Телеграмма Риты.
"Не выдумывай. Нужно. Приеду. Рита".
4. Костя Серов.
Сначала пришло ощущение счастья, а уже потом я проснулся, а ощущение не уходило и я вспомнил: сегодня приезжает Рита. Нужно отпроситься с работы, нужно достать цветы, у нас зимой это не так легко и сделать: люди с благодатного юга не балуют Минск цветами, придется в Ботаническом саду поупрашивать.
Последние дни прошли в суете, но это была приятная суета. Наша лесная избушка уже украшена, все подготовленно к празднованию Нового года.
Автобус. Первая сигарета. Лаборатория.
- С наступающим Новым годом!
- С новым счастьем!
Какие все красивые, бодрые, добрые, если бы люди каждый день были такими. А впрочем, чего и не нужно, скучно было бы жить, да и примелькались бы это красота и доброта.
Несмотря на диалектико-материалистическое воспитание, люди где-то в глубине души - язычники и Новый год - самый языческий праздник, вот они и просят для себя и других успехов, здоровья, удачи. А потом, через сутки, они уже опять становятся диалектиками. Но так приятно на день в году стать язычником.
А потому какая там работа 31 декабря? Наши женщины освободили от радиохлама подоконник и установили на нем елку, а украсить ее - совсем просто: тот же радиохлам, подвешенный на елку, смотрится очень мило.
- Костя, ты не хочешь с нами встречать праздник?
- Нет, спасибо, я - в лесу, у нас уже все готово.
- Новый год - все-таки домашний праздник.
- Кто знает, где мой дом больше? Мы можем здесь слегка попраздновать, я шампанское принес.
- Я тоже. Борис Алексеевич, можно?
- Сегодня можно. Выключайте приборы и двери - на запор!
- Борис Алексеевич, вы сегодня такой добрый, что хочется вас расцеловать.
- Так целуйте, я всегда добрый, только скрываю.
Горят лампочки на елке, в разномастной посуде пениться шампанское.
- С Новым годом!
- С Новым годом, Костя!
- С Новым годом, Наташа!
- А ты знаешь, ты за несколько дней сильно изменился, стал мягче, что ли, с чего бы это? Говорят, тебя видели с женщиной?
- Возможно.
- Ну, дай-то бог, а то жалко на тебя смотреть было, желаю счастья.
- Спасибо, Наташа, и тебе тоже. Борис Алексеевич, можно мне сегодня уйти пораньше?
- А как пораньше?
- Часов в двенадцать.
- Да мы все в двенадцать уйдем, сегодня можно.
А я волновался.
Аэропорт.
Я так привык летать на самолетах, что в моем понимании аэропорты давно уже отняли у вокзалов право быть символами встреч и разлук, расстояний и перемен. Иногда я прихожу в аэропорт безо всякой видимой нужды, просто потому, что смутно на душе. Толкаюсь в кассовом зале, выхожу на перрон, смотрю на самолеты, встречаю незнакомых пассажиров, прилетающих из незнакомых городов.
Я в аэропорту свой человек, летчики - мои приятели, вертолетчики - мои друзья: и летать с ними приходилось, и выпивать.
Когда я теперь их увижу, да и увижу ли?
- Внимание! Произвел посадку самолет, следующий рейсом Б-52 из Гомеля!
Вот он, АН-24, гремя турбинами, медленно подруливает к ограде. Ну, скорей же! Как долго вертятся винты, никак не погасить инерцию. Наконец, остановились. Сейчас подкатят трап, откроется пассажирский люк. Секунды, секунды, длинные, как часы. Холодно. Или жарко? Черт его знает. Выходят. Один, другой, третий, десятый.
И красная куртка, черные брюки, большая спортивная сумка. Рита!
- Костя, милый!
Мы стоим, обнявшись, здесь можно. Люди оглядываются, но не осуждают, здесь можно.
Я забираю у нее сумку и отдаю ей цветы.
- Спасибо, илый. А ты, оказывается, внимательный.
- Так это же очень просто, когда все время думаешь о тебе.
Она прижалась к моему плечу, потом посмотрела на меня:
- Ты знаешь, я тоже все время о тебе думаю. Ты не разлюбишь меня?
- Нет. А ты можешь?
- С чего ты взял?
- Мне так Доктор нагадал, а он поэт, и, значит, специалист по теории.
- Он же меня совсем не знает.