки. Тысяча долларов американских долларов на счет и пять тысяч, если я смогу предоставить доказательства».
«Что хорошего в первой части, если вы не можете произвести вторую?»
«О, но я могу. Просто это может занять немного времени, потому что сейчас здесь все в ужасном состоянии. Хочешь пополнить запасы?»
«Нет, спасибо. Скажем так. Я дам вам триста на депозит. Если первая часть будет хорошей, вы получите остальные семь и гарантию в размере пяти тысяч, если будете производить».
Он выпил за меня остатки своего напитка, проглотил и налил себе еще. «Я разумный», — сказал он. «Посмотрим на триста».
«Есть только одна вещь». Я вытащил свой бумажник. «Если я не думаю, что то, что у вас есть, стоит депозита, мне придется забрать его обратно».
«Конечно, не потей, вот увидишь».
«Также я хочу получить ответы на несколько моих собственных вопросов».
«Все, что я могу сделать, чтобы помочь». Он сиял, считая шесть пятидесятых и сунув их в нагрудный карман комбинезона. «Хорошо», — он проверил перегородку, склонил голову и понизил голос. «Авиакатастрофа Менданике не была случайностью. Я знаю, как это произошло. Доказательства находятся в обломках в Будане».
«Вы знаете, кто это сделал?»
«Нет, но любой дурак может сделать довольно хорошее предположение. Теперь Тасахмед — номер один».
«Мои люди не платят за догадки. Где DC-7?»
«DC-7! Это была шестерка, на которой летали Менданике и его банда». Его голос повысился. «И они, черт возьми, должны были лететь на „Гольфстриме“. Это было первое, что меня предупредило. Но это была посадка…»
«Ганс», — я поднял руку. «Семерка, где DC-7, принадлежащий NAA?»
Его задержали. Он был неисправен. «В Руфе, на военной базе. Какого черта это нужно делать…»
«Почему он находится в Руфе? Обычно он там базируется?»
«Он взят в армию на пару месяцев».
«Что насчет его команды?»
«Строго военные. Послушайте, разве вам не интересно, как они взяли Менданике?
Это адская история. Это случилось раньше. Шаблон был тот же, подход был тот же. Это была идеальная установка. Это…»
«Вы были на дежурстве, когда Менданике взлетел?»
«Черт возьми, нет! Если бы я был там, он был бы жив сегодня… или, может быть, я тоже был бы мертв. Халид был на дежурстве. Он был ночным начальником. Только его больше нет рядом ни днем, ни ночью. Мне сказали, что я болен. Так что я пытаюсь сказать тебе кое-что, прежде чем заболею, только ты хочешь поговорить об этом проклятом DC-7. Когда они забрали его отсюда, я сказал, скатертью дорога!»
Пока он гремел, я проводил обычную проверку через стеклянную перегородку. В вешалке не горел свет, но в сумерках было достаточно, чтобы разглядеть силуэты вновь прибывших. Их было пятеро. Они двигались по разложенному ангару в расширенном порядке. Переключатель света над головой находился на стене позади Ганса.
«Выключи свет, быстро!» — вмешался я.
Он получил сообщение из моего тона и того факта, что он был рядом достаточно долго, чтобы знать, когда заткнуться и сделать, как ему сказали.
Я почувствовал неприятный бронхиальный кашель, смешанный со звоном разбитого стекла, когда я откинулся на спинку стула и встал на колени. Вильгельмина в руке. В темноте я слышал, как Ганс тяжело дышит.
«Есть черный ход?»
«В соединительном офисе». Его голос дрожал.
«Заберись туда и подожди. Я позабочусь обо всем здесь».
Мои слова были прерваны еще несколькими пулями и парой рикошетов. Мне не хотелось открывать огонь из 9-мм пулемета и вызывать пехоту. Атака была полностью напрасной. Не было необходимости ломать стеклянные окна, чтобы пять героев смогли схватить одного невооруженного механика. Глушители означали, что они не принадлежали компании, охраняющей аэропорт. Может быть, их идея заключалась в том, чтобы напугать Ганса до смерти.
Я слышал, как Ганс проскользнул в соседний офис. Я присел у двери и стал ждать. Не долго. С лязгом ног влетел первый из нападавших. Я низко ударил его, и, когда он споткнулся, я ударил его прикладом Вильгельмины. Едва он упал на пол, как за ним последовал номер два. Я приподнял его, и он получил Хьюго по максимуму. Он издал невнятный крик и рухнул мне на плечо. Я двинулся вперед, используя его как щит, и мы наткнулись на номер три.
Когда произошел контакт, я сбросил ему с плеча изрезанное ножом тело. Он был шустрее и умнее. Он выскользнул из мертвого груза и направился ко мне с пистолетом, готовый выстрелить. Я нырнул прямо перед выстрелом, зашел под его руку, и мы спустились на пол ангара. Он был большим и сильным, от него пахло потом пустыни. Я держал его за запястье с пистолетом. Он избегал удара моего колена по промежности, левая рука пыталась схватить мое горло. В присутствии еще двух его приятелей у меня не было времени тратить время на искусство греко-римской борьбы. Я позволил его свободной руке найти мое горло и загнал Хьюго ему под мышку. Он содрогнулся и начал биться, и я быстро спрыгнул с него, готовый к двум другим. Я слышал, как кто-то бежит. Я подумал, что это хорошая идея, и вернулся через дверь офиса, пригнувшись.
«Ганс!» — прошипел я.
«Коул!»
«Открой дверь, но стой там».
«Не волнуйся!»
Дверь выходила из задней части ангара. Бегущие ноги могли означать, что наши посетители решили встретить нас там. Что с огнями аэропорта, огнями на посту охраны и ясностью ранней вечерней темноты, не было проблем с тем, чтобы увидеть, есть ли у нас нежеланная компания. На данный момент мы этого не обнаружили.
«Моя машина у обочины», — сказал я. «Ты следуешь за мной. Смотри за нашей спиной. Пойдем».
Это была довольно неприкрытая прогулка из задней части ангара на свободную стоянку. Fiat выделялся как памятник Вашингтону.
«Где твоя машина, Ганс?» Я спросил.
«По ту сторону ангара». Ему приходилось бежать, чтобы не отставать от меня, и он запыхался не только от того, что устал. «Я припарковал его там, потому что там больше тени, и…»
«Хорошо. Вы садитесь сзади, ложитесь на пол и не двигаетесь ни на дюйм».
Он не спорил. Я запустил Fiat, подсчитывая суммы по двум пунктам. Если бы посетители погнались за мной, они бы знали, где припаркована моя машина. Если они не входили в состав команды, охраняющей аэропорт, они были разведчиками, что для партизан — не проблема. В любом случае, они пришли за Гансом, а не за мной.
Подойдя к посту охраны, я остановил машину, приглушил фары, чтобы показать свою внимательность, и вышел. Если бы лейтенант и его мальчики знали об отряде убийц, я бы узнал сейчас.
Первоначальная четверка во главе с сержантом подошла ко мне. «Vive la NAPR, сержант», — пропел я, двигаясь к ним.
«Ах, ты», — сказал сержант
.
«Я вернусь утром. Вы хотите поставить штамп в моем паспорте?»
«Завтра день молитвы и траура», — прорычал он. «Не приходи сюда».
«Ах да. Я понимаю».
«Убирайтесь отсюда», — жестом жестом жестом показал сержант.
Я медленно вернулся к машине, не сводя глаз с изогнутого силуэта ангара. Все идет нормально. Я улыбнулся, помахал охранникам и начал уезжать.