– Кутя, что ль? Ку-уть!
Кутя молча побрел на зов.
– Куда пилишь, могильщик хренов? – добродушно спросил Воробей. – Ты когда портки заменишь?
– Домой пойду, – невпопад ответил Кутя.
– Громче говори.
– Домой пойду! – крикнул Кутя. – Петрович отчислил. За прогулы.
– Куда домой?!.. Где он?! – заорал Воробей.
Петрович сидел в кабинете.
– Ты что, шакал, над дедом мудруешь? – прохрипел Воробей. – Ему до пенсии полгода, он сам отвалит!.. Неймется! Руки чешутся?.. Могу почесать!..
Петрович побледнел: в конторе никого, а Воробей неполноценный. Отоварит, потом поди разбирайся.
Воробья трясло.
– Не обижай деда, Петрович…
– Воду пей! – завжал заведующий, подталкивая к нему графин.
Bоробей послушно припал к графину.
– Не обижай…
– Защитничек… – Петрович встал – за стола. – Много вас… Что ты здесь разорался?.. Прибежал-прилетел!.. Все вы за чужой счет добренькие. А сам, если что?.. Знаю я вас!..
– Спасибо, Петрович, – пробормотал Воробей. – Ему полгода, он сам отвалит…
– Пошел вон. Иди работай, – буркнул Петрович.
– Вы чего наглеете? Полчаса гроб стынет. Оборзели вконец! – Молчок понес на них правильно.
Раскрытый гроб, окруженный немногочисленными родственниками, забыто прижался к массивной чужой ограде. Появление Воробья с Мишкой разбудило притерпевшихся к своему горю родных: кто-то всхлипнул, потом громче…
– Попрощались? – спросил Молчок у пожилой толстой женщины с заплаканным лицом, по-хозяйски стоящей в головье. – Крышку давай! – скомандовал он Мишке.
– Цветы гроба уберите, покрывалом прикройте.
Молчок с Мишкой накрыли гроб крышкой, состыковали края. Молчок вынул
– за голенища сапога молоток с укороченной для удобства рукояткой и тут-тук-тук – гвозди о рта – забил.
– Сейчас мы подымем, а вы тележку – под гроба на себя примете, – руководил Молчок. – Заходи, Воробей. Мишка, веди его.
«Веди», – значит, бери Воробья, обхватившего тяжелое головье гроба, за бока и, пятясь сам, направляй его – тоже идущего задом – между мешающими оградами, по неровной почве, чтоб, не дай Бог, не оступился. Ничем больше помочь нельзя: слишком узка дорога.
Так, не торопясь, – быстрят только кошки да блошки – дошли до свежевыработанной кучи, поставили гроб на осевший под тяжестью рыхлый холм; веревки Молчок заранее разложил поперек могилы.
– С ломом давай, – буркнул Воробей, – неудобно.
– Давай. Ложи.
Мишка положил лом поперек могилы – подергал: не телепается ли. Молчок с Воробьем на веревках, зажатых в кулаках без намотки (упаси Бог наматывать: полетишь за гробом вдогонку), установили гроб на лом. Потоптались, побили сапогами землю для крепости.
Молчок натянул веревки.
– Ну, готов?
Воробью и слух ни к чему, по натягу команды ловил. Натянул свои концы – гроб тяжело завис над могилой. Мишка вытянул лом.
– С Богом! – негромко скомандовал Молчок и, вытравливая веревку, стал заводить гроб.
Воробей травил чуть медленнее: гроб быстро и без зацепки лег на дно, ногами уйдя в подбой.
Молчок приподнял свой конец уже лежащего на дне гроба – ноги, – чтоб Воробей смог вытянуть веревку – под головья. Затем быстро выбрал свою.
– По горстке земли киньте… Монеты медные, если есть.
Родственники заплакали и, оскальзываясь, потянулись к могиле, завозились в карманах, подыскивая мелочь.
Воробей закурил. Мишка через локоть сматывал веревки в скрутку.
– Не мелко, сынок? – спросила старуха.
– Как положено, мамаша, по норме.
– Ну-ну, хорошо, милый, закапывайте.
Закапывать – своя наука. Первое: нельзя, чтоб штык на штык шел, – руку секануть можно. Да и ноги товарища в земле не заметишь – в кость засадишь. Второе: все в свое место кидают. Один подбой швыром заваливает, другой – как веслом на плоскодонке – греб под себя делает, третий – свою землю с чужих холмов и с дорожки к могиле скучивает.
– Живые цветы давайте. Корзины давайте… Венки потом. Тюльпаны сюда давайте! – Молчок взял тугой букет гладиолусов, положил на землю и, прижав сапогом, отхватил концы сантиметров на двадцать, чуть не до цветов.
– Зачем это? – ахнула бабка.
– А чтоб у них ноги не выросли… Пьянь с могил цветы собирает – да на б А куцые кому они нужны?.. Глядишь, и полежат. На девятый придете – приятно, спасибо скажете.
– Хорошо, хорошо, сынок. А я-то, дура старая, думаю, чего он цветы портит…
– Теперь венки давайте.
Венки Молчок составил шалашиком над холмом. Осмотрел все по-хозяйски, отошел в сторону.