КАСТЕР
В этот раз везти её в больницу настоял я. Андрес и так всё время был с ней, а мне приходилось узнавать обо всём издалека. Да и наблюдая за Катейру, понял, что Джилл сумела покорить сердце и этого громилы. Я не ревновал, просто с тоской поражался, как при таком богатом выборе мужчин, девушка умудрилась полюбить самого сложного, недоступного и жестокого человека. Я давно смирился с тем, что она любит своего же убийцу, что немудрено. Её жизнь — вечный ад и сумасшествие, потому и её любовь такая же.
Я не понимал её, но уже не осуждал. Последние события, что происходят с Ричером стоили её сердца и души. Нет, я никогда не прощу ему то, что он творил с ней в больнице, как убил в хижине. Но я оценил то, что он сделал для неё в картеле, он рискнул жизнью, отдал свою свободу, чтобы спасти девушку.
Я впервые говорю ему "Спасибо". А наблюдая за Джилл, понимаю, что именно этот человек, вдруг стал её счастьем. Я мечтал видеть девушку счастливой, потому всячески участвовал в следствии.
На начале дела сумел доказать, что к ночной бойне психбольных и их смертям, он не имел отношения. Расследование вывело меня на Сьюзен Ирдан, чему был невероятно поражён. Именно она, лишила пятый этаж электроэнергии. Неужели, она попыталась убить так Джилл, после нашего расставания? Сьюзен занялась полиция Бостона.
Обратился к родителям Габриэль Косты, прося их ходатайствовать за него на суде. Джилл рассказала им о том, как Чейз всё время оберегал девочку, ценой даже собственной жизни. Как отдавал ей часть своего пайка, выбивал чарку воды и оберегал от псов Лимы. Возможно, только благодаря ему смерть ребёнка была не насильственной. Мать покойной по-прежнему пребывала глубоком трауре, поэтому адекватный ответ дал лишь её отец.
Свои обвинения в моём похищении я отозвал, сославших на глупую ссору между коллегами, ведь всё-таки он меня тогда не убил, а мог бы. Я, скорее, был благодарен, что оказался в той хижине, если бы меня там не было, никто бы не вытащил девушку из могилы. Даже там он, как будто, всё продумал.
Вельдосо нарыл сведенья о Чейзе в муниципальных учреждениях. Оказалось, что после трагической гибели матери на его глазах, родственники дважды направляли мальчика в психологический центр. Ребёнок пребывал в тяжелой депрессии и мучался кошмарами. После его перевезли в штаты. Третий раз он уже самолично посетил центр, только в Бостоне, ближе к двадцати годам, и, по записям психиатора, выражал крайнюю злость и ненависть к брату. Адвокат пытался оправдать подсудимого, ссылаясь на его психологическое состояние, на гнёт со стороны его родных, на плохую работу социальных групп, позволившим ребёнку вырасти в преступном мире. Он клонил на то, что маленькому мальчику просто не от кого было взять хороший пример, но уже во взрослой жизни он пытался самостоятельно этому обучиться, не без жертв. Подсудимый заслуживает как наказания, так и сочувствия. Смертная казнь чересчур завышенная мера наказания.
Вельдоса верил в эту линию защиты и считал, что присяжные учтут эти факторы при вынесении приговора.
После второго слушанья, Джилл сильней поникла и большую часть времени проводила дома в постели.
Ильдиго не смог доказать, что Чейз устроил сходку преступных группировок в доме Видаля, но о том, что Джилл сообщница, явственно свидетельствовал её живот и непонятная скрепка на безымянном пальце, в значение которой я желал не вникать.
Перинатолог водила датчиком УЗИ по животу девушки.
— Плацента по передней стенке матки, предлежание плода головное, сердцебиение в норме 152 удара в минуту. Внутренние органы сформированы, без патологий. Вес плода примерно кило сто тридцать. Пол ребёночка, наконец, решили узнать?
— Да, — Джилл привстала.
— Это девочка.
— Девочка, — она расплылась в блаженной улыбке. Я, поздравляя, сжал её ладонь.
— Фото нужно?
— Да, пожалуйста, — кивнул я.
— Два, — ввернула Джилл.
— Хорошо, — врач кивнула. — Можете вставать, Джилл.
Я ушёл в коридор. Когда девушка вышла, протянул ей фотографии.
— Вторую попроси Вельдосо передать, — имя отца она не решилась произнести.
— Хорошо, — забрал снимок. Уже в машине обеспокоено посмотрел на нее. — Джилл, я переживаю за тебя. Расскажи мне всё.
Она вздохнула.
— Просто… просто мне не хватает его. Когда малышка впервые толкнула, то живот трогал Андрес, а не он. Я с каждым днём всё больше понимаю, что это навсегда. Его не будет рядом, как бы я об этом не мечтала и не боролась за это.
— Джилл, не думай так. Его не казнят, мы этого добьёмся. А потом будем добиваться и его амнистии. Рано или поздно, но всё будет. Ты многое вытерпела, осталось ещё немножко. Не сдавайся.
Она не ответила, просто закусила большой палец и уставилась в окно.
В доме было шумно. Морена играла с Оливией в куклы, а Мигель с головой зарылся в гаджет. При виде нас, гувернантка хмуро кивнула. Джилл лишь удостоила своим взглядом.
— Андрес у себя? — спросил я.
— Нет, сеньор. Он в больнице у матери, — ответила она. — Не желаете чаю или кофе?
Я неучтиво замялся.
— Да, не отказался бы, — кивнул.
Оливия ушла в кухню, а Джилл осторожно уселась на диван, возведя живот кверху. Морена тут же взобралась рядом и уложила голову на него.
— А скоро он родится? — она наивно глянула на Джилл.
— Это девочка, — улыбнулась беременная.
— Здорово, ты родишь мне сестрёнку!
Мы от души засмеялись.
— Да, у тебя появится подружка, — Джилл чмокнула девчушку в лоб.
Оливия принесла поднос с чашкой и, поставив на стол, удалилась. Взял кофе и пригубил, наблюдая за завистливым взором беременной.
— Тебе нельзя, — передразнил.
Джилл испустила усталый рык:
— Когда рожу, наемся до отвала.
— Нет, — уже откровенно засмеялся над ней. — Потом нужно кормить малышку грудью. Ничего вредного.
— Я тебя ненавижу, — она тоже засмеялась.
Мы ещё долго разговаривали и уже в потёмках я распрощался с ней и домочадцами. Сам хозяин дома так и не появился.
АНДРЕС
Шёл заплетая ноги. Дыра в груди расширилась до невероятных размеров. Её больше нет…
Я стоял возле палаты реанимации и наблюдал, как хирурги пытаются вновь завести ей сердце. Звук линии жизни до сих пор звучит в моём мозгу.
— Время смерти 16:37,- приговор доктора.
Я умер с ней, рядом. Мам… Мамочка…
Мой крик боли утонул в её плече. Целовал руки, лицо, уговаривая вернуться. Прошу тебя, мам, не оставляй меня одного. Но крик траура переродился в гул, слёзы в сухую солёную плёнку на лице. Во мне снова шестилетний мальчик, которого мама потеряла в парке. Он плачет, озирается, зовёт её. И ему очень страшно. Но тогда был счастливый конец, мама нашлась. Здесь же я смотрел на белое лицо, с приоткрытым ртом, впалыми щеками. Седые волосы распластаны по подушке. Катетеры и патрубки больше не имеют смысла. Она ушла безвозвратно.
Улица была тёмной и нелюдимой, но мне было всё равно. Пьяные ноги заплетались у паребриков. Останавливался, чтобы отпить из бутылки, в которую вцепился намертво.
Я даже не слышал опасное обращение ко мне.
— Да он в стельку, — хихикнул плюгавый шкет, смотря на меня.
Второй коротыш осмелился толкнуть.
— Сука, — теперь среагировал. Развернулся и выкинул кулак в пацана. Не ожидавший такого ответа, парень упал на землю. Где-то возник третий. Кинулся прямо мне на хребет, словно шавка на медведя. Скинул его, грубо швырнув в сторону. Полоснули по руке. Я зло зарычал и швырнул во второго козла бутылку. Поняв, что противник не по зубам, шпана испуганно начала отступать, подбирая покалеченных.
Я подобрался, злобно пнул ногой фонарный столб.
Свет в окнах моего дома уже не горел и правильно, им ни к чему сейчас видеть меня таким.
Ввалился в дверь. Достал из бара ещё одну бутыль с горячительным.
Рука дико ныла и кровь заливала рукав. Стянул рубашку. Приличный ножевой порез. Когда успел? Скомкав одежду, прижал к ране. Упал на диван. Отвинтив крышку, отпил.
Тихо. Глянул на второй этаж. Там комната мамы. Сделав ещё глоток, поплёлся вверх по лестнице. Вошёл в её комнату. Замер прямо на входе. Лиловые стены. Фоторамки наших счастливых моментов. Улыбающиеся папа и мама. Зачем вам нужно было бросать нас?
Я ударил рамку, разбив стекло, изъял фотокарточку, приложил к груди.
— Андрес?! — обеспокоенный голос с порога.
Джилл.
— Иди спать, — я не хотел её видеть. Никого не хотел.
Она разглядывала меня с секунду, а потом увидела кровь на руке.
— Ты ранен? — тут же подскочила ко мне. — Что произошло… как?
— Шпана на улице напала, грабануть решили.
— Ты пьян? — удивленно расширила глаза.
— Джилл, отвяжись, — рухнул на мамину постель. Зарылся в простыни носом.
— Рану надо обработать, пойдём вниз, — она маячила возле меня.
— Чёрт с ней.
— Я принесу аптечку…
— Нет, не уходи, — вдруг взмолил я. Придурок, то гоню, то прошу остаться. Обернулась.
— Андрес, что случилось? Ты пришёл за полночь, пьян, на плече кровь. Это не ты…
— Не я, — мой голос предательски задрожал. — А я умер, Джилл. Вместе с мамой. Сегодня, — она шокировано осела на край кровати. — Она сегодня умерла, Джилл. Ушла. Оставила нас, — слёзы выступили из глаз. Я уткнулся ей в колени.
— Андрес, — только и смогла проронить девушка и просто, обняла мою голову.
Она была рядом, делила мою боль. Я был благодарен. Когда успокоился, продолжил покоить голову у неё на коленях. Она осторожно проронила:
— Андрес, дай мне взглянуть, — коснулась раненой руки. Убрал намокшую от крови рубашку. — Скверно. Нужно обработать. Я сейчас вернусь.
Ласково переложила мою голову с колен на кровать. Вернулась быстро, принесла таз с водой.
— Садись, — потянула меня вверх.
Сел, тускло смотря на хлопочущую вокруг меня девушку. Через некоторое время на обработанной ране красовалась гемостатическая губка.
— Я хотел ей рассказать о тебе, — понесло вдруг меня. Пьяный язык был неблагоразумен, а сердце рвалось изнутри. — Хотел сказать, что нашёл тебя. Ту, которая засела вот сюда, — с силой стукнул себя по груди.
— Андрес, не надо, — она попыталась отстраниться, но я поймал её за руку.
— Я не хотел, правда, — второй рукой слегка коснулся её щеки. — Но так вышло. Я полюбил тебя, красавица.
Она испустила стон и, вырвав ладонь, вскочила.
— Андрес, не надо!
— Тебе не надо, — поднялся следом, поймал за локоть, сурово глянул на неё. — А мне надо. Я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, Джилл. Мне не нужна твоя взаимность или сочувствие. Просто говорю, как есть. Его не будет. Он не сможет быть рядом с тобой. А я рядом!
— Не говори так, — она толкнула меня от себя, но я держал крепко, не соображая, что делаю ей больно. Поняв, что вырваться не удасться, ударила по лицу.
Я отстранился, горя щекой и отпуская её. Девушка опрометью выбежала из комнаты.
Идиот! Пнул ножку кровати.
На утро виноватый стоял возле её дверей.
— Спустись вниз, — попросил я, когда она осторожно выглянула из комнаты. Через несколько минут девушка была уже в гостиной. — Я должен попросить прощения за своё поведение ночью. Забудь, что наговорил по-пьяне. Только не уходи. Дети к тебе привыкли. Им сейчас нужна будет твоя поддержка и участие. Обещаю, больше такого не повториться.
Слушала меня, сжавшись, но не сердилась. Знал, что спишет это на мою потерю и алкоголь. Пусть. Так даже лучше.
Она любит Чейза и на это место нет смысла претендовать.
— Пожалуйста, побудь сегодня с детьми. Вечером я всё им сообщу.
— Ты в больницу?
— Да.
— Я могу поехать с тобой, — опять самопожервование.
— Кастер, обещал помочь. В твоём положении лучше не крутиться среди мёртвых. Плохая примета.
Я откланялся, но она коснулась плеча. Оглянулся. Девушка притянула меня к себе, чмокнула в щеку и крепко обняла.
ДЖИЛЛ
Заседание сделали открытым, так как всё это дело вызвало широкую огласку и общий резонанс. Ещё бы. На скамье подсудимых брат торговца живым товаром. Все считали, что именно он должен ответить перед законом за все преступления как свои, так и всего этого чудовищного бизнеса.
Глянула на скамью свидетелей — целая армия людей, которая участвовала в нашей истории, знакомые и незнакомые. Все они хотят либо помочь, либо убить моего мужа.
В зал ввели Чейза, вызвав гудение присутствующих. Его понурая спина, отчуждённый взгляд. Дико захотелось вскочить, подбежать к нему, обнять, целовать лицо и губы. Как же он далеко! В груди сердце облилось кровью.
Сегодня… Сегодня вспомнят все его грехи. Поведают всем нашу жизнь, в которой было столько грязи и зла. Они размусолят это всё в колоссальные масштабы и никто, никто не заметит наш маленький рай, нашу семью, родившуюся так для них некстати.
Удар молотка. Сердце рухнуло в желудок, малышка беспокойно толкнулась.
Дали слово Диего Ильдиго. Вольяжный, беспринципный и чопорный мужчина, зачитывал обвинение, каждый раз подчёркивая "предельную жестокость" подсудимого. Запросил высшую меру наказания — смертная казнь.
Я панически сжала руку Кастера. Пришёл черёд говорить Рикардо Вельдосо:
— В совершенных ранее преступлениях подсудимый чистосердечно сознался. Потерпевшая сторона в лице Джилл Кэйтор и Кастера Майерса, отозвали свои обвинения. Хочу обратить ваше внимание на предысторию подсудимого. Человек рано лишился родителей. Мать убили у него на глазах. Ещё маленьким мальчиком он был очень хорошо знаком с таким понятием, как смерть. Задумайтесь, каково это не знать, что такое забота, любовь, привязанность. Да, он виноват в содеянном, но у меня есть свидетели, которые подтвердят, что он изменился и искренне раскаялся в своих проступках. Даже эта женщина, — он резко указал на меня, — поняла это. Та, которая подвергалась насилию со стороны его семьи. Та, которую подсудимый больше года бил и насиловал в психиатрической тюрьме…
Меня начало крутить. Как просто он описывал мою жизнь, вталкивая душу в прошлое.
— Джилл? — Майерс обеспокоенно посмотрел на меня. — Здесь душно, хочешь выйдем?
— Нет, — я хочу услышать каждое слово. Вдохнула, настроившись внимать дальше.
— … жизнь сама перевоспитала его, придала нужную огранку алмазу, чтобы он мог быть опорой. Спасением для маленькой девочки в рабстве жестокого плена, для девушки, что едва не была изнасилована и убита на камеру ничтожного человека. Он спас жизней больше, чем загубил, по глупости. Он заслуживает, как наказания, так и понимания.
Вельдосо умолк, опустившись на стул.
Всё дальнейшее воспринимала с трудом. Ильдиго вызывал в свидетели Мерседес, Кейт Брит, Марка, Сид Васкес, Энди Джонса, мужа Эммы Робертс, жену убитого охранника.
Вельдосо использовал ещё и своих: Кастер, Андрес, родители Габриэль, наёмники Лимы, которых обезвредила полиция при облаве, психотерапевты из Мехико и Бостона, Джон Майерс.
Чем дольше тянулось заседание, тем больше натягивались мои вены. Живот крутил страх.
— Вам слово подсудимый, — судья посмотрел на него.
Чейз поднялся, нашёл меня, слегка улыбнулся. Оглядел зал, судью и присяжных.
— Вам мне нечего сказать, в чём виноват уже сознался, в чём нет — не доказали, — бросил взор на Ильдиго. — Я только ей хочу многое сказать, — посмотрел снова на меня. — Спасибо, родная. Твоя любовь воскресила меня, подарила сердце. Пусть это было недолго, но я уйду с счастливой грустью. Прости меня, за всё, что натворил и за что не смогу сделать. Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — произнесла одними губами, тресясь от нервного перенапряжения. Внутри всё клокотало, ком душил в горле.
Кастер гладил ободрительно по спине, потирал руку.
— Присяжные удаляются в комнату обсуждения, для вынесения окончательного приговора, — удар молотка.
Двенадцать вершителей моего счастья поднялись и прошествовали за приставом.
— Чейз, — нервы сдали окончательно и я рванула по рядам к мужу. Останавливать беременную женщину не имело ни смысла, ни гуманности.
Он протянул руки сквозь прутья, заключил в объятия. Жадно поцеловал.
— Родные мои, — шептал он, целуя меня и живот.
Я уже заревела не таясь, и утопила пальцы в его волосах.