ЧЕЙЗ
Комната, в которой нас усадили, кишила мухами и прочей мошкарой. Обои давние и слегка отклеились у плинтусов. Стоял лишь старый шифоньер со следами собачьих когтей и зубов. Два угловых кресла блестели засаленностью и пылью. Присаживаться я точно воздержусь. Сэма же всё это не очень смущало и он вполне резво запрыгнул в одно из них.
Я предпочёл пройтись до окна. Тяжёлые и плотные портьеры закрывали ставни до половины и прикасаться к ним хотелось ещё меньше, но вид открывшейся панорамы заставил прилипнуть к окну.
Это огромный пустырь с хилыми постройками. Мужчины, женщины, дети вели строительные работы. Таскали цемент, камни, инструменты. Каждый что-то делал, иначе, в случае остановки процесса, могло последовать жестокое наказание. Спины людей до единого в бороздах от плетей, подгнивающие на жаре и грязи раны, изорванная в хлам одежда. Люди двигались, работали, шагали, не переставая, только, чтобы жить.
Отпрянул от окна чуть ли не к противоположной стене.
Рабство! Знал о нём и раньше, но наяву и настолько обширно ещё не имел возможности видеть. Да, мне это знакомо, но у брата всё было по-другому. Он не истязал детей, он их просто сразу же убивал. Мужчин держал лишь, как охрану или другую полезную силу. А женщин, чисто и банально либо продавал, либо трахал.
А здесь? Что происходит здесь?
Кинул взор на Льюиса. Энтузиазм в его лице читался неприкрыто. Он знает больше меня и он доволен, даже немного рад.
— Что происходит, Сэм? — грозно начал наступать. — Ты знаешь всё, не вздумай врать!
Он довольно расплылся в улыбке. Прям руки зачесались выровнять её.
— Да ладно, неужели ты не понял у кого мы? — изобразил удивление. — Однажды твой брат очень сильно выручил кое-кого, можно даже сказать, спас ему жизнь. Разборка с Саториес. Помнишь?
В голове мигом начали всплывать картины из детства. Много трупов, почти в штабеля. Я в слезах дрожу от страха в объятиях нянечки. Убитая мама погружена в носилки. Брат в крови, еле живой и за плечи приобнимает его мужчина, чуть больше сорока, тоже дико избит и с простреленным плечом. Он говорит, благодарно обнимает его и сочувствует. Их взгляд встречается с моим. Чётко читаю в них сожаление и обещание отомстить. И они потом это сделали, погибло не меньше людей, но маму всё равно уже не вернуть.
Наш общий отец умер за три года до этого, Хулио взял всё в свои руки и благосклонно отнесся ко мне с матерью. Скажем, братолюбие родители воспитали в нас крепко. Приобщить к своему бизнесу он меня не смог, но не лишил возможности выучиться и стать человеком.
Но человечность мою заглушила девчонка с голубыми глазами, угодившая в лапы моего брательника. Увидев её, я потерял покой, отчего страдаю и расплачиваюсь до сих пор.
Теперь я уже чётко сознавал чьи это мерзкие хоромы. Марселу Лима — наркобарон, рабовладелец, бандит и пожизненный должник моего братца, тот, кто, в силу своего внутреннего кодекса, будет вечно обязанным, пока сам не сдохнет.
Вот и сейчас, стоя перед ним уже в огромной комнате с дорогим интерьером и ремонтом, прохладной, благодаря кондиционерам, я не питал благодарности.
— Как ты, сынок? — Лима смотрел на меня спокойно, несколько безразлично, но изображал из себя сочувствующего папашу. Я лишь пожал плечами. — Ты исчез после смерти Хулио. Вначале я думал, что ты тоже погиб, но нет трупа — значит жив. Почему скрылся? Я мог помочь тебе.
— Мне не нужна помощь, — твёрдо отрезал в ответ.
Я всегда тихо ненавидел его. Мой ещё маленький тогда мозг всецело винил именно его в гибели мамы. Он был для меня тем чужаком, что пришёл и отнял её. Хоть и сейчас, став взрослым, понимаю, что всё случившееся лишь стечение обстоятельств, но, всё равно, этот мужчина — напоминание о моей утрате, один из тех, кто погубил ту частичку, которая, возможно, не дала бы мне стать таким, какой я есть сейчас.
— Да, сынок, мы не общались толком, когда был жив твой брат и потом. Но я в долгу перед Хулио…
— Ваш долг уплачен, — рявкнул, вогнав его в смятение. — Мой брат мёртв! Больше некому платить!
Марселу, оборванный столь жестоко и нагло, сдвинул брови и метнул взор на своих головорезов. Те, осознавая, что невольно являются свидетелями сцены, которая недопустима для чужих глаз и ушей, сделали едва уловимые шаги к дверям.
Краснеющее негодованием и обидой лицо старого мексиканца снова в упор смотрело на меня. Будь я тем же прежним сопляком, то бы умер от страха, но сейчас. Штиль! Ничего!
— Этот нрав, — Лима попытался смягчиться и улыбнуться, чтоб слегка сгладить углы. — Сейчас я его помню. Потому в деле брата ни черта из тебя не вышло. Как это там? — он глянул на бугая слева от себя, ища какой-то подсказки. — Размазня! Точно! — он встал, но изо стола не вышел. Смешок. — Ты, вроде, тогда лягушек освежёвывал да крыс. Точней изучал. Этакий ботаник. И, видимо, пригодилось. И Сэмми туда же ушёл, но тот покруче тебя будет. Даже сейчас вот, он меня нашёл, а не ты.
Я пожалел, что не убил Льюиса, ещё тогда, когда сообщил ему о содеянном в заброшенном доме. Когда был уверен, что всё кончено и можно сдаться полиции. Пожалел, что поддался ему, что начал скрываться. Снова слабак! Где мои силы и воля, чтобы заткнуть вас всех, уничтожить.
Убивая Джилл, я подводил черту, но теперь моя расплата закручивается в ещё большуший клубок с дерьмом.
— Я никогда не хотел иметь с вами ничего общего, — постарался произнести это, как можно, спокойнее.
— Это я понимал, потому и отеческих чувств к тебе не развивал, но сейчас появились изменения. Хулио мёртв, но ещё жив ты. А его кровь требует возмездия, — с этими словами он бросил на стол фото, которое, подобно пёрышку, спларировало на столешницу. Джилл…
Я уставился в до боли знакомые черты лица и понял, что не могу произнести ни словечка, словно это выдаст её.
— Убить эту тварь у тебя не вышло, потому за дело теперь берусь я. За время издевательств над ней в клинике, ты достаточно узнал её, поэтому мне нужна информация о ней. Любая.
В груди забилась агония.
— Зачем ОНА тебе? — надрывно и низко уронил я, понимая, что земля поплыла под ногами и суть вопроса невероятно глупа.
Лима улыбнулся и смотрел на меня, как на идиота.
— Чейз, ты серьёзно не понимаешь? Или жизнь в бегах подплавила тебе мозги? Эта тварь убила ТВОЕГО брата! Думаешь, ей это должно сойти с рук?
Мной одолела паника. Нет, всё не так! Да, я мучал её, но это делал Я, всегда зная предел и точки давления. А у этого человека их попросту НЕТ, и движет им лишь месть. Я не могу ему отдать её! Вернуть снова Diablo, но в разы хуже! Уж лучше ей было умереть в той хижине. Это было бы куда гуманней.
— Не надо, — уронил я, понимая, что он сейчас видит во мне снова того мальчишку, потерявшего опору. — Она не убивала Хулио… он сам… сам, правда…
— Да, — Лима спокойно кивнул, — сам. Только вот из-за неё. А ещё она всё-таки, как не оспаривай, пришила его ребят, в том числе и моих, и брата Сэма.
Боже, мне кажется, что земля разверзлась подо мной, и я вешу над пропастью, а огонь из неё, обжигает с ног до головы. Хочется кричать. Этого всего нельзя допустить. Нельзя!
— Нет, прошу, Марселу… Не надо. Я сам разберусь. Не трогай её!
— Это не тебе решать…
Умопомешательство. Я видимо отключился в эти секунды паники. Гнев и страх за Джилл перекрыли мой рассудок. Очнулся только, когда мои руки сорвали с шеи Марселу, а после бесчисленное количество ударов ногами по рёбрам, и конечный прикладом автомата в голову.
Пришёл в себя всё в том же кабинете, лишь смена зрительского состава в лице Сэма и женщины с каре. Попытался шелохнуться, но понял, что связан.
— Суки, — буркнул я, но открыв рот, сплюнул густую кровь.
— Чейз, — Лима разочарованно покачал головой. — Я хотел лишь помочь тебе… Вам! — кинул взгляд на женщину. При чём тут она? — Познакомься, — Марселу по-отечески приобнял её за плечи. — Сисилия — твоя племянница и дочь Хулио.
Презрительно всмотрелся её черты лица. Да, похожа. Надо же, брательник, успел всё же наплодить своих выродков, но кидаться к ней с объятиями, я абсолютно не расположен. Да и руки заняты.
— Мне плевать кто она. У моего братца все детки были от проституток и рабынь. Знаться с каждой его шавкой не намерен.
Один шаг, и эта оскорблённая деваха оказалась возле меня и смачно заехала в челюсть.
— Эта, как ты смел выразиться, шавка, теперь владеет всеми его деньгами и этим местом в том числе. Эта же самая шавка умоляла меня найти тебя, — видимо, сейчас меня пытаются засовестить.
— Мне срать кто она! Мне срать на вашу благодетель! Вы не притронитесь к Джилл, иначе, клянусь, сам лично грохну вас всех!
— Закрой пасть, щенок! — Лима громыхнул так, что все вокруг всколыхнулись. Только вот у меня опять всё мертво. — Выкиньте эту неблагодарную тварь в рабочий амбар! А перед этим отделайте как следует, чтобы больше не зарывался.
И меня прямо со стулом вытащили в коридор…
Два месяца спустя
Глаза жгло от солёных ручьёв пота. Тело тихо и мирно ныло от натруженных рук и ног. Дневная жара стала спадать, свидетельствуя о том, что скоро отбой и нас напоят долгожданной водой, а после отправять прислуживать — женщин в доме, мужчин рабочей силой в цехах по гонке наркоты.
Раз в неделю из жилого амбара забирали по паре пленных… и мы их больше не видели. Что могли сотворить с ними приходилось только гадать, но я знакомый с политикой наркокартелей, знал для чего Хулио их тушки.
За эти два месяца, может даже больше, я стал привыкать к происходящему вокруг себя. Я понимал главное — меня не убьют, лишь только потому что просто воспитывают и ждут. Ждут, когда раскаюсь и покорюсь им. Когда осознаю всю их чёртову благодетель и воссоединюсь со своей пришлой семейкой.
Моей настоящей семьёй всегда была только МАТЬ, но вы её убили.
Они ведь абсолютно не понимают, что хуже мне уже не сделать. Глупо испытывать человека, который давно просит смерти у судьбы. Хотя, признаться, так было в начале.
Я понимал и другое — они ищут её, и скоро Джилл окажется здесь, поэтому считал своим долгом встретить девушку и… помочь. Чем смогу. Хоть самую малость. Я очень боялся, что она может не дойти до меня, погибнуть где-то там, в руках Марселу Лима и моей новоиспеченной родственницы.
Два далёких звонка. Отбой. Мы зашевелились к забору, ожидая воды. Как всегда, выставили бочку посреди пустыря. Первые, что по-сильнее, вторые чуть слабее. Детям вообще остатки. За эту неделю умер уже четвёртый ребёнок.
Металлическая жестянка, которую я перемастерил в полусферу, подобно, черпаку, блистала лужицей живительной влаги. Поднёс к губам и жадно хлебнул, пока в запрокинутой голове, не увидел девчушку, лет десяти. Карие пуговицы глаз с тоской и страхом смотрели на мою жестянку. Она даже не пыталась пробраться к бочке. Её худенькое тельце едва могло сидеть. Грязь и фиолетово-синюшные разводы мешали определить её точный возраст и уровень сил.
Горло отказалось глотать. Я спрятал жестянку за спину и резким движением нагнулся к ней, схватил под руки и быстро увёл в сторону от других, опасаясь нападения жаждущих мародёров.
— Пей, — сунул воду ей под нос.
С радостью, осознав мою доброту, девочка впилась в жестянку чуть ли не зубами. Засопела, жадные и громкие глотки взахлёб. Поперхнулась, начала кашлять.
— Нет, — быстро отнял черпак и зажал ей рот, глуша кашель. — Нельзя… Тише…
Если кто-то из пленных увидит мою добродетель, стопроцентов накинется на меня с целью отнять жестянку с водой. А уж там, как получится, вплоть даже до убийства, и не факт, что это не пройдёт мимо ребёнка.
Девчушка, тем временем, тяжело и гортано дышала, капельки слёз выступили из глаз. Отнял руку, вновь сунул остатки.
— Спокойней, — тихо предупредил, стараясь не пугать голосом. — Допивай.
Отдал черпак и прикрыл её от свидетелей.
Водопой закончился. Выстроились в строй и последовали, как всегда друг за другом, только в этот раз совершенно чётко ощутил, как рука девочки уцепилась мне в пояс брюк. Понял, что невольно подписался ей в защитники.
Твою мать! Я ни к кому не хотел привязываться. И так больно от того, что тут твориться, ну а если ещё брать груз ответственности за кого-то, тогда вообще проще сдохнуть сразу.
Лишь ночью, когда амбар спал, в том числе и девочка, аккуратно придвинул малышку и уложил голову к себе на плечо. Ребёнок, почувствовав тепло и защиту, прижался ко мне и зарылся носом в мою грудь.
Странно, но это как будто успокоило меня. Впервые, за столь долгое время, осознал, что могу быть нужным кому-то. Волна ответной благодарности расстеклась по телу и крепче прижал девчушку к себе, мирно уснув.
С тех пор девочка хвостиком ходила за мной, но это общение и, тем более дружбу, ни в коем случае нельзя было показывать. Наши рабовладельцы не приветствовали друзей, родственников, напарников и всех, кто здесь больше одного. Такие группы уничтожались сразу же. Потому мы держались поодаль друг от друга, но не терялись из виду.
Девочку звали Габи, то есть Габриэль. Говорила она только на испанском, к счастью, этот язык я немного знал ещё от брата. Её похители прямо из школы. Хотели продать в публичный дом или же какому-нибудь порнорежиссёру в категории детской порнографии, но изъян — обширный ожог на теле — можно сказать, спас от подобной гнусности.
— Как? — однажды спросил я, имея в виду травму.
— Кастрюля с горячим супом. Попало на шею, грудь и ноги.
Сбоку укусило насекомое. Матюкнулся, шлёпнув по этому месту, прекрасно сознавая, что мелкий хищник уже смотался. Грёбаная мошкара.
— Нас ищут? — вдруг спросила она.
Нет, в этом был уверен. Её родители, да, ищут, но никто не сможет помочь, точней испугаются или не станут связываться. В дела о похищении людей, тем более женщин, мексиканская полиция давно не ввязывается. Так как слаба перед армией картелей.
— Обязательно, — моя задача соврать, и она долго ещё не поймёт, что всё просто слова. Этот ответ нужен ей, чтобы просто успокоиться, обнадёжить её на эту очередную ночь.
Утро началось со смерти одной из женщин. Её труп двое мужчин уложили в угол амбара. Никто уже давным-давно не пугался и не плакал от подобных вещей, это стало нормой.
К счастью, Габриэль не успела проснуться к этому моменту. Скоро рассвет, и это говорило о том, что начинается новый рабочий день. Но дверь открылась раньше положеного срока. Все испуганно вскочили и вжались в стены.
Посещение амбара не по времени значило лишь две вещи — либо кого-то заберут навсегда, либо будет новенький, что бывало не так часто.
Я прикрыл Габи спиной и вжал в покров тени.
Новенький. На пол бросили женщину. Когда она отдышалась и подняла лицо, я едва не вскричал от негодования. Замер, как статуя, голос осип в груди, сердце застряло комом в горле. Она что-то говорит. Напугана. Этот голос, въевшийся с годами в уши. Как же мне плохо было без тебя!
Я шагнул из тени. Даже не принял во внимание её ужас. Просто что-то сказал ей. Ноги ослабли, как от нервного перевозбуждения, так и от моральной усталости. Рухнул перед ней на колени и…
Меня прорвало. Рыдание, как избавление от прошлой моей шкуры, как просьба принять меня и, главное, простить. Я всех богов молил не увидеть её здесь, но был всё равно счастлив, что она снова рядом.
КАСТЕР
Аккуратно поставил костыль возле стула, заботливо предложенным мне детективом Энди Миллером.
Прошёл месяц с небольшим после похищения Джилл, и мне, кажется, я начал привыкать к подобному состоянию. Кабинет следователя всё так же просторен, лучи утреннего солнца заливали шкафы с множеством папок, личных дел преступников и жертв. Легкая дымка пыли медленно и синхронно плыла в свете, изображая вихрь мелкого конфетти. Город за окном набирал звуки, оповещая о том, что достаточно проснулся для того, чтобы прожить с лихвой этот новый день.
— Не объявлялся? — спросил я, невольно глянув на кресло в углу кабинета.
Миллер мотнул головой и понуро произнес:
— Он неделю торчит, чёрт знает где. А на мои угрозы, сдал значок и оружие. Пришлось дать ему отпуск, но этот сукин сын пропал. Пару дней назад, Синди, наша секретарь, видела его в баре.
Я опустил голову, слушая терзания детектива и переживания за коллегу, напарника и может даже друга.
Марк Вайлет — самовлюбленный жеребец, любимец женщин, неотразимый ловелас, словно похоронил себя в тот день.
Похищение девушки добило всех нас, как меня, так и его. Но мне казалось, что это ерунда. Я отчего-то чувствовал, что найду её, верну, снова одолею эту новую жуткую борьбу.
Для Вайлета же всё проходило намного сложнее. Он винил себя и достаточно серьёзно. Я не смог ему доказать, что случившееся было сверх нашил сил. Что Чейз Ричер умён, хитёр и невероятно упрям. Что способен на всё, лишь бы добиться своей цели. А его цель — Джилл Кэйтор.
— Почему он так терзает её? — вопрошал однажды Вайлет, пьяным угрюмым вечером, когда помог мне с посещением травмотолога, и после остался в моей квартире попить пивка. — Все имеют право либо на спокойную жизнь, либо на гуманную смерть. Но эта тварь держит всё на грани. То затягивает, то снова ослабляет петлю.
Я не знал ответов. И хуже всего не мог понять связь Ричера и девушки.
Я читал о том, как жертва может полюбить своего мучителя, но это лишь её болезненное восприятие, неспособность увидеть черту между заботой и безвыходностью. Это все имеет вес, но не в случае с Джилл.
Любовь и ненависть ходили рядом. Любовь — причина, а ненависть — следствие, а это оказалось главной постановкой сюжета в их истории.
Девушка была сильна духом, она боец, хоть и физически слаба. Джилл способна вытерпеть всё, пережить даже собственную смерть, но… Пав жертвой высоких чувств, она разрушила для меня все столпы своей личности. Я не смогу понять этого, наверное, никогда. Для меня это было гнусно. Я хотел ей помочь. Надеялся на то, что смогу убедить в обратном, помогу понять истину, разобраться в себе.
Я тоже любил её, любил просто за то, кто она есть, любил её существование на этой земле. И потому буду по-прежнему охранять от бед. Да, в данном случае, потерпел фиаско, но проигран лишь бой, а не война.
— Есть что-нибудь о ней? — Имя девушки отчего-то мы избегали произносить.
— Она не в нашей стране. Об этом ты уже знаешь.
Горько опустил голову:
— Неужели, полиция Мексики не может нам помочь? — не хотел верить в их продажность.
Мексика. Жара. Песок. Каньоны. Вест. Природа. И все это на фоне несправедливости, что тщательно хоронилось правоохранительной службой.
В Мексике две главные беды всевластные наркокартели и полиция неспособная, либо нежелающая защищать граждан своей страны. Убийства средь бела дня без суда и следствия, насилие и издевательства над женщинами. Безработица. Люди выживают лишь, творя зло. Да, это в далеких районах. В бедных кварталах, в городах, затерянных среди каньонов и песчанных дорог, длиною в тысячи миль.
О том, что Джилл, именно там гадать не пришлось. Номер фургона штата Техас. Трупы в корвете числились в авторитете среди головорезов наркобаронов. Но кто главарь всей операции узнать было почти не реально. Мексика не выдавала преступников и мало желала содействовать нам. Они лишь сухо отвечали, что всё проверят и два раза в неделю снабжали сухенькими отчётами о спецоперациях по задержанию очередной партии героина.
— Когда снимут гипс? — Энди оценивающе оглядел ногу.
— Через месяц, — хотел бы промолчать ещё и о реабилитации. Голеностоп раздроблен в щепки. Пластины, штыри сращивали кости, потому на лечение уйдут месяцы. Я не помощник, лишь груз.
Миллер это понимал. Вздохнул и уныло взял папку с края стола.
— Под прикрытием работать ты не сможешь…
— Но Вайлет может, — нужно уцепиться. — Энди, его надо привести в чувство. Вы знаете его лучше меня. Где нужно давить.
Но детектив помотал головой:
— Я сдох. Он не слышит меня. Мы не замечали, но он тоже влюбился в девушку, потому и воспринял всё так остро.
— Да, и поэтому предпочитает заливать горе, чем спасать, — фыркнул сердито.
— Ты тоже к ней небезразличен, — детектив поднял ноту выше. — Помоги ему, поговорите на чистоту. Ведь только ты можешь его понять. Взгляни на эту ситуацию с его точки зрения. Ты с Джилл знаком дольше него и знаешь её лучше. Дай ему сил.
Я хмуро опустил взгляд. Помочь ему? Как? Хотя он прав. Мы же с ним абсолютно в одной тарелке, идентичны, как близнецы. И оба хотим её вернуть. Молчал. Да и нечего тут говорить.
Энди с досадой выдохнул. Посмотрел в окно, молча прокручивая что-то в голове.
— Что ты знаешь о наркокартелях?
Я запнулся. Наркотики. Горы дури. Оружие. Торговля людьми. Власть…
— День в этом месте и человек до конца жизни теряет себя. Перестаёт быть человеком. Как думаешь, что с ней, если она до сих пор жива? Тяжёлый труд, побои, голод, жара. Её могут заставить работать шлюхой, могут вшить в желудок наркотики и использовать в качестве сумки. Диабло любил её, и потому на ней была защитная плёнка, но и тогда жилось ей не сладко, а сейчас? Уверен ли ты, что те двое замешены во всем этом? А если нет, то сколько ей осталось жить?
Кровь во мне леденела с каждым его словом.
— Задумайся. Секунда промедления и мы, возможно, никогда её больше не увидим.