— Нет, пора, пора, — проговорила она торопливо на приглашение хозяйки посидеть еще.
— Матушка… — сказала почтмейстерша, как будто вспомнив что-то, упущенное ею из вида, — так вы говорите, что у вас три комода.
— Теперь два. Один уже продали.
— Может быть, один на мою долю оставите.
— Хорошо, хорошо. Я там посмотрю.
Матушка уехала. А почтмейстерша стала собирать посуду, даже не спросив у кузнечихи, не хочет ли она еще чаю.
— Приехала — только всю душу растравила, — сказала она, — как вспомню про этот соболий воротник, так сердце и перевертывается.
1918