Вадим, Вадим, как ты меня обманул, ты казался самым лучшим человеком на земле. Я замирала от счастья, когда ты целовал меня, даже просто смотрел на меня.
- Мы будем самыми счастливыми людьми. Всегда.
Это ты сказал после свадьбы, как недолго это было правдой. Как быстро кончился мед! Странно, как два, казалось бы, совершенно необходимых друг другу человека могут быстро так сделать все, чтобы стать не только ненужными, но и враждебными друг другу. А у нас так и получилось.
- Я буду всю жизнь носить тебя на руках.
Очень скоро я почувствовала как не удобно мне быть у него на руках. У него совсем не было друзей, а с моими он тоже не очень ладил, и те, один за другим, отходили от меня, это было очень больно.
Я заходила к ним сама, но начинались скандалы, и я стала жить по жестокой программе: работа - дом, дом - работа. Засыхали в уборной мои горные лыжи и я, как те лыжи, засыхала. Оставался один человек, которому можно было поплакать в жилетку - Бра. Мы с ним старые друзья, еще в институте вместе учились. Когда-то он пытался сделать из меня туристку, был даже чуть влюблен. Потом это у него прошло, туриста из меня не получилось, а вот друзьями мы остались. Однажды я подошла к нему после работы.
- Юра, ты сегодня занят? Мне нужно поговорить с тобой.
- Плохо тебе?
- Да.
- Я знал. Пойдем куда-нибудь.
Мы долго ходили с ним и говорили, говорили. Стемнело, зажглись фонари, их отражения дробились в Днепре, а мы все говорили.
- Я ничего тебе советовать не буду, по моему, ты и сама все решила. Это не тот человек, с которым ты можешь жить. Я хорошо знаю тебя и немного знаю Вадима. Мне не понятен мир таких людей. А ты ближе к нам, чем к ним. Мерой оценки человека служит то, насколько он нужен другим, а кому нужен твой муж? Только себе.
- Да, это правда.
- Хочешь, я расскажу тебе о других людях?
И он рассказал мне о Косте и Саше, потом я услышала Сашины песни.
Это был действительно другой мир, где "человек человеку- друг" не догма, а норма, более того, необходимость, а иначе никак, и светлело на душе у меня.
Я ушла от Вадима.
Я смотрю на Костю Серова и Сашу Галкина. Они живые сидят передо мной и. Я хорошо знаю многие песни, я помню рассказы о них. Я даже знакома со многими ребятами, которые их знают. Только Костя совсем не тот, каким я его представляла, боже мой, какие у него грустные глаза, неужели и таким людям может быть когда-нибудь плохо, а ему, наверное, плохо, он смеется вместе со всеми, разговаривает, подпевает всем, но это такая тоненькая скорлупа, в глазах совсем другое. И это так не похоже на то что о нем рассказывают.
- У вас очень грустные глаза.
- Это просто форма глаз такая.
- Не думаю.
И тогда глаза у него стали не только грустными, но и чуть испуганно удивленными, и он этими грустно - испуганно - удивленными глазами посмотрел прямо на меня:
- Мы с вами, Рита, еще не на "ты", а вы уже требуете от меня объяснений, почему я такой как есть, а не такой, каким представлялся.
А он колючий.
- Простите.
- Давайте, тогда уж выпьем на ты.
- Костя, ты.
- Ты, Рита.
- Эй, эй, кончайте локальные выпивки, Костя, скажи лучше тост.
- Хорошо, ребята, - он задумался, - понимаете, вот мы живем в городах и будем жить там, и каждый последующий день похож на предыдущий и от этого никуда не денешься, так и должно быть, но из-за этого мы постоянно начинаем забывать, кто мы и зачем мы. А мы люди и в наше время жить сыто и спокойно слишком опасно, опасно в том смысле, что можно забыть, что мы люди - мера всех вещей.
А в походах есть время подумать об этом, есть возможность вспомнить что такое человек человеку, есть возможность почувствовать, как ты зависишь от людей и как люди зависят от тебя. Это дает возможность не потерять чувство ответственности, а это главное. Я предлагаю выпить за чувство ответственности.
- Многословно, но правда.
Я смотрела на Костю и видела и думала: то, что он сказал, звучит как будто высокопарно, здесь полшага до фальши и все-таки он удержался и не сделал этого полу шага, этому веришь. Костя медленно пил вино и смотрел на меня, но я чувствовала, что он сейчас, где-то далеко, далеко, только это продолжалась не долго, он встрепенулся и снова был со всеми.
- Нас прервали, так отчего же тебя так интересует выражение моих глаз.
- Знаешь, Костя, ведь вы с Сашей можете занести на свой счет еще одну спасенную, просто вы об этом не знаете.
- Это интересно, впрочем, мой счет уже закрыт.
- То есть?
- Давай не будем об этом сейчас.
- Ты думаешь, что будет "потом"?
- Кто знает? Ребята, нас скоро отсюда выгонят, поедем ко мне, мы еще не все допели, не все допили, а завтра все равно выходной.
Рита, может и ты с нами?
- Неудобно.
А мне на самом деле хотелось пойти с ними, хватит ли у Кости настойчивости уговорить меня?
- Юра, уговори Риту.
- Правда, Рита, пойдем, тебя проводят потом.
- Ты еще не все песни слышала, а кроме того, может это то самое "потом" и есть?
- Хорошо, только я не на долго.
Жилье Кости.
В наши дни трудно по жилью определить, кто в нем живет: стандартные дома, стандартная мебель, унифицированная радио аппаратура. Но Костина комната все-таки имела свое лицо: в углу стоял огромный телевизор без футляра, какие-то приборы, распределительный щит. На стенах фотографии: горы, горы, все разные, все в снегу. Еще фотография: женщина в штормовке, в руках ледоруб, она смеется прямо в объектив, за спиной у нее горы.