- Давно, может, еще со школьных времен, а потом, когда сидел радистом на Памире, слушал почти круглосуточно. А начальник метеостанции был большим знатоком этой музыки, он и меня научил разбираться в ней. Твоим мелодиям далеко до этого.
- Я знаю, но для меня главное - слова.
Да, главное в песне - это слова. Попробуй, напиши песню с красивой мелодией и с неинтересными словами; ее будут слушать, даже петь, но очень скоро забудут. А если хорошие слова и плохая мелодия? Такую песню будет интересно слушать, мелодия будет раздражать, будет мешать слушать слова.
- Значит, все-таки, и слова, и мелодия, потому что это песня, в которой есть и слова, и мелодия, и исполнение, надо еще и уметь петь. Как много всего надо уметь, как много времени уходит зря.
- Скоро Новый год.
- Встретим в лесу?
- А как же иначе?
- Рита приедет?
- Пока не знаю, но хочу праздник встретить с ней.
Странное у меня было чувство после этого перекура: вроде бы Костя сидит на тех же позициях, и ничего не сказал нового, и ни с чем не согласился, но сам позвал меня к себе, и сам вспомнил о празднике. Посмотрим, впереди больше месяца до начала сезона.
На Центральной площади уже стояла огромная елка, лампочки еще небыли подключены, и ее темный конус высился над домами. Автобус обошел караваны медленно бредущих снегоуборочных машин, сгребавших снег. Зима...
Это Костя приучил меня по-особому относиться к зиме, считать ее лучшим временем года, любить ее приметы, и теперь он делает вид, что ничего не произошло: зима, так, зима, снег - мерзлая водичка, и какое ему до этого дело?
Когда не стало Тани, Костя лечил себя активной деятельностью, стал спасателем и спас самого себя, по крайней мере, он оставался человеком, теперь он вбил себе в башку, что это не для него. Если бы удалось как-нибудь утащить его в горы...
Что же ты притих?
Нам пора уйти снова в зимовье,
Где - когда пурга - белые снега нам в лицо пылят.
Где полярная длинная дуга служит изголовьем
И лежит в ногах, в тающих снегах вся моя земля.
Это важно, где и какой горе сдать души недуги,
И куда бежать, чтобы побеждать годы и себя.
Ты еще не стар, ты же не устал северу быть другом,
Рано связи рвать, рано отставать от своих ребят.
... Тогда Костя мне сказал:
- Этой зимой я буду работать в спасотряде, хочешь поехать врачом?
- Когда трубят твои трубы, я всегда готов встать под твои знамена, мой шеф. А справлюсь ли?
- Я в тебя верю, мой мальчик.
Служба была спокойная, мы даже сами успели сделать поход, а весной началось...
Ураганные ветры со снегом, в горах лавины, а на маршруте группа. Мы нашли тех ребят, обмороженных, потерявших силы, потерявших надежду. И мы их тащили через перевал в пургу. Костя обморозился сам, но тащил как зверь из последних сил, только приговаривал:
- Ничего, ничего, надо - сможем.
И смогли.
За перевалом нас ждали вездеходы, а потом Костя месяц провалялся у меня в больнице.
Я напомнил ему об этом случае.
- Да, но тогда от нас требовалось одно: действовать. Было очень плохо, очень тяжело, но было просто, нам не нужно было выбирать, нам нужно было работать. Тогда наша совесть была чиста.
- А сейчас?
- Сейчас нет.
- Ты стал просто рефлексирующим интеллигентом.
- Не копайся, Сашка, в конце - концов, я лучше других в себе разберусь.
- Ну и разбирайся.
Один из моих дорогих для меня людей развенчал сам себя.
Не дай вам бог, когда придет беда
Уйти в себя, укрыться на запоры.
Сказать "прости" оставленным следам,
И отказаться, не вступая в споры.
От рук друзей, не подавать руки,
И прятать взгляд от ищущего взгляда,
Рассудком жить, рассудку вопреки
И застывать, кому же это надо?!
Из письма Кости.
"Я все помню: и первый вечер, когда тебя впервые увидел, и снегопад, и когда первый раз поцеловал тебя. Это произошло само собой, мы уже не убегали вперед, и незачем было оглядываться. Ты все время со мной, чтобы я ни делал. Ты - со мной. Но это только моя выдумка, а на самом деле, где ты - не знаю, нужен ли я тебе, думаешь ли ты обо мне - ничего не знаю.