Бочар влезает на обрыв, осмотрелся и козырем с'езжает вниз с текучего песка:
- Никого. Псалом один сидит с бабкой.
"Вот так... Узнала бы..."
Взбираемся наверх. На скамейке, под толстым дубом, сидят Наташа и Конон. Рука Наташи в руке Конона. Псалом смотрит напористо, а она смеется.
Колька с Бочаром убежали, а я стоял как пень.
"Не упасть бы перед Кононом, или пройдешь, как пьяный".
Пошел быстро и неверно, и, поровнявшись, снял фуражку, не для рыжего снял.
- Ерема!
Псалом поманил пальцем.
Решил, что лучше подойти. Плавал в глазах туман и круги. Наташа почему-то дергала псалома за руку. Подошел. Конон молча крутил ус. Вижу вот прыснет со смеху. Хочу сказать умное и не знаю что, и во рту сухо. Конон выгнулся весь на скамейке:
- Вы прекрасны, точно роза...
Прыснул, запрокинув голову.
"Разве дать ему ногой в нос?.."
Так весело, что разинул рот с усами рыжими.
- Кэк это? А-га-га-га! А-га-га-га! "Роза вянет от мороза". А-га-га-га!..
Захватило дух. Надо уйти, что-нибудь сказать, а что сказать? И ноги не слушаются. С трудом выжал:
- Ка...ка...кие... вы!..
Наташа покраснела. Быстро пошел и слышал позади:
- "Ка...ка...ка..." Ваше личко никогда... А-га-га-га!..
Ненавидел я ее, а себя за углом бил по голове кулаком.
"Онуча... Господин доктор... Заводский... Еремка".
Еремку бил, обиду бил, глупость свою...
VII.
С этого пошло все хуже и хуже. Под вечер другого дня Колька, с притворным усилием, долго рылся в кармане, достал "Спящую Красавицу" и поставил на землю:
- Сказала... Не надо, сказала...
Белая головка снята с пузырька и духов не хватало до золотого ярлыка. Оба уперлись взглядом в землю возле пузырька. Хорошо бы избить сейчас Кольку. Поднял голову и посмотрел. У Кольки дрожали углы губ. Стало жаль. Перевел взгляд на "Спящую Красавицу". Каблуком бы ее. И еще захотелось остаться одному.
- Колька!
Колька посмотрел, часто моргая.
- Продам духи и тогда купим пороху. Приходи, Колька, завтра.
- Пойдем сичас!
- Нельзя сичас, - уроки. Иди домой.
Колька упрямо уставился в землю:
- Не пойду!
Слегка подтолкнул его:
- Иди!
- Не пойду!
- Ну, пойду я в дом. Ты будешь тут что?..
- Ну, и буду...
Колька взглянул исподлобья, медленно пошел из сада.
- Приходи, стрелять будем.
Колька не оборачивался.
Поднял "Спящую Красавицу", поковырял ярлычек. Сунул разом пузырек в карман и вышел за ворота. Длинная улица наша выходила к песчаному выгону, где стояли маслобойни. Тут пахло то горчицей, то подсолнухами. Здесь добывалась макуха и бывали драки с пузатыми хохлятами. Крепко сжимал пузырек в штанине. У маслобоен орали и матерщинили казаки. Сваливали с подвод, с арб мешки с подсолнухами. Кругом сыпучий песок. А на кладбище сразу стало пустынно и прохладно. С могил пахло чобром. Вышел на обрыв. Внизу, в желтом песке оскалилась каменоломня; как выбитые зубы, валялись белые плиты. Оглянулся по сторонам, спрыгнул в яму. Все нужно сделать быстро, и, чтобы никто не видал. Подошел к самой большой плите, вытащил вспотевшую руку с пузырьком, закрыл глаза, с силой швырнул пузырек в камень. "Спящая Красавица" скользнула по краю плиты и невредимо вонзилась в песок. Быстро вырвал из песка и, на этот раз, без промаха хрястнул о камень. От всей "Спящей Красавицы" остались на камне серебристая пуговка и подтек. Оглянулся по сторонам и прислушался. Тихо в заброшенном карьере. Стал на колени, припал к камню, долго нюхал. Пахло давленной морковью и сырой глиной. Вдохнул еще, еще... Последний раз. Горстью песка забросал следы. Побрел домой. Стало легко, как после скарлатины в прошлом году.
VIII.
С акации видно Наташу. Сидит она под деревом, уронив голову на руки. В распахнутых дверях дома показался сам казначей и Семикобылин - лавочник. Семикобылин с малым выволакивают во двор буфет, обеденный стол, стулья, размахивают руками, кричат. О чем кричат, не слышно.
Что же там такое? Наташа посмотрела в ту сторону и поднесла платок к глазам, вытирает, значит, плачет.
- Еремей, обедать!
За обедом мать опять скулила - то не так, это не так... Всех ругала кровопийцами и жуликами; даже до соборного протоиерея добралась за то, что он "наел живот и завел себе бабу". Думаю, что все на заводе лютые, потому там из людей жилы вытягивают работой. Пойду в доктора, - может, мать не будет так шипеть на людей.
- Шведиха отдает-то?.. - перебила мать бабка. - Аль задаром стирала?
- Черти, ведь... Им што?.. Стирай, пожалуй... Черти...